Эхо Великой Песни - Дэвид Геммел

Лишь в последнее время его стали посещать сомнения. Алмеки всегда приводили пленных к зиккурату богини, но никогда прежде ему не приказывали истреблять целые народы. Однако он пошел и на это, надеясь, что с завершением пирамиды Ану бойня будет прекращена.

Что же ждет его теперь? Разве это жизнь — вечно рыскать по свету в поисках новых жертв для богини?

— Господин, — окликнул его один из механиков, — туман поднимается!

— Что ты сделал для этого? — спросил Кас-Коатль.

— Я рад бы похвалиться, но это не моя заслуга, господин.

Окрепший ветер разгонял туман, и Кас-Коатль различал за ним долину с гигантской пирамидой посередине. Отдав команду солдатам, он двинулся вперед.

Войдя в опустевший лагерь, он заметил что-то на вершине пирамиды. Там сидел длиннобородый старец, глядя вниз на алмеков. Кас-Коатль приказал двум солдатам свести его оттуда и направил на пирамиду большой зеленый кристалл. Он чувствовал, как из камня уходит энергия, но происходило это чрезвычайно медленно и потери были ничтожно малыми. Кас-Коатль отошел на пятьдесят ярдов назад и попробовал еще раз — утечка энергии прекратилась.

Он рассмеялся, и все его страхи относительно пирамиды Ану развеялись.

Никакой угрозы она не содержит, с облегчением решил он.

Стоило ли столько возиться с этим Ану? Этот аватар просто неудачник. Воздвиг золотую гору, неспособную отнять силу у одного-единственного кристалла. Однако Алмея твердо уверена в его одаренности. Она следила за постройкой и рассказывала Кас-Коатлю, что рабочие поднимали громадные каменные глыбы, словно пустые деревянные ящики. Человек, владеющий подобным искусством, должен был сотворить нечто гораздо более мощное.

До Кас-Коатля донеслась музыка. Старик на вершине пирамиды играл грустный, задумчивый мотив. Изумруд на поясе алмека начал вибрировать, и потрясенный Кас-Коатль понял, что старик и есть Ану, продолжающий свое чародейство.

— Убейте его! — взревел он, и двое солдат, которые лезли наверх, оглянулись на него. — Убейте старика. Быстро! — Солдаты на лесах сняли с плеч огневые дубинки. Музыка смолкла, а старик подошел к самому краю и простер руки, как бы приветствуя собственную смерть. На миг Кас-Коатль испытал облегчение: солдаты еще не добрались до вершины, и кто мог знать, на что еще способен Ану. Но вид святого старца, раскрывшего руки навстречу своим убийцам, внезапно наполнил его леденящим страхом. Кас-Коатль был воспитан на кровавых жертвенных ритуалах и знал, какую силу они могут дать.

В это страшное мгновение алмек понял, что смерть — именно то, что нужно Ану. Он хочет, чтобы его кровь пролилась на камни.

— Не-ет! — бросившись вперед, завопил Кас-Коатль.

Огневые дубинки выпалили, и Ану повалился навзничь. Несколько мгновений ничего не происходило, и Кас-Коатль почти поверил, что ошибся.

Потом камень у него на поясе задрожал и разбился на тысячу кусков.

Суставы Кас-Коатля стекленели, кожа туго натягивалась.

Страшная боль прошила его, как будто красные пауки терзали изнутри его грудь и живот. Он хотел закричать, но паралич сковал его горло. Левая нога рассыпалась, и он повалился на траву. Правая рука отломилась, и Кас-Коатль перестал существовать как живое, мыслящее существо. Безмолвная музыка пирамиды пронеслась над его кристальным трупом, и тело покрылось трещинами, растущими, как паутина. Кас-Коатль разлетелся на части, оставив на земле только доспехи, шлем и сапоги.

Алмеки, лишившиеся вождя, отошли от пирамиды, боясь, как бы ее гнев не обратился на них.

Бросив бочки с порохом, они устремились к реке, где ждали корабли, чтобы отвезти их домой.

Одноглазый Лис собрал своих людей вокруг себя и обошел их с пением, прижимая ладони к векам каждого. Вслед за своими он перешел к аватарам. Талабан догадывался, что шаман молитвой вселяет силу в воинов.

Это подтвердилось, но не так, как ожидал Талабан. Вокруг стояла непроглядная тьма, потому что луна зашла за тучи — но когда Одноглазый Лис отнял руки от его глаз, Талабан стал видеть ясно, как днем. Красок не было — только черный, белый и серый цвета.

— Искатели крови хотят напасть на нас, — сказал шаман, — но во тьме они слепы, и мы обрушимся на них сами, как горные кошки.

Четырнадцать анаджо и Суриет, вооруженные луками и стрелами с кремневыми наконечниками, растаяли в подлеске. Талабан хотел пойти с ними, но Одноглазый Лис удержал его.

Шаман коснулся его лба, и Талабан услышал в голове его голос:

— Ты производишь слишком много шума, мой друг. Оставайся здесь со своими братьями и убивай каждого, кто дойдет до конца тропы.

Он ушел, а Талабан, приготовив меч и кинжал, занял с тремя своими аватарами позицию на вершине взгорья. Алмеков будет не меньше сотни, и анаджо, даже наделенные ночным зрением, не смогут остановить их всех.

«Здесь я и умру, — внезапно подумал он. — Я не прожил даже той недели, которую посулил мне Ану». Талабаном овладел страх, ему стало тошно. «Не хочу умирать на этой чужой горе, — думал он. — У меня нет сыновей, которые передали бы мою кровь грядущим поколениям, нет жены, чтобы оплакать меня». Талабан не дрогнул, когда Ану предрек ему смерть, но он надеялся, что Софарита спасет его. Теперь Софарита была далеко, и ему впервые в жизни захотелось убежать от боя. Но он не побежал. Он не мог. Вид аватара справа от него отвлек Талабана от унылых мыслей: зрачки у того сузились, как у кота.

По лицу солдата Талабан понял, что и сам выглядит не менее жутко, и невольно ухмыльнулся. Аватар ответил тем же и протянул ему руку. Талабан пожал ее и обменялся рукопожатием с каждым из своих воинов.

— Это не столь великолепно, как последний выезд Раэля, — сказал он. — Но мы жили, как боги, и умрем, как люди, — этого, думаю, довольно.

Снизу послышались крики раненых и выстрелы огневых дубинок.

Талабан поднял меч.

В городе Эгару Капришан ползал по своей роскошной спальне, опорожняя мешочки с заряженными кристаллами в два сундука.

Он отказался выступить на врага вместе с Раэлем и теперь лихорадочно прикидывал, сколько лет жизни дадут ему эти кристаллы.

Считать он умел хорошо, как все аватары. Кристаллов у него больше двух тысяч, и каждый камень способен поддерживать здоровье человека несколько месяцев. Но он, Капришан — человек не совсем обычный. Избыточные вес и аппетит ослабили его сердце, поэтому он расходует полностью заряженный кристалл за шесть дней. Получается двенадцать тысяч триста шестьдесят дней — меньше тридцати четырех лет!

Разочарованный Капришан сказал себе, что это все-таки лучше, чем валяться мертвым на поле боя. Притом ему, возможно, удастся пополнить запас кристаллов.