Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь? - Валида Будакиду

«Я могу его увидеть ещё раз! – Адель внезапно поняла, что всё, что она делала до этой секунды, все усилия, которые она прикладывала, боясь признаться даже самой себе в этой дикой правде, глупы и не нужны! Случилось то, что не должно было случиться. Это называется – втюрилась по самую маковку! Стыдоба, но никуда от этого не деться! – Завтра я пойду к нему, – наконец решила она, – и попрошу, очень попрошу, чтоб он мне и Лёше выслал приглашение. Я – гречанка, и раз уж приподняли железный занавес, может, выпустят из страны, тем более, на учёбу?»

Вопрос, что скажут по этому поводу мама и папа, у Адель почему-то даже не вставал. Ей не было интересно, что они скажут, хотя Сёма с Лифтом перестали отвлекать их внимание от Адельки. Они уже давно жили на съёмной квартире.

Мама так и не смогла оценить выбор сына. Мама вообще не предполагала, что Семён будет выбирать. Она когда вспоминала о неопределённой будущей невестке, говорила так: «Ну-у-у, вот это кольцо ей на палец одену…». Аллочка сразу поняла, что ей тут светит. Она не намерена была терпеть на себе испепеляющие взгляды мамы ещё в бытность Сёмину дома, и уж тем более, когда его забрали в армию. Как только Сёма отбыл защищать границы нашей доблестной Родины, сама ушла на съёмную квартиру, прихватив с собой мамину знаменитую коробочку с золотыми побрякушками, которые мама так любила доставать и перебирать:

Это колечко, Аделаида, если будешь слушаться, я тебе подарю, когда вырастешь. Это – невестке…

Невестка совершенно справедливо решила компенсировать себе психологические травмы, грубо нанесённые ей свекровью во время их проживания под одной крышей и поэтому прихватила с собой всё содержимое коробочки, так сказать, с процентами.

Друзья семьи помогали Аллочке чем могли. Один самый сердобольный и неплохо обеспеченный лучше всех скрашивал её горькое одиночество. Рассказывали даже, что Сёма из армии сперва приехал не домой к любимой маме, а к своей «малышке». «Малышка» не была предупреждена и страшно растерялась, лепетала в замешательстве разные слова типа «надо телеграммами предупреждать о своих приездах», но ничего страшного не произошло, потому что «друг» был худеньким и вполне поместился под кровать. Аллочка на радостях поставила блины и погнала Сёму мыться. Именно тогда «друг», натягивая на ходу трусы, и сиганул в окно. Аллочка громко стучала кастрюлями на кухне. Умная Маркиза приветливо махала хвостом старому знакомому, и сладко зевнула, издав зубами лязг, как если б ловила блох…

Услышав эту историю, Адель с грустью вспомнила старый анекдот про то, как муж, вернувшись домой, застал свою довольно уродливую жену в крепких объятиях соседа и пригласил его на балкон покурить. «Ладно, я муж и обязан исполнять супружеский долг, – сказал он, глубоко затягиваясь дымом, – ну, а тебя что заставило?!»

Через месяц уговоров и бесед самой с собой, ясным субботним утром Адель отправилась к Владимиру Ивановичу домой. Тщательно утрамбовав в кармане адрес, выписанный из телефонного справочника, она натянула на себя старую Сёмину ветровку, ей казалось, что спортивный стиль ей идёт. Зачем было адрес выписывать? Она сфотографировала и запомнила на всю жизнь и номер телефона, и название улицы с номером дома, и сальные пятна на пожелтевшей странице справочника.

Ехать было недалеко, но очень неудобно. В эту часть Города ходил единственный троллейбус, и шёл он по кольцевой. Адель это точно знала, потому что, когда в Городе открыли троллейбусную линию, они с Олькой и Иркой в оранжевых бриджах удрали с уроков и поехали кататься. В этот же день папа случайно шёл мимо и заявился в школу во внеурочное время, и вовсе не во вторник, как полагалось. Ну, естественно, всё тут же и открылось. Поэтому Адель очень хорошо помнила и Ольку с булкой, счастливо жующую и поглядывающую в окно, и свистящий в воздухе кизиловый прут, и маршрут новенького троллейбуса.

