Твари Господни - Макс Мах

Если бы Ольга была способна сейчас свободно размышлять и оценивать с обычной для нее холодностью происходящее с ней и вокруг нее, она поняла бы, разумеется, какое небывалое чудо сотворила ее безумная волшба, какие грозные силы пробудила она к жизни, прикоснувшись к таинствам Восьмой ступени. Однако ничего этого она не осознавала именно потому, что творившееся вокруг колдовство было слишком огромно, чтобы сознание Ольги могло его вместить. К тому же все силы женщины – и духовные, и физические – уходили на безупречное исполнение волхования. Ольга шла по Тропе, проложенной среди таких великих и страшных тайн, что не то, что прикосновение к ним, одна лишь мысль об их существовании приводила в трепет даже великих магов прошлого. Однако в том-то и состояла сила Ольги Эйнхорн, тем и превосходила она сильнейших и мудрейших из Учителей, что сердце ее не ведало страха, и, ступив на Тропу, сделав первый шаг, она бестрепетно шла вперед, все глубже и глубже проникая, в Великую Неизвестность. Она не рассуждала и не страшилась, а шла вперед и только вперед, и никакая сила, кроме одной лишь Темной Госпожи, остановить ее теперь не могла. Случайный выбор судьбы оказался единственно верным. Здесь и сейчас, сделать то, что необходимо, могла только она.

Потом Ольга позвала, и Август услышал зов. Она "протянула руку", и он пошел за ней. Небо откликнулось на это событие сухим громом. Застонала земля и в близком, но невидимом море возникли темные столбы практически незнакомых местным жителям торнадо.

Август прошел Темные врата и приближался к Последнему Порогу, и Ольга запела Песнь Возвращения, от звуков которой веяло стужей вечных льдов. Порывом ударил резкий холодный ветер и сразу же пропал, но на сухую осеннюю зелень тель-авивского кладбища упал белый иней. Напряжение стремительно нарастало. И Ольга уже не пела, а хрипло и отрывисто выкрикивала древние, несущие невероятной силы магию слова. Воздух вокруг сгустился и отяжелел. Изменился и свет луны, став из желтого оранжевым, и все сильнее ощущались подземные толчки, ритмично ударявшие в подошвы ее туфель.

Не заметить такое мощное колдовство в такой маленькой и густонаселенной стране, как Израиль, было невозможно, даже если бы у Шабака[56] не было здесь своих нюхачей. Тель-Авив уже минут десять трясло, как в лихорадке. Сухой гром оглушал людей, и голубые молнии беспорядочно били из безоблачного неба в сухую, жаждущую дождя землю, которая и сама была неспокойна, отвечая на вызов небес подземными толчками силой от трех до пяти балов по шкале Рихтера. Но если всего этого было мало, если недостаточно было столбов торнадо, внезапно возникших в спокойном море, и инея, выпавшего тогда, когда за тридцать две секунды температура воздуха упала с двадцати шести градусов Цельсия до пяти, то были еще и две сгоревшие напрочь трансформаторные станции, погрузившие весь центр города в темноту, и внезапно нарушившаяся сотовая связь в Тель-Авиве и Гуш Дане.[57]

Надо отдать людям должное, они сориентировались на удивление быстро, реагируя на опасность именно так, как и следовало по давным-давно разработанным инструкциям. Поднятые по тревоге Шабак и ЦАХАЛ[58] буквально рвали жилы в безумной попытке успеть за стремительно уходящим временем. Ожили и зажили своей лихорадочной жизнью "Часа Ч" армейские штабы и оперативные комнаты разведывательных служб семи государств региона. Завывая сиренами, мчались по дорогам полицейские машины, спеша перекрыть все подходы к району, определенному техническими и "специальными" средствами, как "эпицентр кризиса", и спешили им на подмогу перебрасываемые в Тель-Авив вертолетами группы полицейского, армейского и флотского спецназа. Время уходило, а волшба не ослабевала.

Август прошел через Порог и начал борьбу за свое тело. Камни и песок, которыми была засыпана его безымянная могила зашевелились, и Ольга, не раздумывая, выхватила из кармана перочинный нож, купленный "на всякий случай" в сувенирной лавке в аэропорту и, не прерывая идущего все дальше и дальше по Великой Тропе речитатива, полоснула лезвием по своему запястью. Боли она не почувствовала, зато удар высокочастотного излучателя, запущенного бойцами Псагот,[59] едва не опрокинул ее навзничь. Однако Ольга устояла, а второго удара не последовало, потому что в бой вступил Персиваль.

– Са йя! – выкрикнула она, искусно вписав слова одного заговора в текст другого, и кровь из разрезанной вены полилась на могилу Августа.

"Возьми мою кровь! "

– Возьми! – один за другим восемь свидетель вскрыли вены, чтобы выплеснуть на кости князя Августа "родную субстанцию".

"Возьми!"

В Тель-Авиве и Гуш Дане объявили воздушную тревогу, в Тель Нофе[60] взлетали в воздух поднятые по тревоге истребители-бомбардировщики F16 и грузились в транспортные вертолеты бойцы парашютно-десантной бригады. Но происходящим были озабочены не одни только израильтяне. Неаполь и Брюссель[61] включились в игру почти одновременно с Кирией,[62] и сейчас с палубы авианосца "Трумэн" уходили в ночное небо "хорнеты" и "праулеры", поспешно создавая второй эшелон атаки, который должен был поддержать – если потребуется – действующие на острие удара ВВС Израиля. А на оживших среди ночи авиабазах на Крите, в Греции, Турции и Италии готовились к взлету самолеты третьей волны, и корабли 6-го флота поспешно меняли курс, направляясь в сторону израильского побережья. Возможно, что в этой невероятной суете, нашлись все-таки люди, которым пришло в голову, что развалины Мегидо[63] находятся не так уж далеко от того места, где разразился нынешний совершенно невероятный по своим масштабам кризис. Но если и так, они все равно уже опоздали.

Персиваль "погасил свет" в радиусе восьмидесяти километров, поджог несколько произвольно выбранных полицейских и армейских машин и сбросил с грозных небес три геликоптера, неосмотрительно приблизившиеся к "периметру". Между делом, он успел проскользнуть в круг и внести свою "малую лепту" в кровавое приношение, что, впрочем, не помешало ему вовремя засечь новую техническую атаку и прикрыть магический круг щитом от удара боевого лазера, затаившегося на борту зависшего на геостационарной орбите боевого спутника НАСА. Но уже в следующее мгновение, Ольга почувствовало, как "поднимается" над своей могилой, над кругом, созданным и сплоченным ее волей, вызванный и возвращенный ее безумной волшбой Август.

"Я здесь, – сказал он, появляясь в этом мире. – У нас есть еще десять минут, Дженевра, максимум пятнадцать. Но столько ты не выдержишь".