Киндрэт (Тетралогия) - Наталья Турчанинова

Мне захотелось закрыть глаза и заткнуть уши, а еще лучше — повернуться спиной к черному ужасу и бежать отсюда как можно быстрее, но я не мог даже пошевелиться. Я знал, что, если сдвинусь с места, живой торнадо набросится на меня и сожрет, затянет в себя, превратит в одного из своих бесплотных призраков. В того, кто дает ему силу и разум. Какое счастье, что Лориан до сих пор блуждает в своих грезах и не видит черного смерча, вьющегося над ним!

Тринадцать символов пылали яростным зеленым огнем, сдерживая тьму в круге.

Мне не нужно было поворачиваться, чтобы видеть их всех. Белые лица, утратившие всю свою привлекательность, приоткрытые рты, остановившиеся взгляды, клыки — черные тени, зачарованные пляской гигантской воронки, проступают сквозь человеческое обличье. Они знают, что любой из них может стать жертвой, и поэтому стоят не шевелясь, едва дыша. И только кадаверциан — дирижер черной Смерти — сейчас неуязвим и всемогущ. На короткое время ему подчиняется огромная сила, и когда это время закончится, она испепелит его. Кристоф, прости. Я не знал. Не думал, что магия, которой ты владеешь, может погубить тебя.

Витдикта хищно затрепетала и повернула ко мне жерло, исполосованное молниями. Мне показалось, что я смотрю в гигантскую оскаленную пасть безумной твари, еще немного — и она растерзает меня… Не шевелиться, не думать, не дышать. Черный туман заползал в мою душу, меня встряхивало, выворачивало наизнанку, перетасовывало, словно колоду карт. Человеческая часть моей души выла от страха, темная половина трепетала от восторга и желания слиться с мрачной бездной, породившей ее. Еще немного, и я сам брошусь в этот водоворот… Черная пасть захлопнулась и, словно гигантская кобра, повернула голову к заклинателю — Кристофу. Неужели он чувствует то же, что и я? Уже целую вечность слышит чарующий зов черной бездны и не откликается на него?! Откуда у него столько сил…

Мощная вибрация сотрясла воронку, она изогнулась, и я вдруг услышал нечеловеческий вопль. Ужас, боль, отчаяние… Не выдержал кто-то из молодых асиманов. С безумными от страха глазами бросился бежать, и тут же смерч вытянулся в тугой хлыст, пролетел над головой Кристофа, схватил несчастного, вздернул под потолок, выкручивая, словно тряпку, и проглотил. Первая жертва…

Я снова услышал голос Кристофа, перекрывающий гул Витдикты, произносящий древние заклинания. Огненные змеи пробежали по стенкам воронки, Крис поднял стилет и полоснул себя по запястью. Алая кровь кадаверциана брызнула на символы древних родов, и они загорелись. В лицо мне плеснуло чудовищным жаром, одежда, волосы, брови, ресницы должны были немедленно вспыхнуть и обуглиться. Нет, этого я не перенесу! Слишком больно. И только смутное видение — золотоволосый мальчик, спящий в центре урагана, — заставляло меня стоять на месте. Бушующее жерло оглядывалось, шаря по залу… В ответ на этот «взгляд», дрогнул и покачнулся один из вьесчи. Хищный бросок хлыста, и еще один наш брат навсегда отправился во Тьму…

Огненный смерч хлестал по зале, превращая нас в живые факелы, заставляя кричать от боли.

А потом все прекратилось. Кошмарный жар схлынул. И я снова увидел Кристофа… Мой друг кадаверциан, которому всегда было не больше тридцати. Хладнокровный, загадочный, зеленоглазый Кристоф медленно умирал. Проклятая Тьма выпивала его последние силы, жизнь, молодость, только голос пока еще оставался прежним. Голос и глаза… «Малыш, все так, как должно быть. Не мешай мне. Осталось немного».

Спящий мальчик в центре магического круга пошевелился, застонал, выгнулся дугой, и вдруг темная тень отделилась от его тела, дрожащее облачко взмыло в воздух и влилось в вихрь, бешено крутящийся над крошечным человеческим телом. В это самое мгновение колдун покачнулся и стал медленно оседать на пол. Стилет выпал из его пальцев и покатился по полу, разрубая невидимую преграду для зеленого пламени. Воронка взвыла, взорвалась, сгустки тьмы, серый туман, шипящие молнии наполнили зал. Я бросился вперед, перепрыгнул через полосу слабо тлеющих огней, загородил своим телом Лориана.

А затем снова услышал голос. Срывающийся, звенящий голос Вивиана, который стоял над телом учителя, и зеленый стилет в его руке резал темноту. Черные вихри рассеивались один за другим, серая нежить, вьющаяся между колоннами, с воплями превращалась в дым. Тьма сползла с Кристофа, и стало видно его обожженное, обезображенное комой лицо, опаленные волосы, руку, из порезанного запястья которой все еще сочилась кровь. Вивиан опустился на колени, и стилет в его руках стал гаснуть. Последняя вспышка скатилась к лезвию, и одновременно с ее угасанием в пространстве зала открылась трещина, куда со свистом втянуло остатки Тьмы. И дверь, приоткрытая кадаверцианом, захлопнулась.

Вот и все. Беззащитный, маленький, теплый, прежний Лориан спал на моих руках, и не было больше на его лице бледной, хищной, голодной тени.

Первым пришел в себя Амир. Он промчался мимо, прошипев в мою сторону весьма ощутимое проклятие. Следом устремились Леди-даханавар, пытаясь привести в порядок одежду и волосы. Фелиция остановилась возле меня. На ее белом от бешенства лице виднелись серые разводы копоти, роскошный прежде пеплос [25]был изодран, на руках глубокие царапины.

— Завтра, в одиннадцать, на Совете Старейшин. — Казалось, эти несколько слов дались ей с огромным трудом.

Что будет завтра на Совете Старейшин Даханавар, она не сказала, а я не стал уточнять. Мне было все равно.

Констанс, с размазанной по лицу косметикой и обгоревшими бровями, испуганная и злая, пробежала мимо. Меня окатило смешанным запахом паленых волос, дорогих французских духов и последними каплями страха.

Из Вьесчи остался только один Рамон. Он вышел из зала одновременно с Александром.

Последним уходил Ревенант. Не знаю, как он выжил, как его человеческое тело выдержало Витдикту. Он ничего не сказал мне, только посмотрел долгим пристальным взглядом.

А потом я услышал сдавленный смех, мучительный кашель и, наконец:

— Неплохо повеселились.

Это сказал Кристоф.

Я дернулся, словно от удара тока:

— Крис! Ты жив?!

Он был жив, но в каком виде! Вивиан бережно поддерживал изможденное существо с голосом и зелеными глазами Кристофа. Высохшие руки глубокого старика, почти бесплотное тело, прикрытое грязными лохмотьями, — дотронься, и оно рассыплется. Глубокие морщины иссекли его сухую, потрескавшуюся, опаленную огнем кожу, и на этом страшном лице смеялись молодые глаза.

— Крис…

Я посмотрел на цветущее нежное лицо Лориана, а потом на изувеченного кадаверциана.