Долина костей - Майкл Грубер

Сейчас Лорна смотрит на доктора, имя которого (Уоринг? Уотсон?) выскочило у нее из головы. Впрочем, она уверена, что Джимми-то его знает и проверил врача по всем пунктам, как проверяет подозреваемых в убийстве. Медик, доброжелательный с виду мужчина с густой копной седых волос, как у докторов из телевизионной рекламы, вещая откуда-то издалека, сообщает, что у нее обнаружена не-Ходкиновская лимфома четвертой стадии. Диагноз подтверждается симптоматикой и биопсией, и поскольку не исключено проникновение метастазов и в другие органы, он хотел бы направить ее в клинику Университета Джорджа Вашингтона для дополнительного обследования. Как ни странно, Лорна ощущает не дикий ужас или, напротив, как бывает в подобных случаях, желание плюнуть на все, но прилив чего-то похожего на удовлетворение. Ей хочется заявить всем: ну а я что говорила? Лорна смотрит на Паза, псевдомужа, и видит его лицо, его глаза. Нет, говорит она Уорингу или Уотсону, я, пожалуй, вернусь домой, в Майами.

Но сперва они летят в Орландо и берут напрокат машину — им ведь нужно еще позаботиться об Эммилу. На этом настаивает Лорна, Паз хочет немедленно возвращаться в Майами, чтобы она могла начать курс лечения, но тут Лорна упирается рогом. По правде, криминальная история сама по себе ее волнует мало, но ей позарез хочется снова поговорить с Эммилу Дидерофф.

Паз понимал, что гонит как сумасшедший, лавируя между машинами, подрезая кого ни попадя и вызывая возмущенные крики и гудки множества негодующих водителей. Он убеждал себя, что хочет поскорее доставить Лорну на место, чтобы начать курс лечения, но подспудно знал, что настоящая причина не в этом. Сумасшедшая гонка отвлекала от нехороших, отравляющих мыслей, от выворачивающих нутро вопросов. Стоит ему поехать спокойно, и никуда не деться от размышлений о своей жизни, о том, что связывает его с этой женщиной, тихонько сидящей рядом с ним. Чего доброго, придется признать, что он потерял контроль, до смерти напуган тем, что она умрет и ему ничего не останется, как признаться, что он любит ее безумной любовью, той самой, какую имела в виду его мать, когда кричала на него насчет Уиллы. А что, приятель, если тебя, олуха без диплома, опять ждет облом?

Выскочив с трассы штата, он погнал по направлению к Клуистону. На маленькой двухполосной дороге округа ему пришлось-таки притормозить, чтобы пропустить карету «скорой помощи» и машины полиции штата, промчавшиеся мимо с мигалками и сиренами. При въезде во двор Барлоу Паз увидел тачки полиции и шерифа штата, и сердце его сжалось от испуга.

Чуть позднее они нашли Клетиса Барлоу в комнате ожидания общинной больницы в Клуистоне, где он спокойно сидел и читал Библию.

— Как она? — спросил Паз.

— Чувствует себя пока неважно, но она крепкая женщина. Неженкам на ранчо не место. Она очнулась в «скорой» и первым делом спросила, что с Эммилу. Но лиц Эдна не видела. Их было трое, в масках Поросенка Порки, Каспера, который «доброе привидение», и кролика Багса Бани. Эти гады ударили ее рукояткой пистолета, когда забирали Эммилу. Причем без всякой причины, как она могла им помешать?

— Господи, Клетис, мне жаль! Если бы я только мог представить себе, что такое возможно…

— Брось, Джимми, ты тут ни при чем. Делая добро, нельзя себя ограничивать, иначе этим непременно воспользуется зло, и выиграет от такого расклада только дьявол. Ну, что ты выяснил в своих поездках?

Паз рассказал ему. Барлоу молчал некоторое время, отчего у Джимми возникло странное ощущение того, что время повернулось вспять и он по-прежнему младший напарник в команде детективов. Удивительно, но почувствовал Паз при этом вовсе не обиду, а облегчение: одним из его достоинств было то, что он не считал себя всемогущим и всеведущим, понимал, когда нуждается в помощи, и ничуть этого не стеснялся.

Барлоу рассматривал постер на стене, типичный образец бодрого, жизнеутверждающего искусства. Потом он перевел взгляд своих оловянных глаз на Паза, и выражение было такое, какое младший напарник видел нечасто, оно наводило на мысль скорее о Ветхом, чем о Новом Завете. У Паза аж мурашки по коже пробежали.

— «Мне отмщение, и аз воздам» — таковы слова Господа, — сказал Барлоу. — Но взыскать с них долг крови могу и я.

— О чем ты говоришь, старина?

— Да о том самом, чем ты теперь собираешься заняться. Я так полагаю, что у тебя еще припасен козырь, и хочу принять участие в игре.

— Паккер.

— Хм. Я пойду с тобой. Убедимся, что с Эдной все в порядке, и отправимся.

— Ну, Клетис, не знаю…

— Знаешь. Мы отправимся за ним вместе, только на сей раз ты будешь хорошим копом.

