Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

- Понятия не имею. Какой-то незнакомый мужской голос. Прямо сказал: "Он сейчас у Красавиных"... И сейчас же повесил трубку. Я думал - твой родственник...

- Непостижимо!! Сейчас же лечу домой. Через двадцать минут все узнаю.

- Пока ты еще доберешься домой, - возразил заинтересованный Чебаков. Ты лучше сейчас позвони к себе. Тогда сейчас же узнаешь.

С лихорадочной поспешностью я дал отбой, вызвал центральную и попросил номер своей квартиры.

Через полминуты после звонка кто-то снял в моем кабинете трубку, и мужской голос нетерпеливо сказал:

- Ну?!.. Кто там еще?

- Это номер 233-20?

- Да, да, да!! Что нужно?

- Кто вы такой? - спросил я.

Около полминуты там царило молчанье. Потом тот же голос неуверенно заявил:

- Хозяина нет дома.

- Еще бы! - сердито вскричал я. - Конечно, нет дома, когда я и есть хозяин!! Кто вы такой и что вы там делаете?

- Нас двое. Постойте, я сейчас позову товарища. Гриша, пойди-ка к телефону.

Другой голос донесся до меня:

- Ну, что там еще? Все время звонят, то один, то другой. Работать не дают!! Что нужно?

- Что вы делаете в моей квартире?!! - взревел я.

- Ах, это вы... Хозяин? Послушайте, хозяин... Где у вас ключи от письменного стола?!! Искали, искали - голову сломать можно.

- Какие ключи?! Зачем?

- Да ведь не ломать же нам всех одиннадцати ящиков! - ответил рассудительный голос. - Конечно, если не найдем ключей, придется взломать замки, но это много возни. Да и вы должны бы пожалеть стол. Столик-то, небось, недешевый. Рублей, поди, двести? Коверкать его - что толку?..

- Ах, вы мерзавцы, мерзавцы, - вскричал я с горечью. - Это вы, значит, забрались обокрасть меня!.. Хорошо же!.. Не успеете убежать, как я подниму на ноги весь дом.

- Ну, улита едет, когда-то будет, - произнес рассудительный голос. - Мы десять раз, как уйти успеем. Так, как же, барин, а? Ключи-то от стола - дома или где?

- Жулики вы проклятые, собачье отродье! - бросал я в трубку жестокие слова, стараясь вложить в них как можно больше яду и обидного смысла. Сгниете вы в тюрьме, как черви. Чтоб у вас руки поотсыхали, разбойники вы анафемские! Давно, вероятно, по вас веревка плачет.

- Дурак ты, дурак, барин, - произнес тот же голос, убивавший меня своей рассудительностью. - Мы к тебе по-человечески... Просто, жалко зря добро портить - мы и спросили... Что ж, тебе трудно сказать, где ключи? Должен бы понимать...

- Не желаю я с такими жуликами в разговоры пускаться, - с сердцем крикнул я.

- Эх, барин... Что ж ты думаешь, за такие твои слова так тебе ничего и не будет? Да вот сейчас возьму, выну перочинный ножик и всю мягкую мебель в один момент изрежу. И стол изрежу, и шкаф. К черту будет годиться твой кабинет... Ну, хочешь?

- Страшный вы человек, ей-богу, - сказал я примирительно. - Должны бы, кажется, войти в мое положение. Забираетесь ко мне в дом, разоряете меня, да еще хотите, чтобы я с вами, как с маркизами, разговаривал.

- Милый человек! Кто тебя разоряет? Подумаешь, большая важность, если чего-нибудь не досчитаешься. Нам-то ведь тоже жить нужно.

- Я это прекрасно понимаю. Очень даже прекрасно, - согласился я, перекладывая трубку в левую руку и прижимая правую, для большей убедительности, к сердцу. - Очень хорошо я все это понимаю. Но одного не могу понять: для чего вам бесцельно портить мои вещи? Какая вам от этого прибыль?

- А ты не ругайся!

- Я и не ругаюсь. Я вижу - вы умные, рассудительные люди. Согласен также с тем, что вы должны что-нибудь получить за свои хлопоты. Ведь, небось, несколько дней следили за мной, а?

- А еще бы!.. Ты думаешь, что все так сразу делается?

- Понимаю! Милые! Прекрасно понимаю! Только одного не могу постичь: для чего вам ключи от письменного стола?

- Да деньги-то... Разве не в столе?

- Ничего подобного! Напрасный труд! Заверяю вас честным словом.

- А где же?

- Да, признаться, деньги у меня припрятаны довольно прочно, только денег немного. Вы, собственно, на что рассчитываете, скажите мне, пожалуйста?

- То есть, как?

- Ну... что вы хотите взять?

- Да что ж!.. Много ведь не унесешь, - сказал голос с искренним сожалением. - Сами знаете, дворник всегда с узлом залепить может. Взяли мы, значит, кое-что из столового серебра, пальто, шапку, часы-будильник, пресс-папье серебряное...

- Оно не серебряное, - дружески предостерег я.

- Ну, тогда шкатулочку возьмем. Она, поди, не дешевая. А?

