Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период - Адиб Халид

Средазбюро проголосовало за создание Узбекистана и Туркменистана как республик, которые войдут непосредственно в состав СССР, а также за передачу Семиречья и большей части Сырдарьинской области существующей Казахской АССР в составе РСФСР. Кроме того, были образованы Таджикская, Каракалпакская и Киргизская автономные области, первая – в Узбекистане, две последние – в РСФСР[688]. В последний момент, в октябре, статус Таджикской автономной области был повышен до уровня автономной республики, а Каракалпакская АО передана Казахской АССР. Хотя споры о национальной принадлежности отдельных сел еще продолжались в течение некоторого времени, в целом территориальные пределы республик были установлены осенью, после того как территориальная комиссия стремительно проделала свою работу. В ноябре три существующие республики самоупразднились, и в силу вступили новые территориальные соглашения (см. карту 2).

Узбекский проект в значительной степени осуществился: окончательные границы республики охватили все оседлое население Средней Азии и почти все ее исторические города. Несколько городов были переданы другим республикам в соответствии с основным принципом советской национальной политики, согласно которому роль городов как экономических центров региона превалировала над национальными интересами. Участь города – быть «национализированным» окружающей сельской местностью. Этот странный сельский принцип сыграл важную роль в размежевании, поскольку был реализован в Средней Азии. Преимущественно кочевые образования Туркменистана и Киргизской автономной области нуждались в экономических и административных центрах, и им были переданы города Ташауз (Дашогуз), Ош и Джаляль-Абад (Джелалабад), несмотря на их «узбекское» население. (На этом же принципе основывались и притязания казахов на Ташкент.)

Узбекистан, задуманный Ходжаевым, также можно рассматривать как Большую Бухару. Новая республика обеспечила себе возмещение исторических потерь, понесенных Бухарой (территории, отошедшие в XIX веке России, и отделение Коканда в XVIII столетии), а следовательно, выполнение требований Бекджана, о которых упоминалось в начале этой главы[689]. Более того, новая республика должна была стать «независимой», то есть независимой от РСФСР и приписанной непосредственно к Советскому Союзу. Это был более высокий статус, чем статус тогдашних БНСР и Туркестана. Учредительные съезды Узбекистана и его Коммунистической партии проходили в Бухаре, а столицей новой республики стал Самарканд, а не Ташкент[690]. С появлением Узбекистана чагатайский проект осуществился.

В практическом плане создание Узбекистана означало объединение в одну республику туркестанских, бухарских и хорезмских территорий. В Туркестане советские административные учреждения, как и транспортная инфраструктура, были намного сильнее, чем в двух народных республиках. В течение следующего десятилетия партийные власти неизменно представляли Узбекистан как совокупность передовых и отсталых регионов, и политические меры реализовывались в соответствии с этими понятиями, так что и земельная реформа, и кампания против паранджи были сначала запущены в «передовых» районах, а уже затем распространены на «отсталые». Коммунистическая партия Узбекистана (КПУз) также была сформирована путем объединения кадров КПТ, БКП и Компартии Хорезма. И. А. Зеленский, относившийся к старогородской парторганизации Ташкента с глубоким подозрением, использовал создание КПУз для изоляции ее членов. Он позаботился о том, чтобы руководящие посты в новой партии заняли «молодые коммунисты»; А. И. Икрамова повысили до первого секретаря. В республиканском руководстве был тщательно соблюден региональный баланс. Главой Совнаркома (фактически премьер-министром) стал Ф. Г. Ходжаев из Бухары, а Центральный исполнительный комитет республики возглавил Ю. А. Ахун-Бабаев из Ферганы. Ахун-Бабаев был дехканином, выдвинувшимся из рядов «Кошчи». Его должность была по преимуществу представительской, однако на Икрамове и Ходжаеве лежала реальная политическая ответственность. Оба оставались на своих постах до 1937 года, несмотря на то что между ними несколько раз вспыхивали конфликты.

Создание узбекского Узбекистана

Создание Узбекистана вызвало искренний энтузиазм, активно разделявшийся узбекской интеллигенцией. В марте 1925 года молодой поэт Айбек, в то время редактор стенгазеты партийной ячейки Ташкентского старогородского мужского института просвещения, прославлял узбекскую нацию в таких строках:

Узбекский народ, чего ты только не испытал

за последнее время.

Горюющий, скорбящий, полный горечи,

Ты был словно девушка с глазами, полными слез.

<…>

Только ныне это время закончилось,

И над твоими горами улыбнулось солнце.

Пери с сазом

воспевает свободу на твоих холмах.

И теперь на горизонте будут сверкать

красные лучи.

Твои знамена возвещают

Свободу на угнетенном Востоке[691].

В этом образе Узбекистана по-прежнему тесно переплетались революция, нация и антиколониализм. По мнению «молодого коммуниста» и первого наркома просвещения Узбекистана Р. А. Иногамова, создание республики было новым стартом, благодаря которому можно будет при помощи национального единения и революционных учреждений справиться с проблемой отсталости[692]. В течение следующих нескольких лет увлеченность строительством Узбекистана обеспечила взаимопонимание интеллигенции, несмотря на наличие иных политических разногласий.

Однако кроме интеллигенции немногие в то время считали себя узбеками. У нас довольно мало высказываний низов относительно самоопределения, но имеющиеся данные показывают, что глобальные, абстрактные формы национальной самоидентификации крайне редко встречались даже среди политически активного городского населения. Показательна в этом смысле обычная подборка анкет, заполненных членами Ташкентского старогородского совета в январе 1922 года. Респонденты определили свою «национальность» следующим образом: «узбек» – 43; «ислам» – 2; «мусульманин» – 4; «сарт» – 2; «узбекский турок» – 1; «турок» – 2; не ответили – 33. (Большое количество не ответивших отчасти объясняется тем, что национальность была неправильно переведена на узбекский как фирца — «партия».) В анкете был также вопрос о родном языке, и респонденты обозначили тюркский язык, на котором они говорили, следующим образом: «узбекский» – 53; «мусульманский» (мусулмонча) — 12; «сартский» – 1; «кашгарский» – 2; «тюркский» (туркча) – 9 (включая двух человек, которые назвали своим родным языком «ташкентский тюркский»); девять респондентов указали в качестве разговорного только русский, забыв назвать свой родной язык[693]. Еще одна подборка анкет, на этот раз из Бухары, содержит аналогичные материалы: различные отделы правительства БНСР использовали целый спектр терминов для классификации своих сотрудников, в том числе «мусульманин», «местный» (йерли), «турок» и «узбек», а также другие наименования[694].

Карта 2. Средняя Азия после национально-территориального размежевания 1924 года. Поначалу Узбекистан был значительно меньше, чем впоследствии. В 1936 году, когда Казахстан стал союзной республикой, Каракалпакская АО была повышена до уровня АССР, увеличена за счет туркменских территорий и передана Узбекистану. Киргизская АССР, первоначально имевшая статус автономной области, в 1936 году также стала союзной республикой

Очевидно, что не существовало устойчивого понятия для определения «национальности» жителей Бухары, хотя слово «узбек» использовалось чаще остальных. Свидетельства другого рода предоставляют выходцы из Средней Азии, эмигрировавшие в ранний советский период. Если представители интеллигенции, стремившиеся в Турцию или Европу, брали