Ярость - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда премьер-министр объявил дату общих выборов, страну сразу охватило то своеобразное возбуждение, которое всегда сопровождает крупные политические события в Южной Африке, и газеты начали публиковать резкие и фанатичные заявления.
Одной из главных сенсаций кампании стал выход Шасы из Объединенной партии и утверждение его кандидатуры от националистов в округе Южный Боланд. Англоязычная пресса бичевала его, называя трусом и предателем, а «Бюргер» и «Ди Трансваалер», главные выразители националистических взглядов, расхваливали Шасу как дальновидного человека будущего и описывали день, когда все белые граждане Южной Африки под твердым руководством Националистической партии плечом к плечу двинутся к золотой республике – месту всех истинных патриотов Южной Африки.
Из Нью-Йорка прилетела Китти Годольфин – освещать выборы и продолжить свой знаменитый сериал «Взгляд на Африку», который уже принес ей еще одну «Эмми» и сделал одной из самых высокооплачиваемых представительниц нового поколения молодых, красивых и ядовитых телевизионных комментаторов.
Когда она приземлилась в аэропорту Яна Сматса, политическое дезертирство Шасы было главной новостью. Китти позвонила ему из аэропорта по частной линии и застала в кабинете, где только что завершилось заседание возглавляемого им совета директоров. Шаса как раз собирался покинуть «Сантэн-хаус», чтобы лететь на шахту Х’ани с ежемесячной инспекцией.
– Привет, – весело сказала Китти. – Это я.
– Сука. – Он сразу узнал ее голос. – После того, что ты со мной сделала, надо бы пнуть тебя в зад – сапогом с железной подошвой, со всего размаха.
– Значит, ты видел? Правда, хорошо получилось? Мне кажется, я представила тебя очень полно.
– Да, видел в прошлом месяце по Би-би-си, когда был в Лондоне. Ты сделала из меня нечто среднее между капитаном Блаем и Саймоном Легри [42], хотя гораздо более помпезное и гораздо менее приятное, чем они.
– Я так и сказала – я очень полно тебя представила.
– Не знаю, почему я с тобой вообще говорю, – невольно усмехнулся он.
– Потому что соскучился по моему прекрасному телу, – предположила она.
– Благоразумней было бы ухаживать за осиным гнездом.
– Мы ведь говорим не о благоразумии, приятель, а о страсти. Они несовместимы.
Шаса мысленно представил себе ее стройное тело, великолепные маленькие груди… и ему стало трудно дышать.
– Где ты? – спросил он.
– В йоханнесбургском аэропорту.
– Что ты делаешь сегодня вечером?
Он быстро прикинул: инспекцию шахты Х’ани можно отложить, а до Йоханнесбурга четыре часа лета в «моските».
– Я открыта для предложений, – сказала Китти, – при условии, что ты дашь «Североамериканской телекорпорации» эксклюзивное интервью о своей перемене политического статуса и взгляда на будущие выборы и на то, что они означают для простых людей этой страны.
– Мне следовало догадаться, – сказал он. – Буду через пять часов. Никуда не уходи.
Шаса положил трубку и несколько мгновений стоял, дивясь себе. Внезапное изменение его планов приведет в смятение всю компанию, потому что время Шасы жестко расписано на много недель вперед и в этом графике – открытие выборной кампании, но у этой женщины была какая-то колдовская власть над ним. Все эти месяцы воспоминание о ней, как злой дух, витало на краю его сознания, и теперь мысль о том, что он будет с ней, наполнила его таким возбуждением, какого он не знал с того времени, как подростком начал первые сексуальные опыты.
«Москит» был заправлен и ожидал на стоянке, готовый к полету на шахту Х’ани. Потребовалось десять минут для прокладки нового маршрута и согласования со службой воздушного контроля, потом Шаса поднялся в кабину и, улыбаясь, как школьник, играющий вместо уроков в хоккей, включил двигатели «роллс-ройс-мерлин».
Когда он приземлился, было уже темно, но его ждала машина компании, и он поехал прямо в центр Йоханнесбурга, в отель «Карлтон». Когда он вошел через вращающиеся двери, Китти была в фойе: свежее лицо девочки-подростка, длинноногая, узкобедрая, в джинсах. Она с детским энтузиазмом подбежала к нему и обеими руками обняла за шею, чтобы поцеловать. Постояльцы отеля, должно быть, решили, что отец встретился со своей дочерью-школьницей, и снисходительно улыбались.
– Нас пустили в твой номер, – сказала Китти по дороге к лифту, подпрыгивая, чтобы не отставать, и таща его за руку в пантомиме восторга. – Хэнк уже приготовил камеру и освещение.
– Ты не даешь мне даже времени выпить, – возразил Шаса. Китти сделала строгое лицо.
– Делу время. И тогда у нас будет достаточно часов для любой потехи.
Она проказливо улыбнулась, и он неохотно кивнул в знак согласия.
Конечно, все это было обдумано заранее. Китти была слишком профессиональна, чтобы дать ему время собраться с мыслями и подготовиться. Один из ее приемов – выбить собеседника из колеи, однако сама она тщательно готовила вопросы и реплики все пять часов после их разговора по телефону.
Она переставила мебель в номере, выделила интимный уголок, в котором уже было готово освещение и стоял со своем «арифлексом» Хэнк. Шаса обменялся с ним рукопожатием и теплым приветствием, а Китти тем временем налила большую порцию виски из бара.
– Снимай пиджак, – приказала она, протягивая виски. – Я хочу, чтобы ты был расслаблен и небрежен.
Она отвела его к двум стоящим друг против друга креслам и, пока он прихлебывал виски, стала забавно рассказывать о перелете и о том, как в Лондоне их задержали на восемь часов из-за нелетной погоды. Затем Хэнк дал ей знак, и она начала:
– Шаса Кортни, с начала этого столетия ваша семья была традиционным союзником генерала Сматса. Он был личным другом вашего деда и вашей матери, часто бывал у вас в доме и способствовал вашему вхождению в политику. А теперь вы бросили созданную им Единую партию, отказались от фундаментальных принципов соблюдения приличий и от честной по отношению к цветным гражданам этой страны игры, а ведь эти принципы составляли ядро философии генерала Сматса. Вас называют дезертиром, изменником и гораздо худшими словами. Считаете ли вы это справедливым, а если нет, то почему?
Нападение было таким стремительным и свирепым, что на мгновение застало Шасу врасплох; но он быстро с этим справился – ведь он знал, чего ожидать, и улыбнулся. Он будет наслаждаться происходящим.
– Генерал Сматс был великий человек, но совсем не такой святой по отношению к туземцам, как вы полагаете. Все то время, что он оставался у власти, политический статус туземцев не менялся, а когда они выходили за рамки, он без колебаний посылал войска и давал смутьянам услышать свист шрапнели. Вы когда-нибудь слышали о Бондельвартском восстании или о Булхокской бойне? [43]