Игра Льва - Нельсон Демилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они перекинулись еще несколькими фразами. Маккоя, похоже, несколько смущал тот факт, что Билл Сатеруэйт притащил с собой на их встречу незнакомца. Однако Джим решил, что это вполне в духе Билла – полная беспечность и никакой предусмотрительности. Однако, несмотря на ситуацию, Джим Маккой улыбнулся и сказал:
– Пойдемте посмотрим наши экспонаты. – И добавил, обращаясь к Халилу: – Чемодан можете оставить здесь.
– Если не возражаете, я возьму его с собой, у меня в нем фотоаппарат и видеокамера.
– Ну хорошо. – Маккой провел своих спутников по коридору, они вернулись в вестибюль, а из него через большие двери вышли в ангары.
На полу примыкающих друг к другу ангаров стояли свыше пятидесяти самолетов различных исторических периодов, включая обе мировых войны, войну в Корее, а также современные истребители. Маккой взял на себя роль экскурсовода.
– Большинство из этих самолетов, но не все, были изготовлены здесь, на Лонг-Айленде, в том числе и лунные модули компании «Грумман», которые стоят в соседнем ангаре. Все реставрационные работы выполняли волонтеры – мужчины и женщины, работавшие в свое время в аэрокосмической промышленности либо служившие в гражданской или военной авиации. Они провели здесь тысячи часов, получая за это от нас только кофе и пончики. Их имена начертаны на стене в вестибюле.
Они шли мимо самолетов, Маккой что-то рассказывал о каждом, но очень коротко, давая понять, что экскурсия будет непродолжительной. Когда они остановились перед старым желтым бипланом, Маккой пояснил:
– Этот «Кертис Джей-Эн-4», или «Дженни», как его называли, построили в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Это был первый самолет Линдберга.
Асад Халил вытащил из чемодана фотоаппарат и сделал несколько совершенно ненужных ему снимков.
– Можете пощупать брезент, если хотите, – предложил ему Маккой.
Халил дотронулся до ткани.
– Да, я понял, что вы имели в виду. Он слишком тяжел для полета, учту это, когда буду отправлять свой подарок.
– Отлично. Вон там в углу несколько истребителей времен Второй мировой войны...
– Простите, мистер Маккой, – оборвал его Халил, – я понимаю, времени у нас очень мало, а, насколько я знаю, мистер Сатеруэйт хотел бы взглянуть на тот самолет, на котором он когда-то летал.
Маккой внимательно посмотрел на гостя и кивнул:
– Хорошая идея. Пойдемте.
Они прошли в соседний ангар, где были собраны преимущественно реактивные самолеты и космические аппараты.
Халила изумил вид боевых самолетов. Он знал, что американцы любят изображать себя перед всем миром миролюбивыми людьми. Однако в этом музее совершенно ясно чувствовалось, что искусство войны является высочайшим выражением их культуры. И Халил не обвинял их за это, наоборот, он даже завидовал.
Маккой прошел прямо к штурмовику «F-111», сейчас его крылья с изменяемой стреловидностью были направлены назад, а на фюзеляже со стороны пилота было выведено название самолета – «Непоседа Бетти».
– Ну вот он, дружище, – обратился Маккой к Биллу Сатеруэйту. – Вызывает воспоминания?
Сатеруэйт с благоговейным трепетом уставился на самолет, словно это был ангел, который сейчас возьмет его за руку и унесет в небеса. Все молчали, наблюдая за Биллом, завороженным видением из прошлого. Глаза Сатеруэйта затуманились.
– Я назвал его в честь своей жены, – с улыбкой сообщил Маккой.
Асад Халил тоже уставился на самолет, в его памяти всплыли свои воспоминания.
Наконец Сатеруэйт подошел к самолету и дотронулся до фюзеляжа. Затем обошел машину кругом, касаясь пальцами алюминиевой обшивки. Глаза его внимательно рассматривали каждую деталь стройного, безупречного тела самолета. Он посмотрел на Маккоя и сказал:
– Мы ведь летали на них, Джим. Действительно летали.
– Да, летали. Миллион лет назад.
Асад Халил отвернулся, делая вид, что его растрогал момент встречи однополчан со своим прошлым, однако на самом деле они интересовали его только в качестве будущих жертв.
Он слышал, как мужчины разговаривают, смеются, слышал слова, вызывавшие у них веселье. Он закрыл глаза, и в памяти возникла картина: эта ужасная боевая машина, из хвоста которой вырывается красное пламя, мчится на него, словно демон из ада. Халил попытался выбросить из памяти, что в тот момент он напустил от страха в штаны, однако воспоминания были слишком сильны, и он позволил им захлестнуть его, понимая, что его унижение будет отомщено.
Услышав, что Сатеруэйт зовет его, Халил обернулся. Возле фюзеляжа со стороны пилота уже стоял подвижный алюминиевый трап.
