Гай Мэннеринг, или Астролог - Вальтер Скотт

Внимание Мэннеринга привлекла бедная девушка, которая была у покойницы чем-то вроде компаньонки, так что старуха в любое время могла срывать на ней свое дурное настроение. Для того чтобы заставить девушку присутствовать при оглашении завещания, любимая служанка покойной должна была чуть ли не насильно притащить ее в комнату. Там она поскорее забилась в угол, удивленно и испуганно глядя на то, как незнакомые люди роются в вещах, на которые она с самого детства привыкла глядеть не иначе как с благоговейным трепетом. За исключением нашего доброго Динмонта, все отнеслись к ее появлению недружелюбно: они видели в ней опасную соперницу и считали, что признание ее прав на наследство могло помешать им и уменьшить их шансы.

И все же это было единственное живое существо, которое искренне горевало по усопшей. При всем своем себялюбии миссис Бертрам как-никак была ее покровительницей. И теперь капризы и тирания взбалмошной старухи были забыты, и бедная сирота заливалась горькими слезами.

— Очень уж соленой воды много, — сказал табачник бывшему владельцу Драмкуэга. — Это ничего хорошего не предвещает. Плачут так обычно неспроста.

Мистер Мак-Каскуил ответил кивком головы, не желая уронить свое высокое достоинство в глазах мистера Плейдела и полковника Мэннеринга.

— Странная все-таки штука будет, если так и не найдут завещания, — сказал поверенному Динмонт, начинавший уже терять терпение.

— Потерпите, пожалуйста, немного, миссис Маргарет Бертрам была добрая и разумная женщина, да, добрая и рассудительная, и умела выбирать друзей и душеприказчиков. Возможно, что завещание, выражающее ее последнюю волю, или, лучше сказать, распоряжение относительно имущества mortis causa[258], она поручила какому-нибудь надежному другу.

— Голову даю на отсечение, — шепнул Плейдел полковнику, — что завещание у него в кармане. — Потом, обращаясь к поверенному, он заявил:

— Ладно, сэр, вопрос решается просто. Вот завещание, составленное несколько лет тому назад: поместье Синглсайд отказано в нем мисс Люси Бертрам.

Слова эти поразили всех как гром среди ясного дня.

— Но, может быть, вы, мистер Протокол, можете сообщить нам о каком-нибудь более позднем распоряжении?

— Разрешите, я взгляну, мистер Плейдел, — и с этими словами Протокол взял бумагу из рук ученого адвоката и пробежал ее глазами.

— Слишком уж он спокоен, — сказал Плейдел, — удивительно спокоен. Не иначе как у него в кармане еще одно завещание.

— Что же он его тогда не выкладывает, черт побери? — сказал полковник, выходя из себя.

— Откуда я знаю? — отвечал наш ученый законовед. — Почему кошка не задушит мышь сразу? Нет ли здесь уверенности в своей силе и желания немного подразнить всех, кто ждет? Итак, мистер Протокол, что вы скажете насчет завещания?

— Что ж, мистер Плейдел, оно хорошо написано, составлено по форме и заверено по всем правилам.

— Но оно аннулируется другим, позднейшим распоряжением, которое сейчас в ваших руках, не так ли? — спросил адвокат.

— Должен признаться, что это похоже на правду, мистер Плейдел, — ответил Протокол, доставая пачку бумаг, перевязанных тесемкой и опечатанных на каждом узле и сгибе черными сургучными печатями. — То завещание, которое вы, мистер Плейдел, только что предъявляли, помечено первым июня тысяча семьсот.., года, а на этом, — заявил он, срывая печати и медленно развертывая бумагу, — стоит пометка двадцатого, впрочем нет, двадцать первого апреля сего года, то есть на десять лет позднее.

— Чтоб она повесилась! — воскликнул наш советник, заимствуя это выражение у сэра Тоби Белча[259]. — Месяц и год как раз те, когда с Элленгауэном беда стряслась. Но послушаем все же, что она там пишет.

Тогда мистер Протокол попросил присутствовавших соблюдать тишину и медленным, ровным и внятным голосом стал читать завещание.

Столпившиеся вокруг него люди, в чьих глазах то загоралась, то снова гасла надежда и которые старались среди окутавшего все и вся густого тумана разных юридических формулировок во что бы то ни стало разглядеть настоящую волю покойной, являли собою зрелище, достойное кисти Хогарта[260].

Завещание всех поразило. После перечисления в соответственном порядке всех строений и всех земель Синглсайда и других поместий, как-то: Лаверлеса, Лайелона, Спинстерс-Ноу и бог знает еще каких, сообщалось, что все передается (тут голос чтеца понизился до скромного пиано) Питеру Протоколу, адвокату, как лицу, способностям и честности которого она вполне доверяет (наша высокочтимая и дорогая покойница настояла на том, чтобы указать это именно в таких выражениях), на сохранение (здесь к нашему чтецу вернулись и прежний голос и прежнее выражение лица, а лица некоторых слушателей, которые перед этим так вытянулись, что им мог бы позавидовать сам мистер Мортклок, заметно укоротились) — на сохранение, имея в виду нижеследующие обстоятельства, соображения и цели.

В этих «нижеследующих обстоятельствах, соображениях и целях» и заключалась вся суть дела. Первым пунктом было вступление, утверждавшее, что завещательница происходит из старинного рода Элленгауэнов и что ее почтенный прадед, блаженной памяти Эндрю Бертрам, первый владелец Синглсайда, был вторым сыном Аллана Бертрама, пятнадцатого по счету барона Элленгауэна. Далее утверждалось, что, хотя и было известно, что Генри Бертрам, сын и наследник Годфри Бертрама, ныне Элленгауэна, был в раннем детстве украден у родителей, она, завещательница, твердо убеждена, что он жив и находится где-то на чужбине и что божественное провидение поможет ему вернуть все свои земли.

В этом случае он, Питер Протокол, обязывается — и сам подтверждает это, приняв на хранение настоящее завещание, — вернуть означенные земли, как Синглсайд, так и остальные, равно как и все прочие виды владений (исключив, разумеется, причитающееся ему вознаграждение за труды), вышеупомянутому Генри Бертраму, когда тот возвратится на родину. А на время пребывания последнего на чужбине и в случае, если он вообще никогда не вернется в Шотландию, ее душеприказчик, мистер Питер Протокол, которому вверено все имение, обязан разделить доходы с земель и проценты с капитала (опять-таки удержав из них соответственное вознаграждение за свои труды) на равные части между четырьмя благотворительными учреждениями, поименованными в завещании. Право управлять имением, отдавать земли в аренду, занимать и давать взаймы деньги — словом, полное владение всеми видами собственности предоставляется указанному доверенному лицу, а в случае его смерти переходит к другим лицам, имена которых также упоминаются в духовной. Сверх этого были отказаны только две суммы: сто фунтов любимой горничной и приблизительно столько же Дженни Гибсон (которую, как это утверждалось в духовной, завещательница держала у себя из милости), с тем чтобы она могла на эти деньги обучиться тому или иному приличному ремеслу.