- Послушайте... братцы! - воскликнул я, вкладывая в эти слова всю силу убеждения. - Я вхожу в ваше положение и становлюсь на вашу точку зрения... Ну, повезло вам, выследили, забрались... Ваше счастье! Предположим, заберете вы эти вещи и даже пронесете их мимо дворника. Что же дальше?! Понесете вы их, конечно, к скупщику краденого и, конечно, получите за это гроши. Ведь я же знаю этих вампиров. На вашу долю приходится риск, опасность, побои, даже тюрьма, а они сидят, сложа руки, и забирают себе львиную долю.

- Это верно, - сочувственно поддакнул голос.

- А еще бы же не верно! - вскричал я в экстазе. - Конечно, верно. Это проклятый капиталистический принцип - жить на счет труда... Поймите: разве вы грабите? Вас грабят! Вы разве наносите вред? Нет, эти вампиры в тысячу раз вреднее!! Товарищ! Дорогой друг! Я вам сейчас говорю от чистого сердца: мне эти вещи дороги, по разным причинам, а без будильника я даже завтра просплю. А что вы выручите за них? Гроши!! Вздор. Ведь вам и полсотни не дадут за них.

- Где там! - послышался сокрушенный вздох. - Дай бог четвертную выцарапать.

- Дорогие друзья!! Я вижу, что мы уже понимаем друг друга. У меня дома лежат деньги - это верно - сто пятнадцать рублей. Без меня вы их все равно не найдете. А я вам скажу, где они. Забирайте себе сто рублей (пятнадцать мне завтра на расходы нужно) и уходите. Ни заявлений в полицию, ни розысков не будет. Это просто наше частное товарищеское дело, которое никого не касается. Хотите?

- Странно это как-то, - нерешительно сказал вор (если бы я его видел, то добавил бы: "почесывая затылок", потому что у него был тон человека, почесывающего затылок). - Ведь мы уже все серебро увязали.

- Ну, что ж делать... Оставьте его так, как есть... Я потом разберу.

- Эх, барин, - странно колеблясь, промолвил вор. - А ежели мы и деньги ваши заберем, и вещи унесем, а?

- Милые мои! Да что вы, звери, что ли? Тигры? Я уверен, что вы оба в глубине души очень порядочные люди... Ведь так, а?

- Да ведь знаете... Жизнь наша такая собачья.

- А разве ж я не понимаю?! Господи! Истинно сказали: собачья. Но я вам верю, понимаете - верю. Вот, если вы мне дадите честное слово, что вещей не тронете - я вам прямо и скажу: деньги там-то. Только вы же мне оставьте пятнадцать рублей. Мне завтра нужно. Оставите, а?

Вор сконфуженно засмеялся и сказал:

- Да ладно. Оставим.

- И вещей не возьмете?

- Да уж ладно. Пусть себе лежат. Это верно, что с ними наплачешься.

- Ну, вот и спасибо. На письменном столе стоит коробка для конвертов, голубая. Сверху там конверты и бумага, а внизу деньги. Четыре двадцатипятирублевки и три по пяти. Согласитесь, что вам бы и в голову не пришло заглянуть в эту коробку. Ну, вот. Не забудьте погасить электричество, когда уйдете. Вы через черный ход прошли?

- Так точно.

- Ну, вот. Так вы, уходя, заприте, все-таки, дверь на ключ, чтобы кто-нибудь не забрался. Ежели дворник наткнется на лестнице - скажите: "корректуру приносили". Ко мне часто носят. Ну, теперь, кажется, все. Прощайте, всего вам хорошего.

- А ключ куда положить от дверей?

- В левый угол, под вторую ступеньку. Будильник не испортили?

- Нет, в исправности.

- Ну, и слава богу. Спокойной ночи вам.

* * *

Когда я вернулся домой, в столовой на столе лежал узел с вещами, возле него - три пятирублевых бумажки и записка:

"Будильник поставили в спальню. На пальто воротник моль съела. Взбутеньте прислугу. Смотрите же - обещали не заявлять! Гриша и Сергей".

* * *

Все друзья мои в один голос говорят, что я умею прекрасно устраиваться в своей обычной жизни. Не знаю. Может быть. Может быть.

Телеграфист Надькин

I

Солнце еще не припекало. Только грело. Его лучи еще не ласкали жгучими ласками, подобно жадным рукам любовницы; скорее, нежная материнская ласка чувствовалась в теплых касаниях нагретого воздуха.

На опушке чахлого леса, раскинувшись под кустом на пригорке, благодушествовали двое: бывший телеграфист Надькин и Неизвестный человек, профессия которого заключалась в продаже горожанам колоссальных миллионных лесных участков в Ленкорани на границе Персии. Так как для реализации этого дела требовались сразу сотни тысяч, а у горожан были в карманах, банках и чулках лишь десятки и сотни рублей, то ни одна сделка до сих пор еще не была заключена, кроме взятых Неизвестным человеком двугривенных и полтинников заимообразно от лиц, ослепленных ленкоранскими миллионами.

Поэтому Неизвестный человек всегда ходил в сапогах, подметки которых отваливались у носка, как челюсти старых развратников, а конец пояса, которым он перетягивал свой стан, облеченный в фантастический бешмет, - этот конец делался все длиннее и длиннее, хлюпая даже по коленям подвижного Неизвестного человека.