Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов

В Мемфисе эллин сумел ускользнуть от священных крокодилов. Сейчас бегемотиха сама отказалась от преследования. И это несмотря на то, что жертва не скрывает свое настоящее имя, а ведет себя настолько беспечно, будто не боится магических ритуалов.

Не иначе хесит вознесла молитву Бастет, чтобы та попросила богиню-бегемотиху Таурт остановить бег своего земного воплощения. Но месть Сехмет рано или поздно находит приговоренную жертву, а она, ее преданная семет, обязана об этом позаботиться...

Прошло пять дней с момента отплытия из Мемфиса. За Гермополем[55] Нил плавно повернул к востоку. Столица нома Унут с ее многоэтажными домами, расписными пилонами святилищ, древними некрополями, сфинксами, чехенами, огромными статуями фараонов и богов осталась позади.

Крестьяне плыли в город Восьми богов на барисах и нуггарах, груженных дарами плодородного Египта: яблоками, гранатами, смоквами, финиками, виноградом, похожими на финики плодами зизифа, крупными грушевидными ягодами персеи.

Другие корзины были заполнены огурцами, луком, чесноком, сельдереем, а также огородными травами: мятой, душицей, розмарином. Рядом лежали толстые связки листьев латука, стеблей порея, пучки укропа и петрушки.

Деревенские лекари везли особые растения: листья бессмертника, плоды фенхеля, корни, цветы и листья мандрагоры, которую египтяне называют травой Диа-Диа, костянки баланитеса, плоды кордии, бутоны олеандра.

Геродот по-прежнему выполнял обязанности кибернета на барисе Тасуэи. После нападения бегемотихи в походном укладе флотилии из двух лодок ничего не изменилось, лишь карийны поклялись больше не оставлять стоянку без присмотра.

Галикарнасец и хесит продолжали беседовать под тихий плеск воды за бортом. Геродот не мог отвести от жрицы восхищенного взгляда. Да и она теперь смотрела на него другими глазами — изучающе, и в то же время доверчиво.

— Помнишь, я тебе рассказывала про дочь Рампсинита?

— Да... Меня позабавило, что отец отдал ее в публичный дом, а ты объяснила этот поступок ритуальной проституцией... Сказала, будто многие знатные египтяне так поступают, даже сами фараоны.

— У тебя хорошая память, — похвалила хесит галикарнасца. — Ты когда осматривал пирамиду фараона Хеопса, заметил рядом с ней мастабы и пирамиды поменьше?

Геродот кивнул:

— А что?

— Так вот... Одна из этих пирамид — усыпальница его дочери Мересанх. По легенде, Хеопс тоже отправил ее в публичный дом. Якобы зарабатывать деньги на камни для своей пирамиды.

— Ужас какой, — охнул Геродот.

— Ужас не ужас, а себе на пирамиду она тоже накопила, — язвительно заявила Тасуэи. — Просила любовников вместо золота расплачиваться каменными блоками.

— Ты как будто одобряешь распутство, — расстроился галикарнасец.

— Дурачок, — мягко пожурила его хесит. — Даже не думай про меня такое... Жрица жрице — рознь. В храме Бастет для ритуальной проституции есть нефрут... Я просто хотела тебя проверить.

— Вот и проверила, — пробурчал Геродот, обиженно отвернувшись.

А Тасуэи с улыбкой смотрела на него...

Когда хесит снова направила барис к берегу, карийцы тоже причалили. Анхере замахала на них руками — оставайтесь на лодке, так хочет Тасуэи. Настес вопросительно взглянул на Геродота, но тот сделал протестующий жест.

Хесит взяла галикарнасца за руку и повела в заросли акации. Когда кусты скрыли обоих от посторонних взглядов, она сбросила с плеч каласирис. Золотые браслеты на ее запястьях тихо зазвенели.

Геродот задохнулся от охватившего его желания. Он трепетно коснулся пальцами ее плеча, затем погладил нежную кожу на шее, там, где еле заметно билась синяя жилка.

Опустил руку на грудь жрицы. Наконец, провел ладонью по едва выпуклой чаше живота, еще ниже... И, не в состоянии больше сдерживаться, потянул за собой в траву.

Из толщи кустарника доносилось звучное щебетание синегрудой варакушки. Птичка посвистывала, потом пощелкивала, наконец, заливалась трелью. И два тела на зеленом ковре то замирали, то снова неистово сплетались, исполняя вечную, как воды Нила, мелодию любви...

5

Спустя еще четыре дня показались Фивы, древняя столица Египта, которую египтяне считали началом всего мира.

Сначала выплыл огромный остров в окружении бесчисленных мачт и парусов рыбачьих лодок. От Нубийской пустыни навстречу барису с нуггаром по обоим речным рукавам катились воды мощного паводка.

Река обтекала преграду, слизывая с берегов все, что рыбаки не смогли или не успели закрепить: лодки, жердяные изгороди, сарайчики для засолки рыбы... Подмытый стог сена накренился, грозя развалиться и уплыть. Под яром, жалобно блея, барахталась забытая хозяином на лугу коза.

На восточном берегу Нила, где располагалась резиденция фараонов, высились пилоны святилищ божественной триады: демиурга Амона Великого, его жены Мут — богини озера Ашеру — и их сына, свирепого лунного бога Хонсу.

Карниз храмовой стены белел над зеленым пальмовым морем. Вздернутые к небу шпили обелисков Хатшепсут в квартале Нут казались указующими перстами богов.

Далеко на западе солнце золотило складки Ливийских гор, у подножия которых раскинулись заупокойные храмы властителей Египта в окружении некрополей знати, военачальников и жрецов.

От пристани «города мертвых» в сторону хребта убегали насыпи под покровом пыльного марева. Отсюда такабары персидского царя Дария семь дней гнали рабов по песчаной пустыне и везли на запряженных ослами повозках камни для строительства святилища Амона-Ра в Южном оазисе.

Нуггар вслед за барисом направился к Восточной пристани. Геродот насчитал у причалов не меньше восьмидесяти зерновозов и грузовых судов для перевозки скота и жертвенных даров.

От Нила вел канал к искусственному озеру перед стеной храма Амона-Ра. По дощатым причалам от кораблей к воротам сновали рабы с мешком за спиной или коробом на голове.

Огромная священная ладья Амона-Ра — Усерхетамон —