Эпоха зомби - Александр Шакилов

— Подозрительно тихо, — кинув в костер ветку, повторил он в который раз.

Группа изрядно проредила местную флору, пригодную для поддержания огня. Фауне тоже досталось — Мясник показал себя отличным снайпером, зайчатина у баррикады не переводилась, товарищи не голодали. Маркус оценил его способности по достоинству и перестал над ним подшучивать. Даже Митрич, казалось, стал тише разговаривать. И все равно напряжение нарастало.

Вот-вот должно было что-то произойти.

— Подозрительно тихо, — повторил Гурбан.

— Да тихо ты!.. — скрипнул долговязый, который сильнее прочих страдал от холода в своем балахоне не по погоде.

И Гурбан едва не сорвался. Накипело, понимаешь. Этот урод бугристый бог знает что о себе возомнил! Пора объяснить ему, кто он такой и где ему место!.. Но тут послышался какой-то шум, и все они не сговариваясь принялись тушить костер, засыпая его снегом, — чтобы не выдать себя раньше времени.

Первым свое место на баррикаде занял Мясник — самый молодой все-таки.

— Едут! — крикнул он, взглянув в оптику винтовки.

Митрич вторым занял позицию. Ну а там и Маркус с Гурбаном подоспели, последний и думать забыл о том, что собирался преподать урок вежливости самопровозглашенному командиру.

В пределах видимости появилось нечто массивное, в первый момент Гурбан даже не понял, что это такое.

— Ничего себе! Ну, бабуины дают! Катер-амфибию на воздушной подушке пригнали!

Амфибия легко мчала по снегу, маневрируя меж стоящих то тут, то там ржавых островов брошенных тачек. Гурбан взглянул в бинокль. Дверца пассажирского салона катера поднялась, наружу высунулся Сташев-младший и принялся с воодушевлением махать рукой и кричать что-то — далеко, не слыхать, но и так понятно, что, мол, батя, я к тебе приехал, соскучился, хочу обнять, подсадить тебе слизня… Гурбан стиснул зубы. Ничего, это мы еще посмотрим, кто кому чего подсадит!

— Приготовиться, но не стрелять! — проскрипел Маркус, проверяя ручной пулемет Калашникова, которым он пообещал завалить любую тварь, что сунется к проходной завода.

Митрич снял с гранатомета защитные чехлы, заглянул в ствол, поднял целик и мушку. Вытащил гранату из сумки, вставил в ствол — послышался щелчок. Будто всю жизнь он только тем и занимался, что устраивал засады на караваны. Чем черт не шутит, кстати. Мало ли как он проводил свободное время после Псидемии.

— Может, я пальну из гранатомета? — предложил Мясник. — У меня лучше получится.

И Маркус согласился бы, если б старик не заартачился:

— Ах ты бабуин ушастый!!! Подсидеть старика решил?! Я эти гантели, как молодой, на своем горбу тащил, а он…

Вот только разборок между своими сейчас не хватало!

— Мясник, отбой, — поспешно скомандовал долговязый. — А ты, Митрич, стреляй по моей команде. Дадим гостям из столицы подобраться ближе, и уж тогда…

Заметно сбавив скорость — неужто на борту заподозрили что? — катер все же преодолевал расстояние, разделяющее его и баррикаду. Сташев-младший голосил и чуть ли не прыгал от радости, так хотел повидаться с ненаглядным папашкой. Взглянув в бинокль — кто за штурвалом, не видно, стекло бликует, — Гурбан коснулся ствольной коробки РПК, погладил, будто уговаривая оружие показать себя во всей красе, не подвести в самом ответственном бою в жизни чистильщика.

Секунды потекли медленно, тягуче. Палец Мясника коснулся спуска СВДС — чуть сильнее нажмет, и пуля уйдет в полет. Митрич положил гранатомет на левое плечо, левой же рукой взялся за рукоятку, правая легла на ударно-спусковой механизм. И так вечно прищуренный, глаз старика почти закрылся. Челюсти его ходили ходуном, губы то и дело складывались трубочкой. Как он ни пыжился, а всеобщее волнение передалось и ему.

Когда расстояние между катером и засадой сократилось до ста метров или около того, Маркус натужно проскрипел:

— Давай, Митрич!

— Уйди-ка в сторонку, бабуин! — Вертолетчик зыркнул на Серегу. — А то еще выхлопом зацепит!

Гурбан открыл пошире рот, чтобы по ушам меньше приложило.

Сняв гранатомет с предохранителя — нажав кнопку, — старик взвел курок.

— Гореть вам в аду, проклятые бабуины!!! — Палец Митрича вдавил спуск.

Туфф!!! Раскаленные газы вырвались из раструба в задней части РПГ, граната, раскрыв стабилизаторы, рванула вперед.

И промчалась над самой радиоантенной, торчащей над антикрылом амфибии.

Мимо!

