Нарушенная клятва - Кэтрин Куксон

Тилли охватило оцепенение, и ей страшно хотелось спать. Но она машинально оглядывалась на идущих с носилками солдат.

Вялость ее прошла, когда с рассветом она вместе с остальными въехала через мощные ворота в огороженный высоким частоколом двор форта, заполненный солдатами, поселенцами, и… индейцами.

Широко открытыми глазами смотрела Тилли на неподвижную группу индейцев, сгрудившихся в углу двора. Солдат помог ей сойти с лошади. Жуть и трепет охватили ее при виде индейцев, среди которых она заметила женщин и детей. Некоторые из них лежали на земле, кое-кто стоял, но никто не двигался.

Тилли повернулась, собираясь идти к носилкам. Но подошедшие к ней две женщины взяли ее под руки и по ступенькам провели в какую-то комнату, похожую на больничную палату. Часть комнаты занимали походные кровати, на них Тилли увидела людей с забинтованными руками и головами. Несколько человек лежали прямо на полу.

— Куда вас ранили? — спросила одна из женщин, когда они усадили Тилли на стул. Но Тилли покачала головой и указала на солдат, вносивших носилки с Мэтью.

— Мой муж, — каким-то скрипучим голосом проговорила она.

У нее так пересохло во рту, как будто она наелась песка.

— Выпейте, — женщина подала ей стакан.

Выпив с жадностью предложенную воду, Тилли встала, отстранив стоявшую рядом женщину и побрела туда, где на полу теперь лежал Мэтью. Рядом находился стол, за которым что-то делал мужчина в клеенчатом фартуке, и его одежда, как заметила Тилли, была вся забрызгана кровью. Лицо тоже.

— А здесь еще что? — сердито заворчал он, бросая взгляд на Мэтью.

Тилли начала объяснять, что это ее муж, который серьезно ранен. Но в этот момент капитан отвел доктора в сторону.

Через несколько минут со стола убрали неподвижное тело, и на его место уложили Мэтью.

К Тилли снова подошли две женщины и одна из них, приятным голосом, сказала:

— Пойдемте отсюда, моя милая, пойдемте.

— Нет-нет! — К Тилли вдруг вернулись прежние силы. Она оттолкнула от себя женщин, чем вызвала их недоумение и стала наблюдать, как снимают повязки с тела Мэтью. Когда последняя повязка и прикрывающая рану прокладка, полетели на пол, вид обнажившейся чудовищной раны заставил Тилли содрогнуться, но она мужественно выслушала приговор доктора:

— Здесь я бессилен. Придется резать.

Доктор взял в руки тесак, которым обычно орудуют мясники, и поднял его над головой. В эту минуту Тилли представилось, что вернулся индеец довершить начатое дело. Острое лезвие перерубило сухожилия и рука Мэтью упала на пол. Тилли с истошным хрипом метнулась к столу, но чьи-то руки подхватили ее и вынесли из комнаты. Она снова страшно вскрикнула и ей дали что-то выпить.

— Успокойтесь, не надо кричать, успокойтесь, — уговаривал ее тихий голос. — Он был без сознания и ничего не почувствовал.

Тилли глотала жидкость, которую ей давали пить и молила Бога о смерти. Но Бог остался глух к ее молитвам. Она была жива и ее стошнило. Замечательный ужин, которым их накормили накануне, вылетел из нее в одну минуту. Ее снова чем-то напоили.

Немного погодя, Тилли почувствовала, как ее обволакивает спокойствие и безразличие, и ей не нравилось это чувство. Усилием воли она заставляла себя не спать. В ней нуждался Мэтью! Ах, Мэтью! Его отец лишился ног, а он потерял руку!

Почему, Господи! За что?

Тилли очнулась в постели. Через маленькое квадратное окно в комнату лились яркие солнечные лучи. Она огляделась. Несмотря на странное душевное спокойствие, Тилли сразу же вспомнила события прошлой ночи.

Дверь открылась, и вошла худощавая, ростом с Тилли, женщина. Когда она заговорила, Тилли узнала ее голос.

— Ну вот, милая, вы и проснулись. Отдохнули немного?

Тилли молча смотрела на нее. Ей хотелось расспросить женщину, но язык не поворачивался произнести нужные слова.

— Ваш муж пришел в сознание, — гладя ее по голове, сообщила незнакомка.

Тилли, как подброшенная пружиной, рванулась, чтобы встать, но женщина придержала ее за плечо.

— Не волнуйтесь. Ему не так уж плохо. Он потерял много крови и сильно ослабел, а в остальном ничего.

— Это точно?

— Ну, конечно. Если захотите освежиться, все необходимое найдете там. — Она показала на дверь. — Когда будете готовы, можете немного перекусить и тогда пойдете к нему.

— Я… не могу есть. Я… должна его увидеть.

— Вы увидите его, моя милая, пойдемте. — Женщина помогла Тилли подняться и подвела к двери.

Комната напоминала туалетную комнату в далеком имении Сопвитов. Под деревянным каркасом с круглым сиденьем стояло ведро. На скамье Тилли увидела тазик и кувшин. На столе, находившемся напротив туалета, поблескивало маленькое зеркало. Тилли взглянула в него и не узнала себя. На нее смотрела незнакомая старая особа с черными провалами вместо глаз.

Женщина поджидала Тилли в соседней комнате с подносом, который она поставила на край кровати.

— Спасибо, — поблагодарила Тилли, — но я не могу есть.

— Тогда выпейте кофе.

— Пожалуйста, отведите меня к нему, — шепотом попросила Тилли и с трудом сделала глоток.

Слегка поколебавшись, женщина вздохнула:

— Хорошо, идемте.

Тилли помнила комнату, заставленную кроватями, помнила стол в конце ее, помнила мужчину в клеенчатом фартуке. Но только теперь она почувствовала запах: едкую смесь крови, пота и паленых волос.

Доктор все так же стоял у стола, но сейчас на нем был чистый фартук, и он смыл кровь с лица. Доктор покосился на женщин, но ничего не сказал. Тилли подвели к кровати в конце комнаты. Перед ней лежал Мэтью так же, как и она, до неузнаваемости изменившийся за последние двенадцать часов.

Он лежал с открытыми глазами. Их цвет — единственное, что осталось от прежнего Мэтью. Тилли склонилась над ним и прижалась губами к его губам. Но Мэтью не ответил на ее поцелуй, и она подняла голову.

— Тилли, — беззвучно шевельнулись его губы.

— Да, любовь моя, — она с трудом разобрала свои собственные слова. Горло у нее пересохло, ей казалось, что она вот-вот задохнется.

— Тилли.

— Да, дорогой.

— Домой.

— Хорошо, мой милый! Лежи спокойно, мы скоро поедем домой.

Тилли распрямилась и повернулась к стоявшей рядом женщине.

— Пусть эти грязные бродяги подождут, — раздался на всю комнату скрипучий голос доктора. — Будь моя воля, я бы их там и сжег, и на медленном огне, очень медленном.

Несколько человек, ухаживавших за ранеными, оставили свое занятие и подняли головы. Мужчина в военной форме что-то говорил доктору, но очень тихо, а вот ответ доктора слышали все.