Песни Петера Сьлядека - Генри Олди

– А тесак зачем? С козлами рубиться?

– Mamma mia, откуда берутся такие придурки?! – возопил Роберто. – Горло козе перерезать! Или такому дурню, как ты!

Андреа обиделся, но счел за благо промолчать, дабы не злить раздражительного кузена.

– Ладно, давай ужин готовить…

И первым сунулся в трюм за котлом, подавая пример.

Позже, собирая дрова, он оступился и, падая, до крови ободрал локоть о ствол ближайшей пинии. Грязно ругаясь, хотя раньше презирал сквернословов, и давая клятву под корень срубить злосчастное дерево (что было уж и вовсе глупо!), Андреа вернулся на берег. Где Роберто не замедлил воспринять проклятия брата на свой счет, кинувшись на ругателя с кулаками. С трудом удалось объясниться. В молчании, дуясь друг на друга и мысленно припоминая былые обиды, братья развели огонь, укрепили котел на двух рогульках. Вскоре аромат густой похлебки с чесноком защекотал ноздри; весело трещал костер, в сгустившейся темноте по скалам метались причудливые тени.

Бриз с моря заметно посвежел.

«Как бы не началась буря», – подумалось мельком.

Дядя задерживался. И выстрелов не слыхать: грохот мушкета наверняка долетел бы сюда. Не так уж велик Монте-Кристо, да и эхо в здешних скалах должно быть отменное. Таинственные пассажиры также не объявлялись.

– Где шляется этот старый хрыч?! – нарушил молчание Роберто.

Андреа покоробило: впервые сын Карлуччи Сфорца столь грубо отзывался о родном отце.

– Я тебе язык вырву, ублюдок! – ответила темнота. – И в задницу засуну!

У костра возник дядюшка Карло, вне себя от гнева. Казалось, его сейчас хватит удар. Роберто подался назад, тем не менее дерзко поинтересовался:

– Как охота, папаша? Где наша жирная коза?

Вместо ответа наглец огреб такую затрещину, что кубарем покатился по песку. Вскочив, он бросился на родителя, и лишь Андреа, успев схватить брата за ноги, спас его от удара прикладом в лицо. Роберто снова упал, набив полный рот песку; вместо благодарности он накинулся на младшего родственника, вымещая злость. Юноша защищался, однако кузен был старше, сильнее и в драках знал куда больший толк.

Внезапно град ударов прекратился. Сквозь звон в ушах пробился довольный хохот дядюшки Карло:

– Ну, паршивцы! Ну, волчата! Показал бы я вам, как дерутся на Корсике, да лень. А ты, сопливец, гляди у меня: вякнешь на отца – линьком выдеру. И ты, племяш: сунешься еще раз к моему сыну…

Карлуччи выдержал многозначительную паузу, после чего утратил всякий интерес к молодым людям. Сел к котлу, обжигаясь и чертыхаясь, стал жадно есть похлебку. У Андреа от обиды слезы на глаза навернулись: это он-то «сунулся» к Роберто?! Спас брата от отцова гнева, получил за это тумаков – а теперь еще и виноват?! Врезать бы поленом по затылку старому борову! Ничего, он им обоим это припомнит: и гаду-дядюшке, и мерзавцу Роберто! Он им устроит…

– О, мы как раз к ужину!

Едва отзвучал насмешливый голос, как в круг света, отбрасываемый костром, вступили трое. Блики пламени танцевали на лице человека, шедшего первым, превращая лицо в маску уроженца геенны. Узкая бородка клинышком усиливала сходство с дьяволом, каким его изображают комедианты. Имелись ли у пришельца рога, оставалось тайной: голову венчала шляпа с высокой тульей и пряжкой из серебра. Густые черные локоны падали на плечи, шевелясь от ветра. Одевался незнакомец богато, но без излишеств; на боку – короткая шпага. Его спутники разительно отличались от предводителя. Хмурые лица, сальные кудри, грубость черт лица. Сходство выдавало в них братьев. Одежда обоих была в грязи и заляпана строительным раствором. Словно в подтверждение догадок один тащил кирку, а другой – заступ.

Никакого груза с пришельцами не оказалось.

– Добрый вечер, синьоры, – засмеялся предводитель. – Весьма любезно с вашей стороны, что вы озаботились ужином для нас. Признаться, мы изрядно голодны.

– Это вас надо доставить… э-э-э…

Карлуччи Сфорца с намеком уставился на троицу.

– В Неаполь, – понимающе кивнул насмешливый «дьявол».

– Вот и доставим. А об ужине уговора не было, – хрипло каркнул дядюшка Карло. – Ничего, пост душу спасает.

«Дьявол» сдвинул брови, а братья перехватили инструменты поудобнее.

– Мне не по душе ваш тон, любезный. Не забывайтесь.

В ответ дядюшка хмыкнул, молча переложив мушкет себе на колени. Правильно! Сфорца-старший, конечно, скотина еще та, и Андреа ему все припомнит при случае – но сейчас грех не одернуть зарвавшегося наглеца! Если что – справимся! У дяди мушкет… Парни бочком-бочком, как бы невзначай, придвинулись к родичу. Роберто не замедлил воспользоваться выгодами новой позиции, запустив ложку в котел. Угрюмо косясь на пришельцев, Андреа последовал примеру кузена.

– У нас на Корсике, синьор, с манерами плохо! А с дармовщинкой – и того хуже!..

– Ловите! – Незнакомец брезгливо швырнул монету, которую моряк не погнушался поймать на лету. – Думаю, с вас хватит.

Жестом приглашая гостей к котлу, Карлуччи весь кипел. Ему не нравился хлыщ в шляпе, ему не нравилась эта затея, ему не нравился остров. Ему вообще ничего не нравилось. Ладно, синьор насмешник, поглядим, кто будет смеяться последним!..

– Эй, бездельники! Хватит набивать брюхо! Живо в трюм за харчами – тут шестерым на один зуб…

Молодежь без радости убрала ложки, исполняя приказ. Ох, дядя! Деньги увидел – наизнанку вывернется, лишь бы угодить…

Вскоре братья вернулись мокрые и злые, как черти. Дядюшка Карло почесал в затылке.

– Прошу прощения, синьоры, но ужин откладывается. Если мы сейчас не вытащим тартану на берег, утром нам не на чем будет уплыть с острова.

– Утром? Мы договаривались отплыть ночью! Или вы трусите?!

– Шторм любит храбрецов. На дне много таких смелых людей, как вы. Говорю, отправимся утром. А покамест займемся тартаной.

И усмехнулся. Покорячьтесь-ка, синьоры, по пояс в водичке, охладите спесь!

Как ни странно, обладатель шляпы и шпаги, успевший представиться синьором Алонсо – испанец?! – раздумал кочевряжиться. Впрочем, в воду не полез: скрестив руки на груди, молча наблюдал с берега, как пятеро людей, выбиваясь из сил и бранясь на чем свет стоит, возятся с судном. Позже, в злой тишине, изредка обмениваясь скупыми репликами, поужинали всухомятку: ветер опрокинул стойки, похлебка из котла залила огонь, костер пришлось разводить по новой… Удалясь от ревущего прибоя шагов на сто, начали устраиваться на ночлег. Небо заволокло тучами: ни луны, ни звезд. Подсвечивали себе головнями, взятыми из костра. Ветер остервенел: тушил головни, швырял в лица песок. От мокрой одежды тело закоченело. Не сговариваясь, люди сбились по трое: моряки отдельно, наниматели – отдельно.