Оборотень - Фридрих Незнанский

   Турецкий огляделся — никаких следов борьбы или драки. Все вещи аккуратно стоят на своих местах. Этот Кошелев, несмотря на свое прошлое, поддерживал в доме идеальный порядок. Такое редко случается с сидевшими, обычно они любую квартиру за самое короткое время превращают в хлев. Нет, Кошелев не из таких.

   — Видите, какая чистота у него, — судмедэксперт, видимо, думал о том же. — Редкий случай. Из уголовников превратился в финансового махинатора.

   — Ну, не до конца, — отрицательно покачал головой Турецкий. — А убийство Степана Прокофьева в Кандалакше? Это его рук дело, почти доказано. А разбойное нападение в поезде? Уверен, те двое, что остались в живых, опознают в нем «Леву», который в Питере их нанимал.

   Не исключено, что и тот, кто ждал Турецкого в засаде, также действовал по его же указке.

   — Скорее, он осуществлял смычку между урками и финансистами, — сказал Александр Борисович. Он подумал и добавил: — Слишком многих знал, наверное.

21.00. Прокуратура РФ

   Несмотря на то что рабочий день давно закончился, Константин Дмитриевич Меркулов все еще работал. События следовали друг за другом с головокружительной скоростью — убийство Максима Сомова, содержимое пакета, который он незадолго до убийства передал секретарше, розыск и убийство Голуба—Кошелева, а параллельно с этим — истерические звонки Аристова, требовавшего немедленно отыскать Скунса, которого теперь разъяренный папаша винил чуть ли не во всех преступлениях, совершаемых в Москве и Московской области.

   В результате работы оказалось столько, что не хватало часов в сутках.

   Меркулов ничуть не удивился, что в девять вечера Турецкий также снова оказался в прокуратуре.

   — Ну что там в Москворечье? — спросил он. — Погоди, Сашок, сейчас поставлю чайник. Лидию Петровну я домой отпустил, не держать же ее до полуночи. Сам управляюсь. Кажется, еще какие-то пирожки остались.

   — Спасибо, Константин Дмитриевич, поесть все времени нет. Чайку — это вы здорово придумали.

   Скоро на стуле у стены запыхтел электрический чайник, Меркулов вынул из стола Лидии Петровны тарелку, на которой сиротливо лежали два засыхающих пирожка, изготовленных Лидочкой Меркуловой.

   — В общем и целом так, Константин Дмитриевич. Версия такая: Кошелев, он же Голуб, был связующим звеном между криминальным миром и финансовыми махинаторами, между, так сказать, «грязными» и «чистыми». Ясно же, что уважаемые люди вроде Асиновского не станут сами встречаться со всякими сомнительными элементами, а пользоваться их услугами приходится.

— Асиновского ты осмысленно назвал.

   — Нет, так, для примера. Просто такие, как Асиновский, да тот же Сомов, если им понадобятся услуги уголовников, будут договариваться через доверенное лицо. Вот Голуб Кошелев и был таким лицом. От обеих высоких договаривающихся сторон получал комиссионные.

   — Хорошо, — задумчиво кивнул Меркулов. — Но как с этим связать ЧИФ «Заполярье»?

   — Там он тоже действовал как чье-то доверенное лицо, вернее, как подставное. ЧИФ собирает ваучеры, а потом Голуб—Кошелев на них покупает акции завода. Очень ловко получается. Но вряд ли эту тонкую операцию придумал и осуществил он сам. Тут чувствуется рука опытного дирижера.

   — Такого, как Асиновский? — невесело усмехнулся Меркулов.

   — Такого, как, например, Асиновский, — кивнул Александр Борисович.

   — И тут его убирают, — Меркулов задумчиво застучал пальцами по крышке стола. — Кому-то помешал? Или они почувствовали, что он засыпается?

   — Скорее всего, второе, Константин Дмитриевич. Ведь он — самое уязвимое звено. Он знает и тех, и других. Грубо говоря, и исполнителей, и заказчиков. Мы можем сколько угодно строить версии — Асиновский ли или еще каковский стоял за мошенниками из ЧИФа «Заполярье», он ли дал распоряжение убрать Степана Прокофьева и потерять в Питере Олежку Золотарева, но доказать мы этого никогда не сможем. Пусть эти двое из поезда сто раз опознают Кошелева как человека, который их нанимал, мы дальше не продвинемся.

   — Да, Кошелев — связующая нить. Порвали ее, и связи нет, — кивнул Меркулов. — Причем сам он этого не ожидал как будто?

   — Видимо, нет, — подтвердил Турецкий. — Пришел или человек, которого он знал и которому доверял, либо ему позвонили и предупредили, что придет такой-то. Но он и не предполагал, что это по его душу.

