Условия абсолютного добра - Николай Лосский

О любви, внушаемой русским народом, мною приведен в первой главе ряд примеров из литературы иностранцев. Примером бешеной ненависти могут служить книга Viktor Hehn «De moribus Ruthenorum» (1892) и книга Sir Galahaad «Der Idiotenführer durch die Russische Literatur». Немец Ген работал, по–видимому, в Публичной библиотеке в Петербурге, выслужил пенсию и уехал в Германию, где жил на пенсию, получаемую из России. В 1857- 1873 гг. он вел дневник, изданный после его смерти профессором Шиманом (Schieman). Русские, говорит Ген, народ без совести, чести, самодеятельности; у них нет творческой силы; к танцам, балету они неспособны; лирика Пушкина — подражание, без души и чувства; русские не способны охватывать целое, и в практической жизни, и в художественном творчестве; их литература бездарна. Пушкин — смесь, всякого рода подражаний. Гоголь - «ограниченная голова». «Любовь, великая волшебница молодости и венец жизни, им неизвестна». И это писалось о народе, у которого были такие великие поэты, как Пушкин и Лермонтов, и в то время, когда уже появились романы Тургенева, Гончарова, Достоевского, Льва Толстого. Заметив какое‑либо хорошее свойство

_______________________

Je ne connais pas de peuple plus séduisant; je n'en sais pas de plus décevant (Legras J. L'âme russe. P. 5).

281

у русских. Ген старается принизить его; например, он говорит, что русские артельщики очень честны, им можно доверять большие суммы денег; эту честность их он объясняет примитивизмом (106), не проснувшейся индивидуальностью (202).

Автор «Путеводителя по русской литературе», претенциозно присвоивший себе имя одного из рыцарей Грааля, в такой же мере, как и Ген, отрицает какие бы то ни было достоинства у русского народа. Он утверждает, что русские ничего не изобрели, ни в чем не проявили творчества. Читая «Войну и мир», он нашел у Наташи Ростовой только одно ее проявление — показывание мужу желтого пятна на пеленках выздоравливающего ребенка; над Платоном Каратаевым он только пошло издевается, не замечая в нем ничего хорошего. Я долго искал книгу сэра Галаада с целью прочитать ее и подвергнуть критике. Когда мне удалось найти ее, я не счел ее заслуживающей статьи о ней. Всякий читатель книги Гена или сэра Галаада скажет себе, что такого народа, каким они изображают русских, нет на свете, и книги их — любопытный образец того, до какого ослепления доводит ненависть, чувство сатанинское, как это установил Макс Шелер: оно побуждает радоваться недостаткам ненавидимого существа и печалиться при наблюдении достоинств его.

21

Глава пятая НАРОДНИЧЕСТВО

Искание абсолютного добра, свойственное русскому народу ведет к признанию высокой ценности всякой личности. Поэтом русская интеллигенция проявляла всегда повышенный интерес социальной справедливости и заботу об улучшении положения крестьян, как наиболее обездоленного сословия. В XIX веке во: никло в среде интеллигенции движение, называемое народничеством. Оно состояло у одних лиц в самоотверженном служении народу, а у других, кроме того,' в крайней идеализации народа и возникающем отсюда желании поучиться у народа, усвоить «правду», носителем которой он является. Многие народники были люди неверующие, отошедшие от Церкви; и тем не мене» их народничество бессознательно связано с религиозным исканием добра, присущим русскому народу. Федотов в статье «Религиозные истоки народничества»* говорит о духе самопожертвования многих народников, отказе от богатства, от благ культуры и утверждает, что эти черты требуют религиозного объяснения подсознательно они связаны с «кенотизмом» русских святы любивших бедность, плохую одежду, жизнь вместе с низшими слоями народа (С. 34).

Идеализацию крестьянсгва можно найти уже у славянофилов

______________________

Fedotov О. P. The Religions Sources of Populism//Russian Review. 1942. April.

282

славянофилов К. Аксаков говорит о высокой нравственности простого народа, не испорченного цивилизацией. Он решительно выразил эту мысль в комедии «Князь Луповицкий».

Хомяков высоко ценил русскую сельскую общину, «деревенский мир» с его единодушной сходкой, с его судом по обычаю, совести и правде внутренней *.

Эту идеализацию русской общины разделял и Ю. Самарин.