Глава двадцать первая

Признания Эммилу Дидерофф

Тетрадь четвёртая

Я прекрасно понимаю, что, несмотря на все заверения в обратном, продолжаю сообщать скучные, несущественные подробности, но, видать, ничего с этим не поделать. Во-первых, я излагаю воспоминания так, как они ко мне приходят, а во-вторых, у меня прозаическая натура, «примитивно-механическая», как говорил Шекспир, и я уж никак не предполагала сыграть ту роль, которую отвел мне Он в стране динка. Зато, заполучив орудие, я как бы вернулась в тот мир, к которому принадлежу, к людям, привыкшим латать старые машины и вообще возиться со ржавыми железяками. Поэтому не стоит удивляться тому, что я так полюбила свою пушку. Питер Малвени, будучи спецназовцем, прекрасно разбирался во всякого рода смертоносной машинерии, к тому же мы с ним скрупулезно изучили инструкцию и хорошо усвоили, на что годится эта страшная штуковина. Я набрала орудийный расчет из девушек, можно сказать, женский национальный артиллерийский хор племени динка. Всех четырех звали Мариями, я стала звать их Мэри Ток, Мэри Ру, Мэри Диак и Мэри Нгуан, чтобы было ясно, к кому обращены приказы. Сорокамиллиметровая пушка А1-70 фирмы «Бофорс» со стандартным прицелом и поворотным устройством, приводившимся в движение джойстиком, как у видеоигр, и встроенным прибором управления огнем была изготовлена в Швеции лет за двадцать до моего рождения, но оставалась в рабочем состоянии. Вместе с орудием мы захватили тягач с запасными частями и большим количеством боеприпасов, как боевых, многофункциональных, так и учебных. Мы принялись палить по раздолбанному пикапу и по большим воздушным змеям, которых тащили бегущие мальчишки. Боже мой, как это было здорово!

Сестра-префект Алекран явилась с визитом, готовая возгласить анафему, но, увидев, что в Вибоке происходит нечто необычное, отнеслась ко мне иначе, чем ранее в Кении. Помогло то, что я не собиралась объявлять Крестовый поход на Хартум, хотя я так и не знаю, дошло ли до нее, что дело тут не в своевольной сестре, возомнившей себя полевым командиром, а в Духе Святом, вновь вмешавшемся в дела людские, как бывало в старые времена. От нас она отбыла на восстановление из руин миссии в Пиборе, пообещав, что еще вернется, и большинство представителей всяческих гуманитарных и благотворительных организаций отбыли за ней следом. Некоторые просто испугались живого слова Господня, поскольку ни с чем подобным, я думаю, ранее не сталкивались, другим же мы сами дали понять, что их присутствие нежелательно. Эти глупцы, разумеется из самых добрых побуждений, выкупали захваченных рабов у баггара, что стимулировало последних к захвату новых и новых пленников. Лично я видела решение проблемы рабства в уничтожении возможно большего числа рабовладельцев, чтобы раз и навсегда отбить охоту заниматься этим бизнесом и заставить их переключиться на что-нибудь другое.

Ну а главное, мы больше не нуждались в помощи: земля после прошедших дождей плодоносила, урожай дурро выдался на славу, стада нагуливали жир и безудержно размножались. Остались, само собой, Трини и ее люди, а также Джеймсоны, супружеская чета миссионеров, приехавшие организовать миссию, но вместо этого обратившиеся к полезной работе, потому что она привлекала их куда больше, чем обсуждение тех или иных пунктов христианского вероучения. Славные были люди, эти Джеймсоны: он — цветущий верзила, действительно любивший и умевший чинить машины и механизмы, а она — этакая блондиночка, пичужка со стальным хребтом, которой, похоже, нравилось то, как я реформирую гендерные отношения среди динка. Она взяла под свое крыло нашу начальную школу, и я договорилась с ней, чтобы она научила читать новоиспеченных офицеров и Дола, моего мальчика-короля. В качестве текста они использовали Ветхий Завет… Это было для нас как чтение ежедневной газеты. Милые люди.

Спустя две недели после того, как мы обзавелись пушкой, с северо-запада бесшумно спланировал «антонов». Однако мы ждали чего-то подобного, наблюдатели загодя подняли тревогу, и наш девичий расчет, четыре Мэри и я, успел занять огневую позицию примерно на милю севернее Вибока. Самолет летел с выключенным двигателем, рассчитывая повторить старый фокус, снизился, а потом вновь включил мотор и рванул вперед на высоте в две тысячи футов. Тут-то мы и открыли огонь, выпустив ему навстречу с дистанции в четыре тысячи ярдов поток служивших для нас огоньками надежды красных точек, и продолжали стрелять, когда он уже летел над нашими головами. Трассирующие линии пересекались с самолетом, но он продолжал двигаться тем же курсом и, хотя теперь оставлял за собой струйку черного дыма, особых повреждений, похоже, не получил. Когда он уже пролетал над нами, я увидела, как распахнулись дверцы грузового отсека и оттуда вывалились две черные бомбы. Одна взорвалась поодаль, другая упала почти на нас, но не разорвалась, а спустя мгновение «антонов» вдруг завалился набок, словно устал лететь. Дым повалил гуще, с оранжевым пламенем в центре, а потом самолет с воем устремился вниз и рухнул где-то к западу от Вибока. Громыхнуло, над местом падения поднялось черное облако.