   — И это был не тот из «чистых», как ты их обозвал, — продолжал Меркулов. — Эти бы не стали стрелять сами.

   — А вот тут я с вами не согласен, Константин Дмитриевич, — покачал головой Турецкий. — Если бы к нему прислали ни с того ни с сего какого-то бандита, он бы быстро смекнул, куда идет дело.

— Этого мы пока все равно не сможем решить...

   — Да, вот еще, — поспешно добавил Турецкий, — я думаю, я просто уверен, что Кошелева убрали из-за Максима Сомова. Тот что-то пронюхал, о чем-то догадывался...

   — Будем говорить прямо. Ты хочешь сказать, Сашок, что Сомов догадывался, кто заказал убийство Ветлугиной. Заказ передавался через Кошелева, и, чтобы обезопасить себя, убийца-заказчик решил порвать ниточку, связывавшую его с убийцей-исполнителем. Другими словами, убрал того, кто один на всем свете знал и того, и другого.

— Да, это я и имел ввиду.

— Да, задача осложняется.

— Если бы мы взяли его вчера, пока он был жив!

   — По отпечаткам пальцев его нашли только сегодня, ответил Меркулов. — И я бы не удивился, если бы это не оказалось совпадением. Откуда ты знаешь, как распространяется информация.

— Опять оборотень из милиции.

— А ты думаешь, последнего уже изобличили?

* * *

   Только вернувшись домой, Турецкий вспомнил про Гринберга. Ему ведь передали и адрес и телефон Михаила Семеновича, но из-за убийства Кошелева Турецкому было не до него. А надо ему все-таки позвонить, может быть, он что-то знает про эту Козочку. Хотя версия, что Гринберг мог оказаться Голубом, и все сложные построения вокруг этого теперь казались Турецкому просто смехотворными.

За ужином Ирина спросила:

— Ты такую Ларису с телевидения знаешь?

— Еще бы! — Турецкий сказал это без всякого смущения, лишь с нескрываемым раздражением. — Идет свидетельницей по делу об убийстве Ветлугиной.

   — Несколько раз звонила, допытывалась, где тебя искать. Я ей говорю — в прокуратуре, а она мне отвечает, что в прокуратуре тебя нет.

— Я же ездил в «Москворечье».

— Какие-то сверхважные сведения хотела тебе сообщить.

   — Будет звонить еще — пошли ее подальше, — посоветовал Турецкий с искренним раздражением. — Еще не хватало, чтоб она домой звонила!

   «Только еще этой шалашовки не хватало!» Турецкому теперь было уже не до Лоры с ее настырной любовью. Он курил на кухне, а сам мучительно думал — неужели опять оборотень?!

20 ИЮНЯ

8.00

   Турецкого снова разбудил телефонный звонок. На этот раз звонил Петя Бояркин.

   — Александр Борисович, вспомнил! — радостно кричал он. — Весь вечер промучился, ночь спать не мог. И вспомнил! Уже под утро. Все ждал, когда вам уже будет удобно звонить.

   Турецкий только вздохнул. Ему не хотелось огорчать Петю, но что делать. Голуба нашли уже без его помощи. Вот если бы он вспомнил раньше... Хотя и это ничего бы не дало.

— Он был в «копейке» с мордатым, — выпалил Бояркин.

   — Зря беспокоился, Петр, мы его нашли, — ответил Турецкий. — К сожалению, уже мертвого.

   — Так, может, его мордатый и того... — ответил Петя после секундной паузы, в течение которой, видимо, переваривал сообщение.

   — Какой Мордатый?— рассеянно спросил Александр Борисович, которому надоело стоять босиком у телефона.

   — Ну, наш объект. Б-17, — пояснил Бояркин. — С которым мы его и засекли. На пленке это есть.

   — Есть контакт Голуба—Кошелева? — наконец дошло до Турецкого, который по утрам иногда туго соображал.

   — Ну да, — подтвердил Бояркин. — Но эту пленку даже не печатали. Она, может быть, еще и есть. Если Вячеслав Иванович...

10.00.Агентство «Глория»

   — Вот она — профессиональная этика, — говорил Грязнов, когда вернулся из лаборатории, где уже печатали пленку, заснятую больше двух недель назад. — Видишь ли, я ее должен был, обязан уничтожить сразу же по поступлении. Понимаешь, Сашка? Потому что агент, — он указал на Бояркина, — погорячился и стал обращать внимание не на то, на что должен его обращать.

   Петя только пожал плечами, как бы говоря: «На моем месте так поступил бы каждый».

   — Конечно, обстоятельства были подозрительными, — прокомментировал Грязнов,— но мы агентство частного сыска, а не милиция. Но и у меня рука не поднялась, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Крепко засел во мне бывший мент.

   — Но, как видишь, пригодилась пленочка-то, — сказал Турецкий.