Россия и Южная Африка: наведение мостов - Аполлон Давидсон

Смена вех: установление отношений между ЮАР и СССР

К концу 1980-х годов к установлению отношений стремились внешнеполитические ведомства и СССР, и ЮАР. Причин к тому было много. Обоюдное стремление выйти из ангольской войны. Стремление правящих кругов ЮАР найти выход из изоляции на международной арене и политического тупика внутри страны. Логика горбачевской перестройки с ее призывом к разрешению локальных конфликтов мирным путем. Стремление многих советских учреждений довести до конца работу по размонтированию апартхейда. Логика деидеологизации внешней политики в период перестройки и особенно после распада СССР. Ожидание взаимных выгод от установления торговых и других экономических отношений.

И простое человеческое любопытство. В течение десятилетий наши страны оставались друг для друга не изведанными и не познанными экзотическими terra incognita (мы не говорим здесь о представителях АНК в изгнании, бывавших в нашей стране). Единственное, к чему привели все усилия официальной пропаганды с обеих сторон, это отсутствие информации. Просто возможность посмотреть, проверить, действительно ли по московским улицам гуляют медведи, а улицы Йоxаннесбурга вымощены золотом, – это ли не стимул к установлению отношений!

СССР и ангольско-намибийское урегулирование

Ангольский конфликт отнимал у обеих стран колоссальное количество ресурсов и не приводил к решительной военной победе ни одной из сторон. На протяжении 70-80-х годов прошлого века СССР постоянно наращивал свою военную помощь Анголе и увеличивал свое военное присутствие в этой стране, но и ЮАР резко увеличивала свой военный бюджет – почти вдвое только между 1985 и 1989 гг. [1144] Как писал С. Я. Синицын, «по степени военно-политической и материальной вовлеченности в противоборство и конфликты на Юге Африки именно ЮАР и СССР в тот период выступали в качестве главных действующих лиц» [1145] .

В то же время ни та, ни другая сторона не использовала свои военные и прочие ресурсы в этой войне в полной мере. Главным объяснением этому была, очевидно, отмеченная Синицыным «незаинтересованность обеих сторон в возникновении крупного вооруженного конфликта на Юге Африки и в приобретении происходящими там процессами неконтролируемого, хаотического характера». Синицын полагал, что именно это и было точкой соприкосновения интересов двух стран, хотя и указывал, что решить проблемы региона в конечном итоге могло только изменение «идентичности» самой ЮАР [1146] .

По словам другого советского дипломата, А. Н. Гогитидзе, толчок переговорному процессу по Намибии дал КГБ. Как он выразился, «… у них были свои дела с южноафриканскими спецслужбами» [1147] . В своих воспоминаниях А. Л. Адамишин упоминает, что к 1986 г. между СССР и ЮАР существовали «уже налаженные закрытые контакты. Последние осуществлялись представителями КГБ и их южноафриканскими коллегами, как правило, в Нью-Йорке, месте расположения ООН, либо в Вене, „под крышей“ МАГАТЭ». «Разумеется, – пишет Адамишин, – они представлялись друг другу в своем настоящем качестве» [1148] .

Рассказ о переговорах стоит, видимо, начать с уже упомянутого заседания Политбюро ЦК КПСС 13 ноября 1986 г., на котором обсуждалась ситуация на Юге Африки и, по словам Адамишина, получила одобрение «линия на усиление роли политических факторов в ущерб военным». Что это означало по отношению к Анголе, Адамишин определил однозначно: «Главное виделось ясно: с нашей военной вовлеченностью в Анголе надо кончать. Хватает нам Афганистана». Конкретные задачи по Анголе виделись ему так: политическое урегулирование в Анголе должно быть таким, чтобы оно способствовало подлинной политической независимости Намибии и обеспечивало бы коренные интересы правительства в Луанде. При проведении в жизнь новой политики, считал он, нужно было исходить из принципа: «то, что устроит Кубу, Анголу, СВАПО, АНК… устроит и СССР», но все же «не потакать нашим союзникам, когда они по тем или иным своим соображениям вставляли палки в колеса» [1149] .

По мнению Адамишина, перелом в советском видении ситуации на Юге Африки – во всяком случае, в МИД – произошел между маем и декабрем 1986 г. В мае, когда он получил назначение на свой пост, базовая директива, основанная на решениях XXVII съезда КПСС, призывала к разблокированию конфликтной ситуации в этом регионе. Но из практических рекомендаций следовало, по сути дела, что менять ничего не нужно, надо лишь не допускать углубления конфликта [1150] .