Малец Сташев юркнул обратно в кабину, но его тут же, на ходу вытолкнули оттуда, он упал в снег. За ним в две двери сразу начал высадку вооруженный эскорт, по которому Гурбан, Маркус и Мясник с превеликим удовольствием — заждались уже — открыли огонь. Зомбак в бушлате и ушанке, который покидал салон последним, упал в снег и не поднялся — Мясник технично всадил ему пулю в висок, аж шапка подлетела. А слизни небось ожидали хлебушка с солью!

Амфибия развернулась, из одного ее движка валил черный дым — то ли Маркус попал, то ли вновь Мясник постарался. Но точно не Гурбан. Ему на миг показалось, что… Он схватился за бинокль. Вот только полюбоваться полем боя не получилось. По баррикаде ударили сразу из нескольких стволов, от бетона и кирпичей рикошетили пули. Гурбан пригнулся. Мясник тоже не желал подставляться.

— Ты чего, старый осёл, творишь?! — заорал он на Митрича. — Ты, тля, куда стреляешь?! А если уйдут, на лимузин свой сядут — ищи потом ветра в поле или дежурь тут до весны!!!

— Я сейчас, у меня еще выстрел один есть…

— Всё, дед, отстрелялся! Сюда дай! — Мясник вырвал из рук Митрича сумку с единственной оставшейся гранатой и потянулся было за РПГ, но отдернул руку, будто обжегся, хотя даже не притронулся к гранатомету.

Загрохотал РПК Маркуса. Гурбан тоже дал очередь, заставив гостей залечь в снег и спрятаться за той кучей металлолома, что осталась от «газельки», на драном тенте было что-то написано, но уже не разобрать что. Гости, встретив такой вот радушный прием, поначалу отступили вслед за амфибией, движок на которой больше не дымил, но и пропеллер не вращался, а потом осмелели, короткими перебежками двинули на приступ.

— Что за хрень?! — Серега, до сего момента бывший тихим и незаметным почти, ныне бушевал, как разбуженный вулкан. — Ты что, дед, всех нас порешить задумал?! Не, ты это видел?! — Он обернулся, ища поддержки у Гурбана и указывая на гранатомет.

Гурбан покачал головой, сообразив, в чем причина волнений. По «трубе» змеилась трещина. Повезло еще, что РПГ не взорвался у старика в руках, а то на этом бы бесславно и закончилась эпопея по спасению планеты от слизней.

Подхватив свой пулемет и сунув за пазуху пяток запасных магазинов, Гурбан полез по баррикаде вправо — надо сменить точку, эту уже точно засекли гости, приехавшие на поклон к Павлу Сташеву. Хотя пара метров в сторону — разве это переход на запасную позицию?..

— Что за иероглифы на стволе?! — Пальцы Мясника дрожали, он все никак не мог заменить магазин на винтовке. — Китайское дерьмо! — Пустой магазин упал в снег, полный, на десять патронов, встал на место.

— Или северокорейское. — Митрич не собирался оправдываться перед Мясником. Послав какого-то бабуина ушастого на три буквы, он вновь занял свое место, где у него лежали на подстилке «абакан» и рожки к нему. И одно лишь появление головы Митрича над баррикадой вызвало шквальный огонь — видать, приметили, откуда стреляли из гранатомета, вот и старались.

Где же Сташев?.. Гурбан выглянул и опять спрятался. Главное — пацан. Остальные — пешки. Приклад ударил в плечо, РПК затрясся, выпуская очередь за очередью, выбивая из «Газели» последний дух. После бессонной ночи в глазах все плыло. У Гурбана в последнее время со зрением совсем туго стало… Где Сташев?!

Гурбан моргнул, сильно зажмурился, но это не помогло. Когда увидел наконец Сташева, а с ним не только толстяка с девчонкой, но еще и Доктора, Фазу и Ксю, сердце тревожно забилось. На лицах у всех румянец, и не похудели даже в застенках слизней…

Быстрей сменить магазин. А то пулемет Маркуса тоже замолчал. И Митрич…

Слизни. Его людям подсадили паразитов, заставили чистильщиков работать против своего командира! От возмущения Гурбан зарычал, чем обратил на себя внимание Маркуса, который как раз в этот момент пробирался мимо вдоль баррикады.

— Знаешь этих людей? — проявив чудеса сообразительности, Маркус плюхнулся рядом, и его тут же осыпало кирпичной пылью из фонтанчика, выбитого пулей. — Бывает, неприятно, знаю. Но это не должно тебя остановить.

— Не должно, — кивнул Гурбан.

Это не остановило его двадцать лет назад, когда родной сын и любимая жена, ведомые слизнями, поперли на него, желая разорвать в клочья. Пятясь к двери, он тогда взывал к их памяти — вспомните, это ж я, папка, муж! — уговаривал не делать глупостей… А потом собственными руками… Но сейчас все иначе. С подбородка Ксю не свисает слюна, как это было с женой, лица Доктора и Фазы не перемазаны кровью, они не щерятся и не пытаются порвать зубами горло отцу, как это делал любимый сынок будущего командира чистильщиков, сынок, в котором Гурбан души не чаял…