Люди долга и отваги. Книга первая - Борис Елисов

Вернулся Н. С. Наумов домой, в Сметанино, стал работать агентом Министерства заготовок. Года через три предложили ему перейти на службу в милицию. И, хотя зарплата была меньше, согласился. На вопрос: «Почему?» Николай Степанович ответил коротко и достойно: «Работа мужская, солдатская».

Живет в Павлово Санчурского района Кировской области замечательный, добрый человек Николай Степанович Наумов. Хороший семьянин и отец. Вырастил вместе с женой детей. Старший сын закончил Тульское высшее военное артиллерийское училище, как и отец, — «бог» войны. Дочь студентка геологического факультета Казанского университета. В праздники надевает Николай Степанович парадную свою одежду, на которой вместе с боевыми наградами поблескивают и трудовые. Среди них — орден Трудового Красного Знамени, знак «Отличник милиции», медали. Николай Степанович Наумов и сейчас на посту — боец милиции, солдат.

Юрий Феофанов

ПОСТ У ВОКЗАЛА

Старшина Чельцов не любил происшествий. Не то чтобы он их боялся. Владимир был кряжистым крепышом. Если к этому добавить, что пришел в милицию старшина прямо из воздушно-десантного полка, где отлично отслужил положенный гражданину мужского пола срок, будет ясно, что страха перед дебоширом он особенного не испытывал.

Происшествий же старшина Чельцов не любил потому, что они создавали суету. Владимир Иванович любил все обстоятельно взвесить, обмозговать. Тот же пьянчужка начнет куролесить, надо в порядок человека приводить, а то и доставлять. Старшине же интересно, чем бы все кончилось, а также, почему все началось. Недосуг пораскинуть мозгами — надо тащить раба божьего. А там этот самый раб попадал уже в другие руки.

Пост у старшины был на привокзальной площади. Три года назад он сошел с поезда в армейской форме на эту вот самую привокзальную площадь. И тут же увидел, как трое бьют человека. Через мгновение двое корчились, а один бормотал: «Ты что, ты что, я же не хотел».

Когда в милиции все утряслось, начальник отделения, полковник, разговорился с демобилизованным старшиной. Хоть куда парень. Глаза смелые, а лицо простодушное. Когда же поговорили, полковник понял, что и ума старшине не занимать. К тому же десятилетка. Не рассчитывая на согласие, полковник все же предложил старшине пойти в милицию.

— Можно и в милицию, — ответил десантник, — дело недолгое, — только форму переменить. Пока послужу. А вообще-то я хочу быть химиком.

— Химиком?! — удивился полковник. — Колбочки-скляночки. Не похож ты на химика. Куда ж, в аптеку, что ли?

Разговор этот происходил еще тогда, когда о большой химии писал только журнал «Наука и жизнь», рубашки, которые можно не гладить, привозили из-за границы, а дома строили исключительно из кирпича, дерева и железа. Так что полковник подумал: пожалуй, поторопился с предложением, однако, посмотрев на ладного парня, вспомнив о двух отлеживающихся хулиганах, на попятную не пошел.

— Дело, — сказал он, — хозяйское. Хочешь в химики — валяй в химики. Молодым везде у нас дорога. А насчет таинственного, так на нашей Хлыновке его больше, чем во всех твоих колбочках-скляночках…

Досталась Чельцову не загадочная Хлыновка, которая славилась знаменитой на всю округу барахолкой, а привокзальная площадь. Старшина не возражал. Во-первых, это вообще было не в его правилах — начальству виднее, куда поставить; а во-вторых, Владимир не собирался задерживаться ни на посту у вокзала, ни вообще в милиции. Несколько месяцев оставалось ему до экзаменов в институте. Он честно сказал об этом полковнику. Тот принял условие.

— Держать не будем насильно. Прав у нас таких нет. Но высшие учебные заведения и в нашей системе имеются. С химией тоже.

Полковник, правда, не был уверен, что в их системе есть вузы с химией, но уж очень понравился ему старшина. С другой стороны, полковник вовсе не хотел завлекать парня разными романтическими пряниками. Он знал цену своей милицейской службе. Поэтому старшину поставили на пост хоть и ответственный, но отнюдь не привилегированный — ни в смысле сложности, ни в смысле легкости.

Пост старшине понравился. Вокзальная площадь — это и город, и уже не город. Это не столько территория, сколько люди, а старшина Чельцов любил наблюдать людей. Суетливая и бестолковая с виду вокзальная площадь регламентирована жестче, чем надменный центр. Ее жизнь подчинена строгому ритму. Он только не дается поверхностному взгляду. А толпа! Кого нет только в этой толпе.

