Памятное. Книга первая - Андрей Громыко

Нашей стране трибуна ООН открывала одну из немногих возможностей для того, чтобы раскрывать глаза народам на курс держав Запада, обращаться ко всем странам с разъяснением миролюбивых целей советской внешней политики, важнейшее место в которой всегда отводилось разоружению.

Уже в годы первой мировой войны, предвидя «печальную возможность» того, что «человечество переживет… еще вторую империалистическую войну»,[9] В. И. Ленин решительно отвергал вместе с тем фаталистический взгляд на жизнь. При этом им особо подчеркивалось, что пролетариат прокладывает путь к социализму, который один даст измученным народам мир, хлеб и свободу.

Советское государство и поныне делает все от него зависящее для утверждения прочного мира на земле, исключения войны из жизни общества. Важнейшим составным элементом решения этой самой жгучей задачи современности было и остается обуздание гонки вооружений и разоружение.

Более ста советских инициатив

Цифра «100» — это большая цифра в международной жизни. Тем более когда она отражает предложения крупного государства. Уже в 1946 году Советский Союз выступил с предложением о всеобщем сокращении и регулировании вооружений. Это предложение легло в основу решения ООН о принципах всеобщего разоружения. По инициативе СССР II сессия Генеральной Ассамблеи ООН приняла резолюцию, осуждающую пропаганду войны.

С тех пор только в ООН Советский Союз выдвинул более ста инициатив в области прекращения гонки вооружений и разоружения. Миру известно, что нашей стране принадлежит предложение о всеобщем и полном разоружении в сочетании со всеобщим и полным контролем. А сколько советских предложений внесено с тем, чтобы ограничить и остановить гонку вооружений на отдельных ее направлениях!

В одном из своих первых выступлений в ООН на заре создания этой организации мне от имени Советского Союза было поручено заявить государствам — членам ООН:

— Регулирование и сокращение вооружений является одним из основных и важнейших элементов создания системы безопасности. Это необходимо повторять десять, сто и тысячу раз для тех людей, которые хотят действительно разобраться в этих вопросах.

То, что говорилось свыше сорока лет назад о прочном мире как о главной цели, наша страна повторяет и сегодня. Все это — существо нашей политики в области разоружения. О том же идет речь и в документах XXVII съезда КПСС в новых условиях, когда угроза миру еще больше возросла.

— Советский Союз предлагает подойти к проблемам разоружения, — говорил М. С. Горбачев на съезде, — во всем их комплексе.

Вспомним 1922 год. Генуэзская конференция… Советский нарком по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин впервые от имени Советской страны говорил о разоружении на международной встрече. Говорил он, но звучали ленинские слова:

— Наше государство предлагает всеобщее сокращение вооружений, и тогда будет устранена угроза новой войны.

Чичерин выступал по прямому поручению Ленина. Могучий интеллект вождя революции четко сформулировал задачу разоружения, и советский нарком со всей решимостью ее выдвинул.

Тогда это предложение Страны Советов о разоружении прозвучало впервые. Как и следовало ожидать, инициатива коммунистов сразу вызвала замешательство в империалистическом лагере. Смятение своих чувств британский премьер Ллойд-Джордж пытался скрыть за саркастической улыбкой.

С тех пор прошло немало лет; пора сарказма и улыбок при обсуждении вопросов разоружения ушла в прошлое. Проблема разоружения стала одной из острейших на земле. Отношение к ней, как лакмус, определяет характер политических партий и суть политики стран.

Разве существовало когда-нибудь на земле государство, которое бы столь последовательно боролось за разоружение, как это делает Советский Союз? Нет, не существовало. Все меры по частичному разоружению на пути к главной цели — ликвидации вооружений — это инициативы СССР.

По свежим следам войны в 1946 году ООН начала по предложению СССР обсуждать вопросы разоружения. Вскоре была создана специальная комиссия. В ее работе приняли участие СССР, США, Англия, Франция, Канада. Заседала она в Лондоне.

Сразу же выявилось, что из участников комиссии только Советский Союз настаивает на необходимости разоружения. Только одно государство. Другие участники дружно блокировали любое предложение, идущее в направлении не только разоружения, но и сдерживания гонки вооружений.

