И в темноте увидеть свет - Сергей Александрович Самохин

совсем армия, солдаты живут очень недурно. Вам понравится. – еще раз ободряюще улыбнулся Шмидт. – Я же не должен вам повторять, чтобы вы за сегодняшний день не делали много глупостей? Например, я очень прошу вас не выезжать за пределы Базы, как вы сделали вчера. Нет, ничего плохого в этом нет, просто мы сейчас так близки к успеху, что я просто пытаюсь исключить даже минимальный риск. Понимаете?

– 

Понимаю. – ответил я. Следят за мной, конечно. Ну а чего я ожидал? – Нет, все будет нормально, я сегодня никуда не собираюсь.

– 

Замечательно. Тогда до завтра. Машина будет у вас в семь утра, устроитесь в квартире и сразу к нам на завтрак. Завтраки у нас отличные, кстати – не пожалеете!

Распрощались, и Шмидт чуть ли не бегом побежал по лестнице вниз, запрыгнул в ожидающую его машину, и уехал. Как минимум не соврал, что спешит. Меня ждал тот же самый водитель, который так же отвез меня до жандармерии. Я поднялся сразу к себе, и рухнул прямо в обуви на кровать. Так, думать нужно, думать. Что не так? Меня повышают, переводят работать в Центр. Это хорошо? Месяц назад я бы сказал "разумеется да!". Что изменилось сейчас? А то, что я не верю доктору Шмидту. Причем просто не верю ему, безо всяких на то причин. Потому что причин не верить ему у меня нет: все, что до этого говорил и делал доктор, было правильно. Только вот не верю я. И как мне теперь быть? Стоит ли прислушаться к себе, или это паранойя?

Не знаю. Бежать сейчас? Блин, я почти уверен, что меня просто не выпустят из города, попытайся я сейчас уехать. И проверять не хочу – я практически знаю, что это так. Пока доктор мне доверяет, у меня есть относительная свобода. Вот отпустил же он меня сейчас домой, а ведь мог бы сразу "призвать". Получается, к сожалению, что и про опухоль он не врет: не стал бы он со мной так носиться. Тогда получается, что мне остается только идти на операцию, и надеяться оказаться в тех семидесяти процентах, которые гарантируют успех операции. Нужно поговорить с Грюнером. Ему я верю. А где это можно сделать? Верно, в самом Центре. Значит, собираемся и ждем машину завтра. А там уже у меня будет полдня минимум, чтобы что-то решить.

Собирался я не очень долго – я еще и толком обустроиться тут не успел. Значит, не светит мне больше в жандармерии послужить. Надо ли сообщить Лаццо? Вообще-то я должен был к нему зайти, но потом решил, что гори оно все огнем. Он сказал, что это по работе, а с завтрашнего дня я в жандармерии не работаю. Пока собирался, раздался стук в дверь, и затем дверь открылась, без малейшей помощи с моей стороны. Энрике Лаццо собственной персоной зашел ко мне в гости.

– 

Андрей! Ну блин, мы же договорились! Я же тебя жду!

– 

Мы договорились, что сегодня я буду распределен по дежурствам. Я думаю, что это уже не актуально в связи с моим переводом в Центр, не так ли?

– 

Ааа, тебе уже сообщили. – спустился на полтона ниже Лаццо. – Все равно, сегодня ты еще тут на службе, и пока еще в моем подразделении.

– 

Именно. И вы сами мне сказали, что сегодня я могу отдыхать. Ладно, так мы можем препираться долго, на самом деле.

– 

Порой я жалею, что мы не в армии. – вздохнул мой пока еще командир. – Ладно, оставим это. Так ты пошел на повышение?

– 

Вроде того. – не стал углубляться в подробности я. Я понятия не имею, что Лаццо знает, а что нет. – Пока еще не знаю, завтра с утра меня заберут в Центр.

– 

Поздравляю. – как-то грустно улыбнулся Лаццо. Он явно хотел еще что-то сказать, но то ли не решался, то ли не знал, как начать. – Надеюсь, еще пересечемся.

– 

Наверное. – пожал плечами я. – Все же тут рядом будем.

Лаццо вроде собрался уходить, но остался в дверях, барабаня пальцами по дверному косяку.

– 

Андрей. Я надеюсь, ты меня понимаешь. Или поймешь. В конце концов, мы с тобой оба по сути солдаты на службе.

– 

Я не уверен, что понимаю, о чем вы говорите. – совершенно искренне ответил я.

– 

Окей, все в порядке. Удачи на новом месте. – Лаццо повернулся и ушел.

Я остался со своими вещами и чувством легкого недоумения. Потом пока отложил недоумение, и взялся за вещи, благо с ними было проще справиться. Ночью почти не спал. Во-первых, отдохнул уже. Во-вторых, в-последних и в-промежуточных, слишком много мыслей в голове. Ворочался, по ощущениям, чуть ли не до утра, утром смог как-то задремать, и чуть было не проспал выезд – открыл глаза без десяти семь. Сначала поднялся с кровати и пошел умываться и одеваться, и лишь потом проснулся, уже сидя в машине, везущей меня в Центр, вместе со всеми моими вещами.

В Центре меня провезли чуть дальше, чем обычно – мы пересекли площадь и спустились почти к самой воде, к заливу. Там мой водитель высадил меня, и помог выгрузить мой скудный багаж. Почти сразу ко мне подошел другой военный, и предложил следовать за ним. Он даже помог мне тащить сумки – вдвоем мы смогли все с собой взять. Дом, в котором квартировали солдаты Центра, представлял собой бывший отель, довольно-таки большое четырехэтажное здание. Меня определили в маленький номер на последнем, четвертом этаже. Что мне сразу не понравилось – в номере было жарко. Солнце жарило как вчера, на все сто процентов, и жарило точно в единственное окно моей комнаты. Я распахнул окно широко, постаравшись закрыть путь свету не очень-то темной занавеской. Мой провожатый только наблюдал за моими манипуляциями. Я поинтересовался, что теперь, и оказалось, что через пять минут, в половину восьмого, тут начинается завтрак, прямо внизу, в столовой.

Столовая разумеется располагалась на месте бывшего ресторана отеля – там уже было многолюдно. Человек тридцать-сорок вытянулись в очередь к стойке с некими котлами, негромко переговариваясь между собой. Не в форме при этом был только я да повар, раздающий еду. Впрочем, на меня глянули мельком, и больше внимания не обращали. Мое настроение портилось все больше и больше – я попал в какую-то армию. Причем совершенно сюда не стремился. Мой провожатый тоже не отличался многословностью, и просто молча стоял за мной в очереди, изредко здороваясь с проходящими солдатами.