Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Хантер Эван (Ивэн)

Но Эллиот оказался крепким орешком. Если бы Карелла обратился теперь в суд с просьбой о выдаче ордера на арест, имея только эти улики, то получил бы отказ уже через пару минут. Более того, это позволило бы юридически укрепить права Эллиота: если его арестовать, то только с предупреждением о том, что он может не отвечать на вопросы, которые могут повредить ему, и тогда он наверняка откажется отвечать на любые вопросы вообще или потребует присутствия адвоката. Ну, а как только адвокат встрянет в дело, так он, конечно, скажет Эллиоту, чтобы тот держал язык за зубами, что опять же вернет следствие на круги своя: доказательства, построенные на одной вещественной и двух косвенных уликах, могут рассыпаться на глазах, как карточный домик.

Карелла быстро направился к своей машине. На сто процентов он был сейчас уверен лишь в одном: если бы Эллиот действительно ничего не знал о случившемся на пятом этаже дома по Норс Гаррисон, 433, в ночь на восемнадцатое апреля, то он бы отвечал на все вопросы очень спокойно. Но ведь он отказывался отвечать, а если что-то и говорил, то врал на каждом шагу.

Такое поведение Эллиота вынудило Кареллу обратиться к маленькой девушке с длиннымй каштановыми волосами, испуганными карими глазками и личиком ангела — Мэри Райн, которую Карелла один раз уже пытался «исповедовать». Тогда Мэри Райн, слава богу, поведала Карелле, что они с Эллиотом вернулись из Бостона в понедельник поздно вечером. А Эллиот на самом деле обратился в больницу «Буэнависта» в понедельник рано утром! Значит, Мэри будет что поведать своему священнику на следующей исповеди. В прошлый раз Карелла заметил, как была напугана Мэри, как дрожало ее хрупкое тельце, поэтому он решил больше не пугать девушку.

Он захлопнул дверцу машины и, повернув ключ зажигания, запустил двигатель.

Беда была в том, что Клинг просто не мог оторвать от нее глаз.

Он заехал за Августой ровно в шесть. Хоть она и предупредила его, что может неважно выглядеть после тяжелого рабочего дня, на самом деле была, как всегда, потрясающе красивой. Ее рыжие волосы были еще немного влажными (она призналась, что ей удалось быстренько принять душ в комнате своего шефа). Августа вышла в фойе, протянула для приветствия руку и совершенно неожиданно для Клинга подставила ему щеку для поцелуя. Клинг остолбенел от неожиданности. Ее щека была холодной и гладкой, на ней не было и следа макияжа, только на глазах зеленели тени, и ресницы были слегка подкрашены коричневым броссматиком. На Августе были голубые джинсы, сандалии и джемпер, открывающий плечи. На правом плече болталась синяя кожаная сумочка, которую она быстро перевесила на левую сторону, и взяла Клинга под руку.

— Тебе пришлось меня подождать?

— Да нет, я только что пришел.

— Что-то случилось?

— Нет. А почему ты спрашиваешь? Что-нибудь не так? — заволновался Клинг.

— Нет, просто ты так на меня посмотрел…

— Нет-нет, все в норме.

Клинг был явно не в порядке. Он не мог оторвать взгляда от Августы Блейер. Из фильмов они выбрали «Пулю». Клинг уже видел его, но Августа заявила, что хочет посмотреть этот детектив в присутствии настоящего полицейского. Клинг едва удержался, чтобы не рассказать о том, что когда он впервые смотрел этот фильм, то, к своему стыду, так и не понял до самого конца, кто же преступник, и мысленно благодарил бога, что не он ведет следствие, потому что даже не подозревал, с какого конца начинать его раскручивать. Особенно его раздражали автомобильные гонки, которыми картина изобиловала. Очевидно, во второй раз этот фильм должен был понравиться ему больше. Клинг действительно получил массу удовольствия, но явно не из-за лихо закрученного сюжета и опасных погонь. Весь фильм он не отрываясь смотрел на Августу. Было уже темно, когда они вышли из кинотеатра. Несколько секунд они шли молча, затем Августа неожиданно сказала:

— Слушай, я думаю, нам стоит расставить точки над «i>.

— О чем ты? — испугался Клинг, подумав, что она сейчас скажет, что замужем или обручена, или является любовницей какого-нибудь высокооплачиваемого фотографа.