На вокзальной площади отремонтировали дом и поместили в нем детскую музыкальную школу. Старшина умиленно смотрел на карапузов со скрипичными футлярами. Краем глаза отметил женщину в платке по-старушечьи, однако с портфелем-кошелкой. Отметил потому, что никого из ребят не провожала она персонально, шла поодаль. И встречала, но ни к кому не подходила. Два раза это повторялось. А через несколько дней унесли все детские шубки. Через окно во двор. Началось расследование. Почему Чельцов сказал, что стоило бы поискать женщину с портфелем-кошелкой, он и сам бы не объяснил. Мало ли кто ходит по площади. Задержали эту женщину. По сумке. И тогда старшина понял — по-старушечьи повязанный платок не соответствовал сумке.

У него не было наметанного глаза. У него скорее был свежий глаз. И когда не было происшествий, он наблюдал.

Осень. Холодно. А мужчина в светлой шляпе — почему? Наверное, с курорта, но человек, пожалуй, легкомысленный. Вот идет важный, в старом дорогом пальто и в галошах. Или чудак профессор, или стойкий активист жэка, другие галош не носят. Совсем молоденькая и с тяжелой авоськой — юная жена, девица «при маме» авоську не возьмет. Одинаковые с виду люди, снующие по площади, оказывались на поверку все разными. Редко — странными, но никогда — одинаковыми.

Отстоял на своем посту у вокзала старшина несколько месяцев и подал рапорт. Полковник вздохнул и подписал.

— Будешь в наших краях, заглядывай, — только и сказал на прощание.

Полковник оказался провидцем.

Вскоре Владимиру пришлось снова выйти на знакомую привокзальную площадь… Однако к моменту нашего знакомства давно уже покинул пост у вокзала. Он окончил школу милиции, служил в угрозыске. После окончания заочного юридического института стал начальником отдела. Но чувствовал себя все время как бы на посту на привокзальной площади — там, где так хорошо и спокойно было смотреть на людей.

Служба в милиции приобщила его к обещанным полковником розыскным тайнам. Обычно говорят, что тайн у милиции нет. Но тайны в розыске всегда есть и всегда будут. Иначе сыщики никогда не поймают воров. Но по большей части это не те тайны, о которых принято думать. Общих секретов не существует. Каждая операция всегда неповторима, а следовательно, загадочна, таинственна, хотя, повторяю, как правило, в ней ничего нет, о чем бы нельзя рассказать.

Много наук изучил Владимир, немало опытных наставников было у него, но высшую математику розыска он прошел на своем посту у вокзала. Ибо там он учился наблюдать. А наблюдать — это значит ловить случай.

Сравнивать великих мужей науки со скромным детективом, конечно, трудно. Но, право же, «случай» играет в их работе такую же роль, как в знаменитых открытиях. Он никогда не придет, если нет постоянной работы мысли, если схватка с неведомым пока преступником не продолжается денно и нощно, если не фиксируются «незаметные для глаз» детали.

На привокзальном рынке ограбили магазин тканей. По всей вероятности, пришлые воры. Видели, как трое вскочили в отходящий поезд. Связались с поездом — оттуда подтвердили: да, были такие, проехали три остановки и сошли. На той же станции, где сошли, никаких следов не оставили, их никто не видел. Но на рынке, на месте происшествия, — одна старая серая кепка. Старшина вертел ее в руках. По всей вероятности, обронил преступник. Владимир вывернул кепку. За околышем заложена свернутая газета — чтоб поддерживать материю. Старшина развернул газету. Там еще оказалась полоска плотной бумаги. На ней был напечатан план культурно-массовых мероприятий исправительно-трудовой колонии.

Дальше оставалась чисто техническая работа. Установили колонию. Выяснили, что недавно оттуда освободился осужденный, кстати, бывший участник художественной самодеятельности.

В самом деле случай? Такие «подарки» правонарушители делают крайне редко. Они предпочитают не оставлять визитных карточек. Они ведь тоже предусматривают все, чтобы исключить «случаи», начисто замести следы… Но старшина знал: человек не может раствориться бесследно никогда.

Азбучные истины криминалистики, которые он изучал в милицейской школе, в институте, всегда соотносились в его мозгу именно с его первой должностью. Пост у вокзала приучил Владимира к терпению. Он даже вывел теорию: чтобы раскрыть преступление, надо уметь ждать. Правда, Чельцов свою теорию особенно не пропагандировал, держал про себя. Хорош бы был инспектор угрозыска, который, получив сигнал о преступлении, начал бы философствовать: почему, да отчего, да каковы причины или как это без мотивов. Искать надо, ловить.