– Вы можете сфотографировать нас в кабине? – спросил Сатеруэйт.
Именно эту мысль и вынашивал Халил.
– С большим удовольствием.
Джим Маккой первым поднялся по трапу. Фонарь кабины был поднят, и Маккой пробрался на правое кресло офицера управления системами огня. За ним поднялся Сатеруэйт и, очутившись в кресле пилота, издал радостный вопль:
– А-а-а! Я снова в седле. Смерть арабам!
Маккой бросил на него неодобрительный взгляд, но это не испортило отличного настроения Сатеруэйта.
Асад Халил тоже поднялся на трап.
– Эх, стрелок, – обратился Сатеруэйт к Маккою, – лучше бы в тот день рядом со мной сидел ты, а не Чип. Он только и умеет, что трепаться без остановки. – Он потрогал рычаги и загудел, имитируя шум двигателя. – Первая, огонь! Вторая, огонь. – Сатеруэйт расплылся в улыбке. – Эй, а я помню все процедуру запуска, как будто делал это только вчера. Могу поспорить, что вспомню и перечень контрольных проверок перед взлетом.
– Не сомневаюсь, что вспомнишь, – польстил Маккой другу.
– Отлично, стрелок, я хочу, чтобы ты сбросил бомбу на палатку, в которой гребаный Каддафи трахает верблюда. – Сатеруэйт заржал во всю глотку.
Джим Маккой посмотрел на мистера Фанини, который стоял на верхней ступеньке трапа. Джим виновато улыбнулся гостю и снова пожалел о том, что Сатеруэйт пришел к нему не один.
Асад Халил вскинул фотоаппарат и навел объектив на сидевших в кабине.
– Готовы?
Сатеруэйт усмехнулся, глядя в объектив. Халил принялся щелкать, пока Маккой, которому надоели ослепляющие вспышки, не крикнул:
– Эй, ну хватит...
Асад Халил убрал в чемодан фотоаппарат и вытащил из него пластиковую бутылку, которую прихватил в мотеле «Шератон».
– Еще всего парочку снимков, джентльмены.
Маккой заморгал, чтобы зрение восстановилось после вспышек, и посмотрел на гостя. Пластиковая бутылка не вызвала у него никаких подозрений, однако насторожило странное выражение лица мистера Фанини.
– Значит, джентльмены, вы с удовольствием вспоминаете бомбардировки? – спросил Халил.
Маккой ничего не ответил.
– Да, чертовски хорошо повеселились, – крикнул Сатеруэйт. – Эй, мистер Фанини, заберитесь на нос и снимите нас оттуда.
Халил и не подумал выполнить его просьбу.
– Ладно, Билл, вылезаем, – сказал Маккой.
– Оставайтесь на месте! – крикнул Халил.
Маккой уставился на Асада Халила, и внезапно у него пересохло во рту. Где-то в самых отдаленных уголках сознания он знал, что этот день придет. И вот он пришел.
– Перекатите трап на другую сторону и сделайте несколько снимков оттуда, – продолжал давать указания Сатеруэйт. – А потом мы еще снимемся на земле возле самолета...
– Заткнись! – рявкнул Халил.
– Что?
– Я сказал, заткнись.
– Эй, какого черта... – Сатеруэйт изумился, увидев направленное на них дуло пистолета.
– Ох, Господи... нет... – прошептал Маккой.
Халил улыбнулся.
– Значит, мистер Маккой, вы догадались, что я не торгую брезентом. Да, я изготавливаю саваны.
– Ох, Матерь Божья...
Билл Сатеруэйт, похоже, ничего не понимал. Он посмотрел на Маккоя, затем на Халила, пытаясь понять, что они знают такое, чего не знает он.
– Что происходит?
– Билл, помолчи, – прошептал Маккой и обратился к Халилу: – Здесь полно вооруженных охранников и камер слежения. Если вы сейчас же уйдете, то я не стану...
– Молчать! Говорить буду я, и обещаю, разговор будет коротким.
Маккой промолчал. Билл Сатеруэйт тоже ничего не сказал – похоже, до него кое-что стало доходить.
– Пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года я был мальчишкой и жил со своей семьей в местечке под названием Эль-Азизия, которое вы оба прекрасно знаете.
– Вы там жили? В Ливии? – изумился Сатеруэйт.
– Молчать! – приказал Халил и продолжил: – Вы оба прилетели в мою страну, сбросили бомбы на мой народ, убили мою семью – двух моих братьев, двух сестер и мать, – а затем вернулись в Англию, где наверняка отпраздновали это убийство. Но сейчас вы оба заплатите за свои преступления.
Наконец до Сатеруэйта дошло, что ему предстоит умереть. Он посмотрел на сидевшего рядом Маккоя и пробормотал: