Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

только ею. Патриоты считают флаг своей страны священным – и что, правительство страны становится религией? С другой стороны, определение Старка и Бейнбриджа выглядит слишком узким: оно не охватывает такие крупные религии, как буддизм, чей основатель настаивал на том, что он всего лишь пробудился и нашел путь к просветлению без помощи каких-либо богов. Старк и Бейнбридж на это возражают: буддизм в том виде, как он практикуется, полон богов – а значит, включен в их определение. Однако в более общем смысле определять религию только в терминах верований в сверхъестественные силы – это не только узко, но и поверхностно.

В прошлом участники споров были склонны игнорировать два самых важных критерия, необходимые для определения любого класса предметов, а значит, и религии. Эти критерии можно назвать функцией и нечеткостью. В главе 1 я описал функционализм и нефункционализм как два радикально различных стиля мышления, уместные для подходящих ситуаций. Абсурдно думать о Луне в функционалистских терминах – но и равно так же абсурдно думать о механизме или хорошо приспособленном организме в терминах нефункционалистских. Функциональный статус объекта неизменно отражен в его определении. Рукотворный функциональный объект, скажем, зубная щетка, определяется так: «Щетка для чистки зубов». Биологически развившийся функциональный объект, тот же зуб, определяется так: «Твердая костная структура, используемая для откусывания и пережевывания пищи, а также для укусов, как оружие». Группы людей, имеющие функции, тоже неизбежно определяются в функциональных терминах. Суд определяется так: «Группа людей, принесших присягу в том, что они выяснят и проверят дело, представленное им на рассмотрение, и вынесут вердикт на основании представленных свидетельств». Армия: «Группа мужчин, организованная ради войны». В качестве обучающего упражнения предлагаю читателям попытаться определить эти объекты без какого-либо упоминания их функции. Итак, если религия – это адаптация, возникшая в ходе биологической и культурной эволюции, в ее определении должен отразиться ее функциональный статус.

Нечеткость – это степень, с которой множество предметов (например, множество, названное «религия») можно отличить от других множеств. Цель, присущая многим определениям – снизить нечеткость, насколько это возможно. Классическая теория множеств в математике решает эту задачу, определяя принадлежность объекта к классу по принципу «либо принадлежит, либо нет». Сведение нечеткости к минимуму часто приносит практическую пользу – скажем, когда наводчик ПВО хочет отличить свой самолет от вражеского. И в то же время некоторые множества являются нечеткими по самой своей природе. Демократия существует не по принципу «либо есть, либо нет» – скорее, она реализуется в той или иной степени. Известно, что и биологические виды – это нечеткие множества объектов, не подпадающие под действие упомянутого принципа. Понимание множеств, нечетких по своей сути, требует признать нечеткость свойством, интересным самим по себе, и изучить его. В математике и теории вычислительных машин и систем недавно даже появилась целая отрасль, посвященная изучению нечетких множеств (Kosko 1993; Klir, St. Clair, and Juan 1997), и это влечет важные последствия для социальных наук (Ragin 2000).

А сейчас вернемся к определениям Дюркгейма и Старка, уже помня о функции и нечеткости:

Религия представляет собой единую систему верований и практик, имеющих отношение к священному, то есть к вещам особым и запретным, и соединяющих в единое нравственное сообщество, называемое Церковью, всех, кто придерживается их (Durkheim [1912] 1995, 44).

Религия состоит из самых общих объяснений, объясняющих и устанавливающих условия обмена с богом или богами (Stark 1999, 270).

Определение Дюркгейма отражает его функционалистскую ориентированность. Религия – это система, призванная объединить человеческую группу в цельное моральное сообщество, и священность в ней служит важнейшим и неотъемлемым механизмом. Расплывчатость этого определения окажется помехой, если мы пытаемся уменьшить нечеткость – но вполне подойдет, если религия по сути своей является нечетким множеством объектов. Не имея желания оправдать Дюркгейма во всем, я, тем не менее, полагаю, что это определение верно, поскольку оно признает функциональную природу религии.

Определение Старка, напротив, отражает две стороны его собственной формальной теории религии: религия – это побочный продукт эволюции; а в основе ее лежит психология. Мы уже отмечали, что эту теорию можно опровергнуть на двух основаниях: она не учитывает функциональность религии, а ее психологическая сторона – это прежде всего метафора, призванная найти оправдание для принципа максимизации полезности. И потому для оценки сопутствующего определения религии, предлагаемого теорией Старка, необходима гораздо более широкая основа, нежели просто наличие богов в буддизме. Даже если присутствие сверхъестественных сил окажется для религии определяющим критерием, нам потребуется узнать, как функционируют боги и что замещает их в других объединяющих системах. И вместо того, чтобы пытаться использовать определение, отграничивающее религию от других социальных систем, нам необходимо понять, что общего имеют все объединяющие системы и почему они различаются по особенностям, заставляющим нас относить одни из них к «религиозным», а другие, скажем, к «политическим» – даже при отсутствии четких границ[61].

Сравнительное изучение объединяющих систем

Перед тем как мы перейдем к сравнению социальных систем, важно вспомнить, что объединяющие системы существуют в природе повсеместно. Та же самая теория, согласно которой группы людей предстают как адаптивные единицы, объясняет и колонии общественных насекомых, и отдельные организмы, и даже первую зародившуюся жизнь как объединенные группы взаимодействующих молекул, эволюция которых шла благодаря групповому отбору. Во Введении, в самом начале, я привел цитату из сочинений гуттеритов, сравнивающих свои религиозные общины с отдельными организмами и колониями пчел. И сколь бы поразительным это ни показалось, это сравнение в полной мере подтверждается наукой. Сравнив объединяющие системы на самом крупном из возможных масштабов, мы можем постичь очень многое.

Поскольку мы сужаем размах нашего предприятия до сравнительного исследования человеческих социальных организаций, нам нужно начать с нашей собственной эволюционной истории, которая по большей части шла в малых группах, по размеру примерно равных современным группам охотников-собирателей. На первый взгляд эти группы не особо подходят для группового отбора. На основе одной лишь наследственной изменчивости мы могли бы предположить, что в большинстве случаев преобладать будет отбор внутригрупповой. Однако фенотипическая изменчивость, имеющая место внутри групп и между ними, кардинально отличается от наследственной и, несомненно, делает групповой отбор поистине мощной силой. Не будем забывать о том, что естественный отбор «видит» одну лишь фенотипическую изменчивость. Генетическая эволюция