— Я знаю, что очень красива, — сказала она.

— Что? — еле выдавил от неожиданности Клинг.

— Берт, я — фотомодель, и мне платят именно за то, что я красивая. Я чувствую себя очень неуютно, когда ты постоянно на меня пялишься.

— О’кей, я не…

— Нет, дай мне закончить…

— Прости, я думал, ты уже закончила.

— Я хочу, чтобы между нами не было недоразумений.

— Их не будет. Я тоже знаю, что ты красивая девушка, — сказал Клинг и, немного поколебавшись, добавил — И, кроме этого, очень скромная.

— О Берт! Я должна была сказать это несколько деликатнее. Ты…

— Прости, если я заставил тебя почувствовать неловкость, — сказал Клинг. — Но правда в том, что…

— Да-да, так в чем же? — подхватила Августа. — Давай начнем именно с правды.

— А она в том, — решился Клинг, — что я в жизни не встречал такой красивой девушка, как ты. Мне трудно бороться с моими чувствами, поэтому я и смотрю на тебя так. Вот и вся правда.

— Ну, тогда тебе придется перебороть себя.

— Почему? — обреченно спросил Клинг.

— Да потому, что я тоже считаю тебя очень красивым, — не то всерьез, не то в шутку сказала Августа. — Поэтому представь, что это будет, если мы целыми днями будем не отрываясь смотреть друг на друга. — И Августа резко остановилась посредине тротуара. Клинг внимательно посмотрел ей в лицо, надеясь, что она на расценит его взгляда лишь как восхищение ее красотой.

— Я думаю, что мы будем часто видеть друг друга, — произнесла наконец Августа. — И я надеюсь, что потеть мне придется на работе, а не под твоим взглядом. Я ведь могу потеть, ты понимаешь, я ведь человек.

— Да, конечно, — ответил Клинг со смущенной улыбкой.

— Значит, договорились?

— Тогда давай перекусим где-нибудь. Я страшно проголодалась.

Ксерокопию со звездой немого кино опознал сам лейтенант Питер Бирнс. Впрочем, этого можно было ожидать, ведь он был самым старшим полицейским в участке.

— Это — Вильма Бэнки, — сказал он.

— Ты уверен? — спросил Мейер.

— Уверен на все сто. Я смотрел «Пробуждение» и «Двое влюбленных» с ее участием, она там снималась вместе с Рональдом Колменом, — сказал, закашлявшись, Бирнс. — Я тогда, конечно, был еще совсем пацаном.

— Еще бы, — согласился Мейер.

— Бэнки, — сказал Хейвз. — Но не может же он быть таким глупым? .

— О чем ты?

— Он что, хочет сказать, что имеет в виду банк?

— Уверен, что так оно и есть! — воскликнул Мейер. — Именно так!

— Черт меня побери, — сказал Бирнс. — А ну-ка, Мейер, прикрепи это изображение рядом с другими. И давайте подумаем, что у нас есть.

Мейер укрепил последнюю копию рядом с остальными — двумя Гуверами, двумя Вашингтонами и двумя японскими «Зеро». Ряд заключала ксерокопия мисс Бэнки.

— А вот ее фамилия, — начал Хейвз — может, стоит ее сопоставить с фамилиями людей на других снимках?

— Да, — промычал Мейер. — Может, это подскажет нам название банка, а?

— Ну, давайте попробуем.

— Гувер Вашингтон Зеро Банк, — сказал Бирнс. — Ну и ну!

— А давайте попробуем только первые слова.

, — Джон Джордж Японский Банк! Еще лучше…

Мужчины мрачно смотрели друг на друга.

— Слушайте, а давайте…

— Правильно, правильно…

— Не такой уж он умник! Если он смог такое призодумать, то ведь и у нас имеются мозги, чтобы все это разгадать.

— Конечно!

— Значит, это не первые и не последние слова из названий

— Но тогда что же? — спросил Бирнс

— Не знаю, — ответил Хейвз.

— В любом случае, он не дурак, — заметил Мейер.

— Да, это уж точно.

Мужчины снова уставились на картинки.

— Дж. Эдгар Гувер, — произнес Хейвз.

— Ну? .

— Директор ФБР.

— Так.

— Джордж Вашингтон.

— Дальше.

— Основатель страны.

— Все равно это нам ничего не даст!

— «Зеро», — сказал Мейер.