Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - Джеффри Робертс

Переговоры Миколайчика с руководителями ПКНО имели меньший успех. Проблемы были связаны с настойчивым требованием польского премьер-министра о том, чтобы его правительство в изгнании стало ядром нового временного правительства, и о том, чтобы партизаны, возглавляемые коммунистами, вошли в состав Армии Крайовой65. Пока Миколайчик вел переговоры с ПКНО, Черчилль и Сталин обменивались сообщениями о помощи Варшавскому восстанию. 4 августа Черчилль сообщил Сталину, что Великобритания намерена сбросить 60 тонн оборудования и амуниции в юго-западной части города. В ответе Черчиллю на следующий день Сталин выразил сомнения в том, что Армия Крайова сможет занять Варшаву, так как столицу защищают четыре немецких дивизии66.

8 августа Сталин написал Черчиллю о своей встрече с Миколайчиком: «Беседа с Миколайчиком убедила меня в том, что он имеет неудовлетворительную информацию о делах в Польше. Вместе с тем у меня создалось впечатление, что Миколайчик не против того, чтобы нашлись пути к объединению поляков». Хотя переговоры между ПКНО и Миколайчиком не увенчались успехом, они имели положительное значение, поскольку, как писал Сталин, позволили сторонам информировать друг друга о своих взглядах. Это было первым этапом во взаимоотношениях между Миколайчиком и ПКНО и позволяло, по мнению Сталина, «надеяться, что дальше дело пойдет лучше»67.

Во время второй беседы Миколайчика со Сталиным 9 августа польский премьер поднял вопрос о помощи Советского союза Варшавскому восстанию. Сталин ответил, что не считает восстание «нереальным делом, так как у восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги имеют три танковых дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков». Сталин пояснил, что Красная Армия уже находится в нескольких километрах от Варшавы, но немцы перебросили в этот район подкрепления. Красная Армия, сказал Сталин, будет продолжать наступление и возьмет Варшаву, но это потребует времени. Он выразил готовность предоставить повстанцам оружие, но беспокоился о том, что это оружие попадет в руки немцев, и спросил Миколайчика, имеются ли в городе безопасные места, где можно сбросить оружие. После того как Миколайчик заверил его, что такие места имеются, Сталин пообещал отдать соответствующие приказы Рокоссовскому и сделать все возможное. В конце разговора Сталин еще раз выразил опасения по поводу восстановления Германии после войны и подчеркнул, что для предотвращения этой угрозы должен быть создан альянс Польши и СССР68.

Миколайчик уехал из Москвы на следующий день. По словам Гарримана, он уехал из советской столицы «с большей надеждой на возможность урегулирования, чем в день приезда. На него произвели впечатление оказанный ему сердечный прием и открытое общение со Сталиным и Молотовым. На встрече предыдущим вечером Сталин согласился попробовать сбросить оружие в Варшаве… Сталин сказал ему, что ожидал, что Варшава будет взята 6 августа, но что поскольку немцы ввели две новых танковые дивизии и еще две дивизии для удержания плацдарма [на восточном берегу Вислы], взятие города было отложено, однако [Сталин] был уверен, что новые трудности будут преодолены»69.

Все эти надежды на возможность положительного развития польско-советских отношений были разрушены в связи с нарастающими трениями во взаимоотношениях стран-союзников по вопросу помощи варшавским повстанцам. Великобритания в первых числах августа начала поставки в Варшаву по воздушному мосту, используя свои базы в Италии. 13 августа сброс снабжения начали американцы. Они использовали для этого базы в Великобритании, однако самолетам требовалось на обратном пути приземляться на советских аэродромах для дозаправки. 14 августа Гарриман направил Молотову просьбу о посадке и предоставлении оборудования для дозаправки. Ответ, полученный на следующий день от заместителя народного комиссара иностранных дел Андрея Вышинского, задел англичан и американцев за живое. Вышинский заявлял, что Советы не будут содействовать американскому снабжению варшавских повстанцев с воздуха, поскольку «восстание в Варшаве, в которое оказалось втянуто население Варшавы, представляет собой дело рук авантюристов, и советское правительство не может оказывать им помощь»70. Во время личной встречи с Гарриманом и Кларком Керром в тот же день Вышинский был так же непреклонен. Он отметил, что Советский Союз уже направил к варшавским повстанцам связного, но он был убит71. На следующий день Вышинский уточнил позицию Советского Союза: он не намерен содействовать англо-американским поставкам снабжения, но и не возражает против них72.

Этот поворот к худшему в отношении Советского Союза к Варшавскому восстанию, видимо, был спровоцирован сообщениями в западной прессе о том, что действия Армии Крайовой скоординированы с действиями Красной Армии, которая теперь отказывается помочь повстанцам. 12 августа ТАСС опубликовало гневное опровержение, в котором на поляков возлагалась вина за трагедию, развернувшуюся в Варшаве, когда немцы подавили восстание73. 16 августа Сталин написал Черчиллю о том, что после встречи с Миколайчиком он распорядился начать сброс вооружения в район Варшавы, но сброшенный в город парашютист-связной был схвачен и убит немцами.

«В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт.

При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию»74.

Сталин отказался встретиться 17 августа с Гарриманом и Кларком Керром75. Вместо этого он поручил Молотову выразить его бескомпромиссную позицию: Советский Союз не будет осуществлять поставки варшавским повстанцам. Гарриман был разъярен этими сообщениями и доложил в Вашингтон: «Мое недавнее общение с Вышинским и особенно беседа с Молотовым сегодня вечером привели меня к мнению, что эти люди раздулись от власти и считают, что они могут навязать свою волю нам и всем странам»76. Настроение Гарримана передалось остальным в американском посольстве. 17 августа личный помощник Гарримана, Р.П. Мейкледжон, записал в своем дневнике: «Это хладнокровное убийство, но мы ничего не можем с этим поделать. Когда выйдут наружу подробности этого инцидента, он наверняка останется в истории как один из самых позорных эпизодов войны. За всем лоском цивилизованности правящих элементов скрывается не что иное, как шайка очень умных и беспощадных воров и убийц. В этой ситуации они раскрыли свои карты настолько очевидно, что не может быть никаких сомнений относительно их сущности»77.