Возвращение пираньи - Александр Бушков

Он выпрямился. Перехватив его спокойный взгляд, Кацуба левой рукой оттянул борт своей пятнистой куртки и показал круглую дырочку посреди воротника, ближе к его закругленному уголку:

– Чуть не достал, первым заметил...

– Стареем, – хмуро констатировал Мазур очевидную вещь, про которую следовало думать как можно меньше. – Посмотри в палатке...

Как порой случается, он чувствовал нечто вроде легкого разочарования – достигнута вершина, вес взят, порвана грудью финишная ленточка, и человек замирает в глупом бездействии, не сразу и понимая, что же теперь делать...

Кацуба вернулся, мотнул головой:

– Никого, конечно...

– Ценное наблюдение, – сквозь зубы сказал Мазур.

– Там шмотки и аппаратура. Будем смотреть?

– Погоди... Ты с в о е г о куда дел?

– А куда его девать? Пристроил в папоротники. Он себе там на ветках, в развилке, оборудовал неплохой насеет...

– Отвернись-ка и погуляй пару минут, – сказал Мазур Ольге. – За лесом понаблюдай, на карауле, в общем...

Минут через пять они все закончили, проделав неаппетитные, но неизбежные манипуляции, после которых утопший труп мертвого человека уже ни за что не всплывет на поверхность, – нехитрая мясницкая работенка, с которой примиряет лишь осознание того факта, что эти ребятки без малейших метаний души проделали бы то же самое с тобой и твоими друзьями, точнее, с т е м, что от вас осталось бы.

Три шумных всплеска – вот вам и финал. Ничего личного. И никаких прочувствованных прощаний, разумеется...

Мазур заглянул в лодку. Конечно же, там лежал акваланг с двумя баллонами – некая модификация VB-4, неплохая модель. Поднял почти невесомый черный гидрокостюм, примерил на себя, приложив к груди, словно женщина – платье. А вот с этим похуже, не тот размерчик, бесполезно и натягивать, будет сковывать движения, словно смирительная рубашка. Ничего, вода не столь уж и ледяная, они не так уж и высоко над уровнем моря, солнце на совесть прогрело верхние слои. На дне, конечно, будет прохладно, ну да тряхнем стариной, благо рыскать не придется, покойнички, джентльмены этакие, предусмотрительно обозначили место погружения, вверх-вниз, всего и делов...

Как следует убаюкав себя всеми этими оптимистическими раздумьями, направился в палатку. Ребята были истыми спартанцами, как все профи – ничего лишнего, боеприпасы, аптечки и тому подобные мелочи... виски... вот это мы приберем... магнитометр, как и следовало ожидать, еще парочка приборов аналогичного назначения, водонепроницаемый зонд на гибком черном кабеле... никакой маркировки... так, мазь на капсаициновой основе, в иных ситуациях вещь незаменимая, это мы тоже приберем... кто-то один был непозволительным романтиком, дурень ты этакий, кто же в такой поход берет фотографию девки... мы ее и смотреть не будем, чтобы в душе не оставалось тонюсеньких заноз, засунем под рюкзак... ага!

Он содрогнулся от тихой ненависти и бессильной злобы, адресовавшихся Франсуа. Лидер поганый. Гнида хренова. Тварь черномазая...

Мазур держал в руках длинные листы подробных компьютерных распечаток – покойнички протралили озеро на совесть, проделав всю необходимую работу, так что оставалось, собственно, протянуть руку и взять. Координатная сетка, глубины, привязка к сторонам света... и четкий контур самолета, вычерченный тонюсеньким пером электрографа. Сразу видно – носовая часть разбита ударом о воду, левое крыло отвалилось, валяется отдельно, а вот фюзеляж практически не пострадал, видимо, посадочная скорость была невелика, да и затонул он на глубине... если перевести фатомы[39], футы и дюймы в метрическую систему, получим десять метров и двадцать сантиметров, а миллиметры нас не интересуют вовсе, впрочем, сантиметры тоже...

Врал, скотина! Есть самолет на дне!

Глава пятнадцатая

De profundis[40]

Говоря откровенно, это предприятие попахивало авантюрой – и не слегка, а изрядно.

Он шел в воду без всякой страховки – Ольгу с Кацубой оставил на берегу, чтобы прикрывали подступы на случай визита кого-то непредвиденного. В противном случае получилась бы игра в волка, козу и капусту, которых предстоит с известными предосторожностями переправлять на тот берег в лодочке. Возьми в лодку Кацубу – Ольга на берегу может одна не справиться. Возьми в лодку Ольгу – при всех ее достоинствах остается молодой женщиной, не обладающей мускулами Шварценеггера, и вряд ли вытянет со дна на тросе, если, не дай бог, что-то там пойдет наперекосяк...

