Сестра (СИ) - Галина Гончарова

— Женщине тихой и скромной быть надобно…

— и выдадут ее замуж за боярина Морозова, на сорок лет старше.

Мария опустила глаза. Ну да, не в бровь, а в глаз. И посмотрела на дочь. Раз уж такой разговор.

— Ты и про Ефимию знаешь…

— Знаю. Вертели другие, платить тебе пришлось…

— Виновата я пред тобой. И перед другими детьми. За свое горе, за нелюбовь в глазах мужа, за шепотки за спиной вас виноватила, так и жизнь пролетела. Ты меня прости, ежели сможешь. А нет — так я тебя не виню. Но что я прошу — хоть постарайся сделать.

Софья кивнула. Да, любви между нами не будет. Но понимание есть. Сделаю я то, что ты попросила, матушка. Постараюсь. А уж что дальше будет — один Бог знает. Только не говорит…

Алексей в это время отчитывался перед отцом.

Золото… месторождение, случайно найденное в тайге, оказалось богатым. Сейчас там спешно строились четыре деревеньки. Точнее уже почти построились и параллельно — строилось все необходимое для золотодобычи. Шурфы, драги, у нас тут, чай, не Африка, где вручную намывать можно. Помой‑ка песочек при минус двадцати… ледком из речки!

Ну и по мелочи.

Золото надо было везти желательно не в самородках, а в чем‑то еще. Поэтому на месте же строился маленький заводик. Чтобы на месте делать слитки, а уж в Москве из них начеканят монету.

Разбойники?

Да нет, покамест все тихо.

Но пока еще и настоящая добыча не началась. Пока люди добрались, пока отстроились, пока то да се…

Степан, конечно, неугомонный, башкир и татар гоняет так, что только пыль из‑под копыт, опять же, лихие людишки там шалят часто, но покамест вроде тихо.

А и то — воровать‑то пока нечего. Разве что людей да скот. Ну, попытались, тут же получили — и отступились. Это ведь не войско, это волки. Овец рвать могут, а как на кого позубастее наткнутся…

Алексей Михайлович слушал со странным выражением. Потом кивнул.

— Взрослый ты, Алешенька. Я чай, в Москву тебе пора возвращаться.

— Зачем?

Вот уж чего Алеше решительно не хотелось — это обратно в Кремль. Да лучше сразу головой в змеиную яму — гадюки такие милые и добрые существа… — Пора уж тебя женить. Смотрины устраивать, невесту присматривать…

Алексей собрался. Вот на этот случай была у него заготовка, которую они с Софьей и придумали.

— Тятенька, ты ведь по Руси смотрины устроить хочешь? Как тебе устроили?

Алексей Михайлович кивнул. И наткнулся на взгляд сына. Серьезный, внимательный.

— Тятенька, не хочу я еще одних воров у казны. Кого ни выбери — за ней боярский род будет, а значит — клянчить подачки примутся, жена ныть будет, что недовольна, да мало ли способов в доверие да в казну влезть. Не хочу.

Непроизнесенным повисло 'Ты уже нарвался, теперь и меня хочешь в ту же петлю?!'. Но некоторые слова лучше и не произносить, ни к чему. Алексей Михайлович кивнул.

— а что ты предлагаешь?

— Жениться надо на принцессе иноземной, так, чтобы союз крепить с другими странами.

— Так она не православная…

— Так и мы, чай, устои меняем. И вообще — жена да спасется мужем своим, — прищурился в ответ Алексей. — тятенька, что мы — худородные, что ли? У Фердинанда — две дочери, одна вроде как за поляка сговорена, да вторая пока еще свободна. У Филиппа Испанского дочь Мария, ей всего‑то четырнадцать лет, поговорить можно. А ежели что — и подождать пару лет, пока еще у кого дочь не родится или не подрастет. Нам куда спешить?

Алексей Михайлович задумался.

— Опять же. Ты меня королем польским сделать хочешь, я знаю. Так когда они меня лучше примут — с нашей боярышней — али с европейской принцессой?

Романов — старший кивнул.

— Да, пожалуй.

— Тятенька, а кто тебе сказал, что женить меня пора? Уж не Милославские ли напели?

— Не любы тебе Милославские.

— Они не монетки золотые и не девушки красные, чтобы я их любил.

Алексей мысленно пометил себе — попросить Ордина — Нащокина, чтобы тот поглядел внимательнее. С кем государь советуется чаще, кто к нему в ближники вошел… ох, не к добру это. Точно, еще один Морозов нашелся на его голову. Через жену‑то им вертеть всяко легче будет.

А вот не дадим себя женить!

Алексей вспомнил упрямый взгляд Софьи — и приготовился к дальнейшим гадостям. Они и не замедлили.

— И все же, пора б тебе в Кремль перебираться.

— Приневолить ты меня всегда можешь, тятенька, на то твое право, — Алексей выглядел так расстроенно, что прослезился бы и африканский крокодил. А в ушах звучал голос Софьи.

Не спорь, никогда не спорь с отцом. Он сильнее. Но он тебя любит — и на этом можно играть. Не дай ему сломать твою жизнь, как сломали его.

— Да разве плохо тебе здесь будет, сынок? Рядом со мной…

— Ох, тятенька. Там у меня спокойнее, свободнее, из окна выглянешь — соловьи поют, на коне промчаться можно, а тут что? Ни воли, ни воздуха… сидеть за этими стенами, как зверю в клетке! Только выть и останется.

— Что‑то я не вою…

— нет, тятенька, — Алексей скользнул на пол, прижался щекой к отцовскому колену. — и тебе здесь плохо. Просто ты сильный, а я пока еще маленький. Меня здесь сломают и в дугу согнут, ты же для меня такого не хочешь?

— Такого — не хочу. Кстати, и еще одного ребенка хорошо бы в твою школу взять. Найдется местечко?

— Кого, тятенька?

— Петю Апраксина. Возьмешь?

— Как не взять. Пусть к следующему набору и готовится…

— Набору… завел ты, Алешка…

Но ворчал царь больше по привычке, по — доброму. Алексей это почувствовал — и решил поделиться, чтобы разговор закончился на хорошей ноте.

— Тятенька, так и еще дело у меня.

— Какое, сынок?

— Тятя, а почему мы такое оружие не делаем?

Казнозарядный пистолет Алексея Михайловича не привлек. Так, повертел его в руках пару минут и отложил.

— Дорого, сынок. Денег в казне нет.

Алексей едва не зашипел.

Конечно, денег нет! Ежели тучу дармоедов — бояр подкармливать ежели воруют на всех местах — выпускники ему регулярно грамотки шлют, ежели храмы строить вместо того, чтобы деньги в дело употребить…

Алексей и сам не замечал, как менялось его мировоззрение под влиянием Софьи. Храмы строить? Зачем? Ах, душу свою спасать? Ну — ну…

А чью‑нибудь еще ты спасти не пытался? Там, из нищеты вытащить, от беды спасти, помочь… нет? Ну, тогда хоть всю Русь храмами застрой — дела не будет. Кому ты нужен, гроб повапленный…

Царь, конечно, милосерден и помочь готов, но ведь как много тех, кто о помощи не просит, а нуждается в ней и очень сильно?

Вслух, понятно Алексей этого не сказал. Но умильную мордяху состроил.

— Тятенька, а можно мне таких для ребят своих понаделать? Деньги я найду…

— Ну, наделай…