П. Л. Лавров, высказавший идею «долга народу», обосновывает ее в своих «Исторических письмах» следующим образом: «Каждое удобство жизни, которым я пользуюсь, каждая мысль, которую я имел досуг приобрести или выработать, куплены кровью, страданиями или трудом миллионов». Михайловский также говорит: «Мы — должники народа» (в статье «Что такое прогресс?»). Крестьянскую жизнь и труд Михайловский ценит очень высоко. Крестьянин живет близко к природе и получает от нее много впечатлений и знаний, малодоступных горожанину; его деятельность крайне разнообразна и меняется в зависимости от времени года и от погоды; он разводит растения на полях и в огороде, он ухаживает за животными, а в свободное время от этих работ чинит или даже мастерит орудия, необходимые для его хозяйства. Благодаря этой сложной жизни, говорит Михайловский, крестьянин обладает всесторонней личностью. Степень развития крестьянина обыкновенно бывает более низкой, чем у горожанина, ставшего искусным, однако узким специалистом в какой‑либо одной области, но тип развития крестьянина гораздо более высок, потому что содержит в себе много способностей. Сложная жизнь крестьянина обладает органической цельностью. Этот идеал всесторонней личности и идеализацию типа жизни крестьян усвоил от Михайловского Глеб Успенский, один из наиболее замечательных писателей–народников.

К числу беллетристов–народников принадлежат следующие писатели: Александр Иванович Левитов, 1835–1877; Николай Иванович Наумов, 1838–1901; Павел Владимирович Засодимский, 1843–1912; Глеб Иванович Успенский, 1843–1902; Николай Николаевич Златовратский, 1845–1911; Филипп Диомидович Нефедов, 1848–1902; Николай Елпидифорович Каронин (псевдоним Петропавловского), 1857–1892. Данилу Лукича Мордовцева (1830–1905) историки литературы в СССР называют представителем «умеренного народничества». Одним из теоретиков народничества они считают Николая Константиновича Михайловского, 1842–1904.

Из числа писателей–народников особенно заслуживают внимания Златовратский и Глеб Успенский. В повести «Крестьяне- присяжные» Златовратский рассказывает о поведении и злоключениях восьми крестьян, которых община послала на сессию окружного суда быть присяжными заседателями. Златовратский так

____________

*Собр. соч. Хомякова. Т. 1. «Письмо об Англии». С. 138; «По поводу Гумбольдта» см. описание мирской сходки. С. 166–169.

283

характеризует их: «все они были трудолюбивые землепашцы»; «все они более легковерные художники, чем строгие мыслители, и хотя, прежде чем на что‑нибудь решиться или решить какое‑нибудь дело, долго носятся с ним, думают, исследуя со всех сторон, но вдруг, утомившись, бросают все свои длинные подготовительные изыскания и произносят решение, иногда совершенно противоположное всем добытым предварительными изысканиями результатам, но зато согласное с их душевным настроением. Они впечатлительны; в них заметна склонность решать дела «по душе», а не по хитросплетенным измышлениям. Все это кладет на их характер печать добродушия». В то время как, по понятиям одних, «грех» начинается с момента преступного акта и требует наказания, — для крестьянина он уже сам по себе есть часть «кары и несчастья», начало взыскания «карающего Бога за одному Ему ведомые, когда- то совершенные поступки». Иногда присяжные заседатели–крестьяне, имея дело с доказанным преступлением, выносят решение «не виновен» потому, например, что считают наказание каторгой на несколько лет в данном случае несправедливым, тем более что у преступника есть жена с малолетними детьми.

В большой повести «Устои» Златовратский обрисовывает добрые нравы общины, «мира» *, в котором все близки друг другу, горе и радость делят вместе, чувствуют обязанность помогать друг другу. Мы, говорят члены такой общины, «друг другу все одно что родные». Философия дяди Мина в общине, хранящей «устои», такова: «Мужичок мир любит, спокой; ему мало, что на огороде у него тихо, ему чтоб все кругом было светло и радостно. Потому уже, ежели у соседа плохо, и у тебя хорошему не быть, жди беды» (Ч. III. Гл. «Дети полей»). В главе «Сон счастливого мужика» мир представляется крестьянину как источник правды: «Справедливее мира не сыщешь, его не закупишь, не обойдешь, не обманешь, потому на миру все у каждого всякому видно. Мир никого не обидит напрасно, так как ему самому мзды не надо, строго « чинно блюдет он общее дело». Встречаясь с несправедливостью с тяжелым затруднением, крестьянин, живущий по заветам предков, утешал себя надеждой на Бога и на царя: «А Бог‑то зачем? —  А царь‑то зачем?»