Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов

тяжело привалилась к собственному причалу. Сейчас она спит, но скоро проснется, когда статуя Амона-Ра с началом «Прекрасного праздника долины» отправится на ней в путешествие по святым местам западного берега Нила.

Галикарнасец обратил внимание на большой плавучий шатер. Голова Хатхор пристально вглядывалась в гостей с парусиновой стенки, высунув из-под парика коровьи уши.

Шесты по углам плота были увенчаны красными дисками в обрамлении растопыренных черных рогов. С крыши шатра свисали длинные гирлянды свежесорванных водяных лилий. Голые проститутки сидели в ряд на краю настила, болтая ногами в воде.

Плот соединялся с причалом сходнями из жердей, на которые были набросаны травяные маты. Несколько мужчин перебирались по ним, держась за натянутую от берега к плоту веревку.

Заметив посетителей, одни девушки начали игриво брызгать на них, другие призывно замахали руками. Бледнокожие ливийки поднимали за соски грудь, а черные эфиопки бесстыдно распахнули широкие бедра.

В глаза галикарнасцу бросился большой желтый сноп, стоявший вертикально между двух набитых травой корзин. Тасуэи прошлась по плоту равнодушным взглядом, однако карийцы не смогли сдержать ироничных усмешек.

— Фаллос? — догадался Геродот.

— Ага, — подтвердил Настес. — Его издалека видно.

Как и в Мемфисе, путники разделились. Брат с сестрой отправились в жреческий квартал города Ипет-Сут[56] в сопровождении бакет. Геродот и карийцы двинулись к портовому кварталу, где располагалось подворье для чужестранцев.

Выбрав себе комнату, путники разобрали сваленные в углу подголовники и расправили тюфяки. Поужинали оставшейся от обеда полбяной кашей. Пущенный по рукам горшок пива опустел быстро.

— Ты не против, если мы с Лидом навестим плот Хатхор? — спросил галикарнасца Настес. — С тобой останется Мис.

— Да пусть тоже идет, — добродушно сказал Геродот. — Он не человек, что-ли... Сундук я сам посторожу. Вряд ли на подворье стоит опасаться грабителей. Здесь всегда людно.

— Мис не пойдет, — заявил Настес. — Его женщины не интересуют, а в номе Уасет мужеложество не поощряется... Так что на плоту ему делать нечего.

— Вот оно как, — удивился галикарнасец.

Но потом вспомнил невозмутимый взгляд Миса, когда тот смотрел на купающихся Тасуэи и Анхере.

Геродот относился к однополой любви с присущей эллинам терпимостью. Страстные отношения между мужчинами всегда считались в Элладе в порядке вещей.

Увлечение подростками процветало по всей ойкумене с древнейших времен. А прозвище филомейпас — любитель отроков — даже стало в Афинах почетным титулом, которым Экклесия наградила Софокла.

Как правило, старший из двух любовников отвечал за этическое воспитание своего подопечного, внушал ему благородные порывы, вдохновлял на добрые поступки. Зачастую выступая его советником, другом и учителем мужских доблестей.

На дорийца, который не имел юного воспитанника, соседи смотрели с подозрением. В Галикарнасе, как и в Афинах, существовало только одно табу — нельзя вступать в телесную близость с мальчиком, которому еще не исполнилось двенадцати лет.

Поэтому Геродот равнодушно воспринял признание Настеса в том, что его сын предпочитает мужчин женщинам. Ему нет до этого никакого дела, даже если египтяне считают такую любовь предосудительной.

Зато настоящая беда, по его мнению, — это когда египтянка совокупляется с козлом, как поступают жительницы Мендеса. Но, похоже, в Дельте скотоложество никого не смущает.

Ладно, невозмутимо сказал он. — Пусть остается со мной на подворье.

Мис решительно надел сандалии:

— Я погуляю по Ипет-Сут, разведаю обстановку, поговорю с кем-нибудь... Чего время зря терять... Ты не против?

— Конечно, нет, — согласился Геродот.

За время пути он оценил преданность карийцев, искреннюю заботу об общем деле, дружескую поддержку. Каждый из них готов был разбиться в лепешку, стоило галикарнасцу попросить о помощи.

По Дороге торжеств Мис прошел к северному храму Амона-Ра. Бараноголовые сфинксы провожали его беспристрастным взглядом с высоких цоколей. Кариец насчитал не меньше ста фигур.

Рабы убирали с вымостки ослиный помет, замывая темные пятна на квадрах речной водой. Метлы из пальмовых листьев взбили над мифическими существами пыльную завесу.

На красных и желтых мачтах перед Западным пилоном развевались флаги. Чехены из пихтового дерева резали острыми гранями душный вечерний воздух. Электровые острия сверкали закатным солнцем. На стенах пилона в окружении иероглифов замерли надменные боги.

Паломники то и дело падали на колени перед статуями обожествленных фараонов. Разносчики фруктов и жареной дичи громко нахваливали свой товар. Жрецы на ходу кивали друг другу, не желая тратить время на праздные разговоры.

Мис окунулся в темный портал. Прошел по горячим плитам внутреннего двора до двух каменных цистерн, чтобы, несмотря на толкучку, омыть ноги перед посещением святилища.

В гипостиле прятались тени. Карийцу показалось, что он вошел в подземный лес из гигантских папирусов. Но из окон нефов бил яркий свет, словно это горели пятиконечные желтые звезды на потолке. А прямо над головой карийца в нежной синеве нарисованного неба распростерли крылья коршуны Мут и Нехбет.

Побродив бесцельно по колоннаде. Мис вышел к священному озеру Ишеру. Опустился на мраморную скамью, наслаждаясь тихим вечером, благолепием храма и озерной прохладой, умиротворенно накрывшей портики, колонны, статуи теменоса, а также огромный гранитный памятник триединому богу Солнца.

Над водяными лилиями клубилась мошкара. По травяному газону среди сикомор, тамарисков и персей безмятежно расхаживали белые ибисы — птицы Тота. Водную рябь рассекало гусиное семейство — воплощение Великого Гоготуна.

Цапля бога Вену деловито высматривала лягушек в гуще лотосовой лужайки. Священные павианы воровали у зазевавшихся паломников вещи, но тут же бросали добычу, получив взамен горсть фиников или кусок лепешки.

На карниз Хранилища приношений опустилась стайка ласточек. Священные птицы Исиды оживленно галдели, словно делились друг с другом успехами в поисках тела Осириса.