Представителем США в комиссии, о которой идет речь, в первые послевоенные годы являлся крупный дипломат Эдлай Стивенсон. На заседаниях он настойчиво твердил о невозможности для американской администрации принять любые предложения по разоружению. Дух Фултона[10] уже в то время витал в комиссии.

Однажды в своей резиденции, куда он меня пригласил на обед, американский представитель прямо заявил, что для США неприемлемо само направление дискуссии о разоружении. Он тут впервые за время пребывания в Лондоне сказал:

— Крупный бизнес США свое существование без производства оружия не мыслит. Никто всерьез в Вашингтоне идеи разоружения не принимает. Но я не сделаю такого официального заявления на заседании.

Откровеннее, чем сказал этот представитель администрации США, не скажешь.

— Ну а все-таки, какой же курс по этому вопросу в политике держав вы считаете правильным? — спросил я.

— Контролируемое вооружение, — последовал его ответ. Точнее говоря, курс на вооружение.

Неудивительно, что позднее, став кандидатом в президенты от демократической партии, этот политический деятель так и не сумел выдвинуть сколько-нибудь привлекательную для американского избирателя программу в международных делах, и в частности в вопросах разоружения. Игра в соглашение с большим бизнесом, взявшим курс на расширение военного производства, не обеспечила ему успеха. Он потерпел поражение.

Между тем Стивенсон был далеко не худшим из американских деятелей, которые тогда находились в сфере международной политики.

После окончания войны последовало множество встреч по вопросам разоружения. Они происходили на всех уровнях, в том числе и на самом высоком. Со всей остротой звучали поставленные Советским Союзом вопросы, в том числе следующие:

— Зачем Соединенным Штатам военные базы, насаждаемые ими в других странах?

— Против какого противника создаются эти базы либо сохраняются ранее созданные?

Эти вопросы задавал Сталин. Их задавал Молотов, задавали их советские представители на международных форумах. Сотни раз и я задавал этот вопрос многим представителям стран Запада. Сегодня эти вопросы уместны так же, как и сорок лет назад.

Помню, с каким упорством лидеры стран Запада не желали обсуждать вопрос о военных базах на чужих территориях. Так было в Женеве в 1955 году при встрече руководителей четырех великих держав — СССР, США, Англии и Франции. Так обстояло дело и на двусторонних советско-американских, советско-английских и советско-французских встречах, на сессиях Генеральной Ассамблеи, в Совете Безопасности, разных комитетах и подкомитетах по разоружению.

…Сидит, например, американский президент Эйзенхауэр в своей загородной резиденции — Кэмп-Дэвиде, выслушивает по этому поводу заявление Хрущева. Лицо у президента каменное. А взгляд его блуждает где-то поверх голов собеседников не то и еще повыше…

Перед нами тогда предстал иной Эйзенхауэр — не тот человек, о котором реклама широко возвещала, что он не умел не улыбаться. В этот раз, когда речь зашла о разоружении, он безмолвствовал. Это была любопытная картина. Так поступал и его предшественник — Трумэн, который в лучшем случае повторял:

— Американские базы за рубежом служат миру. Основательно попотел президент Джон Кеннеди, придумывая

«аргументы» в защиту американских баз во время советско-американской встречи в Вене, когда перед ним был поставлен вопрос:

— Зачем США иметь столько баз и войск в Европе? Ведь у них нет противника.

Кеннеди отрицал, что США следуют курсом на увеличение американских войск в Европе. Но он все же продолжал размышлять над этим положением.

В связи с этим хотелось бы привести такой факт.

Во время моего приезда в сентябре 1963 года в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН государственный секретарь Раск тоже прибыл туда, чтобы встретиться со мной и от имени Кеннеди переговорить по некоторым вопросам. Он сообщил следующее:

— Президент является сторонником того, чтобы изыскать возможность для улучшения отношений с Советским Союзом и для разрядки напряженности.

Далее Раск предложил:

— А не поехать ли нам как-нибудь за город, чтобы кое о чем побеседовать в порядке продолжения разговора?

Я сразу понял, что за подобным пожеланием кроется нечто серьезное.