Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

Есть идеал — коммунистическое человечество; вот с этих позиций и надо пером вытаскивать из всех щелей сегодняшнюю дрянь. И не удивляться ее шипению, а то и укусам. Ведь если советские фантасты будут искать спокойных бережков над речкой, у общества одним гребцом станет меньше. А этого быть не должно.

Мы рады, что «Книжное обозрение» свой специальный выпуск посвящает фантастике. Нам представляется это и своевременным, и симптоматичным.

Тридцать лет назад мы написали свою первую статью о положении в советской фантастике. Она не была напечатана, и слава богу, ибо читать ее сегодня было бы, наверное, и странно, и неловко.

То было время, когда девяносто пять процентов издательских работников и литературоведов искренне полагали, будто фантастика — это такая специальная научно-популярная литература для подростков. И что характерно — большая часть писателей-фантастов понимала фантастику так же. Издательства выпускали в год не более полдюжины названий — главным образом переиздания классиков (Жюль Верн, Г. Уэллс, А. Беляев), а писательский актив составляли авторы, имена которых сегодня помнят только специалисты да коллекционеры.

Впрочем, любителей фантастики было много уже и тогда, но никто из них не слыхал в те времена имен А. Днепрова, Е. Войскунского и И. Лукодьянова, С. Гансовского, И. Варшавского, В. Савченко, М. Емцева и Е. Парнова, Д. Биленкина, В. Михайлова, Кира Булычева. Михаила Булгакова знали только библиофилы. А. Азимова, Р. Брэдбери, С. Лема — только те, кто читал по-английски и по-польски. Р. Шекли, К. Воннегута, С. Кинга — вообще никто.

Как видите, кое-что все-таки переменилось за эти тридцать лет. Появились новые имена, наша фантастика пережила небывалый взлет 60-х и сокрушительный разгром в 70-х. Престиж ее внутри нашей страны и за рубежом неизмеримо вырос. Заявили о себе специалисты-теоретики этого вида литературы. Фантастика пришла в кинематограф.

И в то же время количество проблем не уменьшилось, а вроде бы даже возросло.

Казалось бы, названий литературной фантастики, издаваемой ежегодно, не так уж и мало, но ХОРОШАЯ фантастика по-прежнему остается дефицитом.

Казалось бы, авторский актив увеличился на порядок, но буквально десятки талантливых авторов пробиться к читателю так и не могут.

Казалось бы, уже и сами инстанции, от которых зависит издание высококачественной фантастики, на словах признали роль и важность этого вида литературы, но на практике не делают ничего для его успешного развития, а зачастую попросту мешают этому развитию.

И сегодня, как и тридцать лет назад, приходится объяснять, убеждать и ругаться.

В конце февраля АБС встречаются в Москве. Они собираются работать над сценарием ЖВМ, но отводят время и правке черновика ОЗ.

Рабочий дневник АБС [Запись между встречами]

фотохромные очки

20.02.88

Вчера Б. прибыл в Мск писать ЖвМ-С.

Сделали 5 стр. (7)

Вечером сделали 5 стр. (10) (22)

21.02.88

Сделали 8 стр (18)(53)

«Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх».

Евангелие от Иоанна[47].

Вечером сделали 5 стр. (23) (71)

22.02.88

Сделано 10 стр.(33)(107)

Вечером сделали 5 стр. (38) (137)

23.02.88

Сделали 11 стр.(49) (161)

Вечером сделали 6 стр. (55) (180)

24.02.88

Сделали 7 стр. (62) (209)

Вечером сделали 7 стр. (69) (217)

«…порожденные страхом, подозрениями и тайной»[48].

25.02.88

Сделали 6 стр.

И ЗАКОНЧИЛИ СЦЕНАРИЙ НА 76 СТР-ЦЕ.

26.02.88

Составляем планы изданий и вообще подбиваем всякие бабки.

1. Человек, который мог все.

2. Антиутопия. Конец перестройки.

27.02.88

Б. уезжает.

В мартовском номере журнала «Детская литература» выходит еще одна умная и основательная статья о творчестве АБС.

Из: Канчуков Е. …Каждый город и весь мир принадлежал им по праву: Детство в прозе Стругацких

<…>

Интеллект, способный к детальному анализу заданного предмета (костяк прозы Стругацких); развитое воображение, несомненные литературные данные, в частности склонность к игре, к мистификации, к актерству; упорное творческое совершенствование и, как следствие, успех у широкого читателя — все это обусловило создание уникального мира прозы Стругацких. Предметом своего исследования Стругацкие, повторяюсь, раз и навсегда избрали социум.

<…>

В начале шестидесятых «наступил естественный период разочарования. Мы потеряли ориентировку тогда», — скажет впоследствии Борис Стругацкий. Потеряли ориентировку не только Стругацкие. Проза тех лет дала резкий крен в сторону лиризации, романтизации действительности. Это как раз заставило Стругацких все более осознанно искать, моделировать «трезвые» варианты объективно-возможного будущего. Именно это, в конце концов, определило место и роль детства в их прозе. Детства — не возрастной категории, не розового периода развития личности, но категории философской. Воплощенного будущего. Принципиальной новизны в этом нет, но… Стругацких интересует неожиданная грань взаимодействия этих величин: мера и формы воздействия будущего на настоящее.

<…>

Детство как таковое присутствует уже в первой повести Стругацких («Страна багровых туч», 1957). Пока вполне номинально. Довольно уверенное тогда ощущение «коммунизма — в четыре пятилетки» как единственно возможного варианта будущего снимало какие бы то ни было споры о детях. Могут ли в коммунизме быть плохие дети?.. Конечно, нет, а поэтому и внимание Стругацких коснулось детства лишь однажды. И то вполне традиционно по тем временам: «Вообще назначение человека, — скажет Дауге, — превращать любое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживем до садов на Венере, то наши дети доживут…»

Но уже через семь лет, в шестьдесят четвертом, Стругацкие вполне сориентировались в ситуации, и, как следствие, доктор Опир из «Хищных вещей века» надует великолепный мыльный пузырь, внешне совершенно безобидный, но будящий странные ассоциации: «Еще несколько десятков лет, — провозгласит он, — и мы достигнем автоматического изобилия, мы отбросим науку, как исцеленный отбрасывает костыли, и все человечество станет огромной счастливой детской семьей. Взрослые будут отличаться от детей только способностью к любви, а эта способность сделается опять-таки с помощью науки — источником новых, небывалых радостей и наслаждений…»

А чтоб ассоциации эти обрели нужную интонацию, тут же соображения доктора Опира будут сведены к широко обобщенным понятиям: «Неооптимизм… Неогедонизм и неокретинизм… Неокапитализм… — брезгливо подумает Жилин, слушая его монолог. — Нет худа без добра, сказала лиса, зато ты попал в Страну Дураков. Надо сказать, что процент урожденных дураков не меняется со временем. Интересно, что делается с процентом дураков по убеждению». Действительно…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});