Быть может, и не авантюра – просто-напросто нарушение всех и всяческих предписаний, заранее обговоренных для данного случая. Но кто же мог знать, что не будет нанятых помощников, что путешествие обернется такой вот эпопеей? Предусматривалось, конечно, что в полном соответствии с известной пословицей насчет бумаги и оврагов что-то пойдет не так, непредсказуемо, но все равно, следовало бы взять в лодку Кацубу. И не позволять брать над собой верх эмоциям – он б о я л с я за Ольгу, Кацуба скорее е е страховал, оставшись на берегу. Наедине с самим собой можно признать, что допустил вопиющую безответственность: условия игры запрещали бояться за кого бы то ни было, проявлять ненужную симпатию к кому бы то ни было. Сорок шестой годочек. Может свести судорогой ногу, может прихватить сердце, да мало ли...

Ладно, замнем для ясности. Отцов-командиров здесь нет, он сам себе отец-командир... и где же тут безответственность, если человек твердо решил сделать все возможное и невозможное, чтобы выполнить все на него возложенное? Никакой тут нет безответственности, одна здоровая уверенность в себе, что бы там ни зудел в уголке мозга вечный оппонент, здравый смысл...

Туго накачанный борт лодки коснулся буйка, и тот качнулся на спокойной воде, уже прогретой солнцем, конечно же, отнюдь не ледяной... «Хватит», – сказал себе Мазур, выбрасывая за борт якорь на тонком тросе, увесистый стальной брусок обтекаемой формы. Якорь булькнул и моментально утонул в полном согласии с законами природы, трос разматывался секунд десять, потом ослаб, и Мазур быстренько зафиксировал остаток специальной защелкой: ребятки все предусмотрели, оснащены были на совесть...

Поправил на себе ремни – пояс с грузилами сразу же подогнал под свой вес, предшествующий хозяин акваланга был полегче на десяток килограммов. Оглянулся на берег – там, конечно, никого уже не было, спутники заняли позицию в лесу. Подрыгал ногами, проверяя крепление черных ластов, в последний раз мысленно поежился – и, чтобы разом со всем покончить, спиной вперед вывалился за борт.

Мгновение – и лопнула неощутимая пленка, отделяющая воду от воздуха, за стеклом маски что-то неуловимо и з м е н и л о сь, он был в д р у г о м мире, и, как всегда, описать словесами это знакомое чувство было решительно невозможно. Да и некогда. Да и ни к чему.

Придерживая левой рукой чуть заметно колышущийся трос, Мазур привычно пошел вниз, на глубину, невесомый, собранный. Ощущал, как вокруг понемногу становится холоднее, – а вот сумрак не особенно густой, солнце стоит в зените, вода, еще не насыщенная паводковым мусором, довольно чистая, прозрачная, пожалуй что, фонарь не придется включать до самого дна...

Вертлявая рыбья мелочь вилась вокруг, порой пощипывая голое тело осторожными касаниями, это было не особенно приятно, но Мазур не тратил время на то, чтобы разгонять мелюзгу: все равно приплывут новые, как комары. А это еще кто... что-то большое, типа судака... а не пойти бы тебе... ага, не понравилось, резко вильнув, отвалил в глубину... Есть! Знобящий холод понемногу просачивается под кожу, нужно побыстрее...

Навстречу ему брызнула стайка плоских, широких рыбешек. Отогнав их скупым взмахом ласта, Мазур, все еще держась за трос, встал на твердую землю рядом с покореженным, словно бы грубо скомканным хвостовым оперением. Поодаль лежало крыло, больше всего напоминавшее формой гигантскую школьную линейку, – длинное, прямоугольное. Было почти светло, он хорошо видел крупные детали.

Небольшой моноплан типа «парасоль» – крыло крепилось над фюзеляжем. Судя по всему, он погружался почти вертикально, при соприкосновении с дном разбитому ударом о воду носу еще больше досталось, мотор сплющило, никаких следов винта... потом затонувший аэроплан довольно аккуратно лег на брюхо, две высокие стойки колес, конечно же, подломились к черту, вот она, левая, на дне, как лапка раздавленного таракана... лобовое стекло разлетелось, но один боковой иллюминатор уцелел... что за черт? Это неправильно!

Колыхаясь вверх-вниз, что твоя водоросль, Мазур снял с пояса мощный фонарь, посветил. Старательно обшаривал конусом белого света фюзеляж, крыло, хвост...

Это было неправильно. Самолет, пролежавший на дне всего-то несколько д н е й, выглядит совершенно иначе. Он, несмотря на любые повреждения и разрушения, просто-напросто н е у с п е в а е т прийти в такое вот состояние...

Вынув из ножен широкий кинжал, Мазур постучал по фюзеляжу там и сям, посветил, ковырнул борт.