Дом под этим номером оказался прямо напротив кинотеатра, в котором они с одноклассниками смотрели новый художественный фильм «Как царь Пётр арапа женил» с Владимиром Высоцким в главной роли. Потом Адель вспомнила, как ездила в Большой Город на его выступление… Короткая каштановая чёлка… белый шарф… и… она не верит своим глазам: протянутая ей бордовая роза. Мама-таки добралась до неё, когда Аделаида в очередной раз ездила сдавать очередные вступительные экзамены…

Вход в подъезд со двора. Надо обойти пятиэтажку, пройти под удивлённо-вопросительными взглядами соседей метров двадцать и войти в подъезд. Таблички с указанием количеств квартир нет. По почтовым ящикам разобрать ничего невозможно. От них стоят одни задние стенки, а боковых вместе с передней давно нет. Так ведь и газеты давно никто не выписывает. Почему Адель должна так жить?! Ведь есть города, где никто на грызёт почтовые ящики, где есть клумбы с цветами, которые и не выкапывают, и не топчут. И чистые весёлые люди в ярких майках с надписями идут запросто по улице, что-то жуют из блестящих пакетиков, а на клумбы даже не смотрят! «Когда я буду жить в Греции, – внезапно с каким-то остервенением вспомнила Адель, – я обязательно куплю себе красивую зелёную майку с трафаретом!»

«Майка с трафаретом»… Мечта каждого жителя Города исключительно мужского пола в возрасте до семнадцати лет! Но, в отличие от других девочек, Адель тоже хотела такую майку! Это ж чудо – свободная, нигде не давящая трикотажная майка, растягивающаяся когда надо, не нуждающаяся в особом уходе… да… пожалуй, такое достать ещё сложнее, чем джинсы. В Городе иногда продавались майки, но они были только белыми, без надписей, и похожими на нижнее бельё. Возможно, это и было нижнее бельё. Адель знала про трафареты, потому что ещё в шестом классе Чапа притащил в школу изрезанную бумагу, всю в туши и краске.

Это – Джо Харрисон! – торжественно объявил он.

Все закивали, хотя не имели ни малейшего представления о том, кто такой «Джохарисон», что с ним надо делать?

Если этот трафарет приложить к ткани, – продолжал учить Чапа, – и потом намочить ватку чёрной тушью и прикладывать вот сюда, – Чапа показал на прорези, – то получится лицо! Вот, смотрите! – он приподнял бумагу и стал держать её против солнца. Действительно! Все прорези соединились друг с другом и как на негативе проявилось усатое лицо, – если кто желает иметь такую штуку, пусть несёт бумагу, дам срисовать!

Все кинулись копировать неизвестного науке «Джохарисона». Оказалось, что «Джохарисон» пишется отдельно и это имя и фамилия. На следующий день «Джохарисон» был у всех. То есть – он был у всех на физкультуре, когда можно было переодеться. Ровно пол класса – пятнадцать человек мальчиков и Аделаида, стояли в строю, гордясь собой безмерно и смущённо прятали взгляд. Руки их были в чёрной туши, она не смывалась ни с плакатов, ни с маек, ни с пальцев. «Джохарисон» стала любимой майкой. Аделаида в нешкольное время её надевала везде. То есть «везде» значило «во двор», тогда она больше никуда и не ходила. Во дворе тоже жили люди. И им, как оказалось, тоже хотелось заграничной жизни. Через два дня уже весь двор ходил в «Джохарисонах», а самые крутые делали его и сзади и спереди. Потом кто-то из соседей обратил папино внимание на вид, в котором его дочь ходит по двору:

– Ти это знаэш… ти эта майка болше нэ адевай!

Адель сделала вид, что послушалась. Но, когда папы не было дома, снова надевала «Джохарисона».

За школьными воспоминаниями Адель не заметила, как поднялась на последний этаж без лифта. Но такой квартиры на лестничной площадке не оказалось. «Значит, она в соседнем подъезде на первом этаже», – вычислила она. Она, конечно, настроилась, но теперь все слова вылетели из головы. Зашла не туда, распереживалась. Составила приблизительный диалог, но пока отвлеклась в поисках квартиры, пункты беседы смешались и половина из них вообще показалась ненужной. Ноги дрожали и задевали ступеньки. Горло пересохло. Адель страшно боялась, чтоб не начался очередной приступ удушья. Она знала, хочешь плакать – надо плакать.

Сдерживаться нельзя. Будет только хуже. Вот он подъезд, на стене послание загадочной «Наташе», и вот дверь. Адель потянулась было к звонку, но решимость покинула её. Рука замерла, не дотянув до кнопки звонка несколько сантиметров. «Дура! Какого рожна ты сюда притащилась?! Иди отсюда, пока ничего не наделала!» – внутренний голос пытался из последних сил уберечь её от глупости. Но… было поздно! Дверь в ту же секунду настежь растворилась и мимо, чуть не сбив её с ног, пролетел мальчишка лет пятнадцати. Единственное, что Аделаида успела заметить – совершенно рыжие волосы ёжиком и огромные веснушки на всё лицо. «Что-то он на отца ни капельки не похож, – отметила про себя Адель, – наверное, в мать пошёл. Ой, наверное жена у него рыжая». И действительно, в ту же секунду на пороге возникла миловидная женщина с волосами, забранными в пучок, но такого же вызывающе оранжевого цвета.