Новая программа действий, вынесенная на коллегию МИД в декабре, была совершенно иной. В ней говорилось, что противоборство национально-освободительных движений с ЮАР приобрело затяжной характер и обостряет ситуацию во всем мире, причем в военном отношении ход событий складывается не в их пользу. В связи с этим основой советской политики в регионе должны стать меры, направленные на исключение военной конфронтации СССР с ЮАР и США, понижение уровня вовлеченности СССР в конфликт и приведение к независимости Намибии. В документе указывалось, что военным путем решить внутренние конфликты в Анголе и Мозамбике невозможно, и потому военная поддержка правительств этих стран Советским Союзом не может стабилизировать обстановку, хотя и помогает удерживать их у власти. Говорилось и о том, что идеи социализма в этих странах дискредитированы войной и разрухой и что экономических отношений между СССР и этими странами практически не существует – из-за войн прекращен даже лов рыбы, и нереально рассчитывать, что Ангола когда-нибудь вернет свой долг. СССР несет значительные материальные издержки в регионе. Эта ситуация неблагоприятно отражается на отношениях с США, которые, пользуясь ею, тормозят решение интересующих СССР вопросов на магистральных направлениях, включая разоружение [1151] .

Верна ли была такая оценка ситуации на Юге Африки и правильные ли были сделаны из нее выводы? Ответ на этот вопрос во многом носит идеологический характер. Как оценивать значение национально-освободительных движений для СССР? Способствовали ли они прогрессу дела борьбы за социализм, которую СССР должен был поддерживать по определению? Или были тяжелой финансовой обузой и тормозом создания новой системы международных отношений, основанных на принципах разрядки международной напряженности? Или просто являлись справедливым делом, которое необходимо было поддерживать по мере возможности?

Бывший посол СССР в США, известный советский дипломат, А. Ф. Добрынин писал: «… Ангольский вопрос становился одним из серьезных раздражителей в советско-американских отношениях. Ангола, как справедливо заметил Форд, не представляла ни для США, ни для СССР особой ценности. Однако тут решающую роль сыграли идеологические соображения. Москва фактически пошла на поводу у кубинцев и руководителей МПЛА, поддержав „национально-освободительную“ борьбу в Анголе. По существу же, речь шла о бесперспективной гражданской войне, в которую оказались втянуты СССР и США. Этот конфликт в далекой Анголе постепенно превратился в один из наиболее видимых региональных пунктов противостояния друг другу, хотя он и не отвечал действительным национальным интересам США и СССР. Больше того, он наносил серьезный ущерб советско-американским отношениям, что было гораздо важнее» [1152] .

Коллега Добрынина и Адамишина, дипломат А. П. Барышев, оценивал и общую ситуацию на Юге Африки иначе. «Факты показывают, – писал он, – что фронтальное наступление на разрядку начали именно США, развязав при Форде и Клинтоне новый виток гонки вооружений… Составной частью этого наступления был и курс США на укрепление позиций империализма в стратегически и экономически важных регионах: на Ближнем и Среднем Востоке… а также и на Юге Африки, где национально-освободительное движение впервые стало угрожать господству португальских и южноафриканских колонизаторов-расистов. Хорошо известно, что в 50-60-х годах прошлого века на Юге Африки под покровительством и при прямой поддержке США, Англии и ФРГ был создан реакционный военно-политический блок Претория– Солсбери-Лиссабон… Участники этого блока проводили координированные военные операции против Анголы, Мозамбика, Южной Родезии и Намибии. Главная цитадель расизма – ЮАР – рассматривалась США как „фактор силы“, подпиравший всю систему колониализма и неоколониализма в Африке… К тому же многочисленные официальные и секретные соглашения, заключенные США, Англией и ФРГ с расистскими режимами в Претории и Солсбери, фактически распространяли на Южную Африку сферу оперативной деятельности НАТО» [1153] .

Соответственно и о программе Адамишина Барышев писал: «На Юге Африки „идеи социализма дискредитированы“ – так, например, звучало одно из важнейших положений разработанной в декабре 1986 г. под руководством Адамишина „концептуальной записки“ в ЦК, авторами которой были заведующие двух африканских отделов МИД, В. М. Васев и Ю. А. Юкалов. Были в записке и другие „откровения“, как то: „ход событий складывается не в пользу национально-освободительных движений“ (это в то время, когда на Юге Африки эти движения приобрели, пожалуй, наибольший размах), „до краха апартеида еще далеко“ и поэтому надо укреплять „уже налаженные закрытые контакты“ с представителями расистского режима ЮАР и идти на новые встречи с „официальными представителями“ этой страны и т. п. При всем этом выражалось ставшее уже традиционным для мидовцев опасение в том плане, что если СССР будет продолжать поддержку национально-освободительных движений, то США непременно воспользуются этим, „чтобы тормозить решения интересующих нас вопросов на магистральных направлениях, включая разоружение“» [1154] .