Нелетная погода (сборник) - Александр Бушков

– Проповедь темпераментная и искренняя, – сказал Чак. – Но вот что ты предлагаешь для данного случая, какой выход?

– Вы тут орали о местном праве, – сказал я. – Но наши вертолеты и оружие наверняка находятся вне местного права – потому что они вне здешних возможностей. Может быть, нас всех, и меня первого, нужно немедленно распихать по лучшим санаториям Земли, но что-то же нужно делать… В деревню поедете вы трое – Чак, Вэш, Паша Гурский. И никакого современного оружия – только чарианское. И чтобы, кроме тех троих, в деревне не пострадала и паршивая собака… Марш!

Интермедия. (Чак Рочер, микробиолог)

Вообще-то он зря попрекал меня шермановскими кавалеристами. Ничего такого, уж я-то знаю, специально копался в архивах. Ивар Рочер, первый американский Рочер, приехал в Штаты в восемьсот семидесятом и до самой смерти плотничал в Миннесоте, а когда подросли его сыновья, битвы с индейцами стали уже историей. Так что ничего подобного, зря он это. Но, пошел! Неужели я сейчас убью, смогу убить, пусть и подонка? Ведь смогу… А что скажет Джули? Что скажут там, на Земле? Да что бы ни сказали, плевать! Для них это абстрактная морально-этическая головоломка, утеха психологов и космоисториков, для нас – нет, в нас появилось что-то, неуловимо отличающее нас от тех, кто остался дома, и, кажется, до самой смерти буду делить землян на тех, кто был здесь, и на тех, кому здесь побывать не довелось. К их счастью, к их сожалению… Но-о!

Интермедия. (Вэш Вуидис, Парящий Лист, оператор систем дальней космической связи)

Хай! Хай! Конечно, я зря накинулся на Чада. Но я-то – как вышло, что во мне проснулось ЭТО? И не только во мне, слишком многое просыпается в слишком многих, и всему виной Чара, проклятая планета, благословенная. Я скачу убивать. Я, индеец, сын народа, едва не выбитого с лица земли. Правда, и мои предки не всегда играли на арфах, шелестя белоснежными крыльями, но во всех наших индейских междоусобицах погибло меньше людей, чем на одной только Кубе, когда туда приплыли каравеллы с крестами на парусах. Разве мои предки снимали с белых скальпы лишь из одной врожденной кровожадности – потому что накипело. Да и другие белые платили им за скальпы белых… Так что легко им судить там, в двадцать втором веке… стоп, почему «им»? Нам, а не им. Неужели я забыл, что я один из них? Хай, хай!

Интермедия. (Павел Гурский, астроном)

Нет, это невозможно, и все же так и есть. Три землянина, специалисты с дипломами двух-трех институтов, конечно, крепкие, тренированные парни, и все же, все же… В какой школе верховой езды Вэша могли обучить сидеть вот так – вольная посадка, ничего общего не имеющая с посадкой конника спортсмена, рука на отлете, и в ней – местный аналог томагавка. И Чак со своим копьем, и я с луком – откуда в нас это словно бы проснувшееся умение? Естественное объяснение – предки. Не синий гусар, так Игорев конник, не петровский драгун, так донской казак, а возможно, что и одинокий ордынец затесался мимоходом в шеренгу пращуров. Но все же – почему это так ярко проснулось в нас? Сейчас я убью. Но убью подонков… Хай!

Они с криками влетели в деревню и, не сдерживая распаленных дико храпевших купов, пронеслись мимо шарахавшихся людей. Где-то близко закричали женщины – протяжно, рыдающе тоскливо, всегда они кричат здесь при набегах. Взвыла и забилась в пыли угодившая под копыта собака, вопли нарастали, с полей бежали мужчины – в деревне прекрасно поняли, зачем в Вауле ворвались вооруженные всадники.

Как ни странно, те трое и не думали никуда скрываться, только сейчас, заслышав вопли и нарастающий грохот копыт, заметались по двору, разыскивая неизвестно куда засунутое с пьяных глаз оружие. Через несколько секунд один из них рухнул лицом вниз, вцепившись обеими руками в древко пробившего его насквозь копья. Второй успел выдернуть дубину из-под кучи корзин, но в воздухе просвистел томагавк и угодил в цель под дикий вопль команча. Третий, рывками бросаясь из стороны в сторону, бежал к лесу. Стрела впилась ему в шею, и он пробежал несколько метров, прежде чем рухнул.

Трещало пламя, мгновенно охватившее хижину. Всадники медленно двинулись прочь. Мужчины, столпившиеся на окраине селения, опускали копья и расступались – убедившись, что этим все и кончилось, деревня молчаливо признавала правоту соседей…

Монолог третий. Вадим Ребров, пока еще заместитель начальника станции

Они молча привязали купов и разошлись в разные стороны. Никто не подошел ко мне, и это избавляло меня от необходимости зачитывать еще и им только что полученную космограмму. Я смял в кулаке ленту.

Утром на орбите должна была появиться эскадра. «Дон Кихот», «Зодиак», «Малабар», «Болид», «Звездный тигр» – огромные транспортники, колоссы. Плюс уполномоченный Совета астронавтики, находившийся на борту «Зодиака». Все это, вместе взятое, могло означать только одно…

Я подошел к перилам и оглядел окрестности так, словно только что, впервые прилетел сюда, и теперь знакомился с местом, где предстояло жить. Белые купола обсерваторий, россыпь разноцветных коттеджей, солидные здания лабораторий и мастерских, синие громады ангаров и складов, алые, желтые, голубые вертолеты на аэродроме, хитроумные антенны дальней связи, бассейны, аллеи, спортивные площадки – небольшой город, по старинке именовавшийся станцией «Иван Ефремов». И нигде не видно людей – наверняка все сделали тот же вывод, что и я, и собирают сейчас вещи, одержимые самыми разными мыслями…

Монолог четвертый. Ирина Ларичева

В окно постукивали осторожно, но настойчиво. Не зажигая света, я накинула халат, прошлепала босиком к окну и нажала кнопку. Стекло бесшумно ушло в стену. Меня опахнуло ночным холодком, и передо мной возникло лицо Ланта.

– Ты одна? – прошептал он.

– Нет, у меня совещание, – сказала я и посторонилась. – Влезай, холодно. Зажечь свет?

– Нет. Что у вас случилось? Над соседним домом, заслонив звезды, призраком проплыл грузовой вертолет, следом еще два.

– Ох, Лант… – я села на постель, он, как обычно, устроился на полу. – К нам идут транспортники, понимаешь? Мы улетаем. Все. Скоро здесь никого из нас не останется, оборудование увозят на космодром, эскадра подойдет на рассвете… Почему ты молчишь?

– Я думаю, – сказал Лант. – У нас никогда не бывало, чтобы женщина уходила. Она может умереть, может выйти замуж в другое селение, ее могут украсть, убить, но вот так – она есть, и ее нет, она где-то за облаками, и никогда сюда не вернется… У нас так не бывает.

– Ну хочешь, полетим со мной?

– Нет. Там все чужое. Я лучший в деревне, но стать лучшим у вас не смогу.