Друиды - Морган Лливелин

женщинами петь виноградным лозам. Целительница мельком взглянула на меня и сосредоточилась на теле Тарвоса. Я беспомощно наблюдал, как она прислушивалась к его сердцу, пыталась уловить дыхание. Выпрямилась. Покачала головой.

— Жизнь ушла, Айнвар. — Она кивнула своим помощникам. Один из них осторожно кольнул копьем моего друга. Он еще осторожничает! Как будто Тарвос может чувствовать! Из маленькой ранки едва сочилась кровь.

Меня сильно толкнули. Лакуту с душераздирающим стоном припала к груди Тарвоса. Она мерно раскачивалась и выла не переставая. Смотреть на это было немыслимо. И тут я увидел Бригу. Она молча подняла руки, и я обнял ее.

— Тарвос мертв, — с трудом проговорил я в ее жесткие волосы.

— Знаю. Он спасал нас.

— Но это же неправильно! Не время ему умирать. Он молодой. И у него есть Лакуту. Он хотел жить... он не хотел умирать.

— Знаю, — повторила она, пытаясь меня успокоить.

Нет, она не знала! Зато я знал. Я знал, что мой друг должен радоваться теплому солнцу, хорошему вину, честной схватке и преданной женщине. Это было самое важное для него. Смерть — для старых, больных и слабых, но никак не для человека, спешившего домой, к своей Лакуту. Я повернулся к воинам, стоявшим вокруг.

— Отнесите его в Рощу, — приказал я.

Один из моих телохранителей был настолько потрясен гибелью своего командира, что осмелился спорить с главным друидом.

— Надо отнести в поселок. Пусть женщины приготовят его... — запинаясь, начал он.

— Я сказал — в Рощу! — рявкнул я так, что от меня шарахнулись.

Больше никто не посмел перечить, они лишь переглянулись между собой. Воины с трудом подняли грузное тело Тарвоса, освободив его из объятий Лакуту. Мы пошли к Роще.

Тарвос стал не единственной нашей потерей. Воины нашли тело девушки, убитой камнем из пращи, и пожилой женщины, зарубленной мечом. Еще несколько человек оказались ранены, некоторые серьезно. Наш виноградник уничтожили, но мне было не до него. Я мог думать только о Тарвосе.

Сулис вернулась в поселок с ранеными, но остальных убитых я приказал тоже нести в Рощу. Казалось, что время, которое мне удалось притормозить во время боя, теперь замедлилось само по себе. Мы бесконечно долго поднимались к вершине холма, и это время наполняли усталость и боль. Выяснилось, что и сам я ранен; скорее всего, треснуло ребро. С этим Сулис как-нибудь справится. Что стало причиной? Удар камня, которого я не заметил? В нас метнули много копий... и одно из них нашло Тарвоса.

Сейчас все это не имело значения. Я шел, глядя только под ноги, чтобы не видеть безжизненное тело Тарвоса. Кто-то увел мою бедную лошадь. Хорошо. В поселке о ней позаботятся. Лошадь Тарвоса так и несла своего хозяина, только теперь он лежал поперек ее спины. Рядом шла Лакуту. Она прижималась к телу мужа и без конца плакала.

Стало легче, когда надо мной простерлись кроны дубов Рощи. Голые деревья стояли с воздетыми ветвями, словно призывали не забывать о случившемся.

Я вышел к поляне в центре, где из травы поднимался камень жертвоприношений. Но тело Тарвоса по моему приказу положили рядом. Он не был жертвой.

Троих убитых уложили головами на восток. То, что я собирался сделать для Тарвоса, надлежало сделать и для остальных. Воины исполнили все, как я сказал, и отступили в ожидании.

Даже Лакуту наконец замолчала; возможно, услышала деревья. Теперь она не сводила с меня огромных темных глаз. В них легко читалась отчаянная мольба, почти такая же, как там, на помосте в Провинции во время аукциона.

Как бы я хотел избавиться от смертельной усталости! На реке я выложился до предела и даже сверх того. Но некому и нечего было объяснять. Я отбросил все лишнее и сосредоточился на том, чтобы просчитать каждый свой следующий шаг. Я расставил камни так, как складывался рисунок звезд на зимнем небе. Из источника в Роще Брига принесла воды. Затем я зажег небольшой костер, удостоверился, что тела лежат правильно, и приказал пришедшим с нами занять точно такие же места, которые занимали друиды на том давнем рассвете, когда умерла Розмерта.

Действенность магии во многом зависит от того, насколько точно воспроизводятся условия и обстоятельства, при которых раньше удалось получить положительный результат. Так точный удар молота Гобана Саора каждый раз заставляет железо принять ту или иную форму. Так же и с магией. В большинстве случаев...

Но я очень устал, а магия, которую я хотел призвать, далеко выходила за пределы возможностей любого друида. Наверное, если бы я позволил себе отвлечься, я бы испугался.

Никто не звал друидов, но они пришли. Я почувствовал, как за пределами установленного мной круга молча располагаются фигуры в плащах с капюшонами. Граннус сопровождал нас от самой реки; теперь к нему присоединились Керит, Нарлос, Диан Кет, Аберт и остальные члены Ордена, жившие неподалеку от Священной Рощи. Очень кстати; их сила мне потребуется.

Не говоря ни слова, я продолжал действовать, следуя интуиции и внимательно слушая подсказки моего духа. Никто никогда не проводил таких ритуалов, приходилось выстраивать его на ходу. В какой-то момент Брига положила руку мне на плечо. Никто другой не посмел бы трогать меня, но она поступила правильно. А вот вопрос «Айнвар, что ты хочешь делать?» был лишним. Я сам ничего не делаю. Успех магических действий зависит от силы и абсолютной уверенности друида в этой силе, но это не сила человека, это сила духа. Я покачал головой и ничего не ответил.

Когда приготовления, как мне показалось, закончились, я закрыл глаза и открыл себя Источнику. Мой дух напряг слух, пытаясь уловить слабый шепот извне. Но до меня доносились только скрипы замерзших ветвей и приглушенное дыхание людей вне круга.

«Подскажите мне! — мысленно умолял я, — скажите, что делать сейчас? Надо ли мне рухнуть на мертвые тела и закричать «Живи!», как я уже сделал однажды? Но хватит ли этого приказа? Или нужно что-то еще?»

В следующий момент до меня дошла бессмысленность и дерзость моей попытки. Как смел я мечтать о том, чтобы снова разжечь уже погасшую искру жизни? Такое только во власти Творца. Мое намерение далеко выходило за пределы человеческих возможностей.

Но Тарвос! Тарвос, которого я любил, не был готов к смерти. Он должен жить! И глаза Лакуту отчаянно молили о помощи. Я не боялся за себя,