Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций - Игорь Данилевский

Не знаю, как такие методы называются в дифференциальной геометрии. В исторической науке в подобных случаях говорят о фальсификации и подтасовке фактов.

Что же касается собственно статистики, то ее, насколько мне удалось установить, А. Т. Фоменко смог корректно использовать только для количественной характеристики текстов летописных статей. Он разработал методику сравнения объемов информации текстов, разбитых на равные — по описываемым промежуткам времени — «главы» (типа летописных сводов). Учет количества знаков (строк, страниц), упоминаний года в ее тексте, «имен всех исторических персонажей», ссылок на другой текст и других подобных «единиц» в каждой такой «главе» (например, летописной статье) позволяет составить графики объемов каждой из них. Если «всплески» и / или спады таких графиков, составленных для двух разных летописных епископ, совпадают, то можно говорить о возможности существования общей основы обсчитанных списков. Результаты, которые могут быть получены таким путем (несмотря на их «солидное» — для гуманитария — математическое оформление), очевидны и весьма тривиальны. Автор это понимает и сам, подчеркивая, что «описанный метод не призван заменить традиционные методы. Его роль— в быстрой обработке значительной по объему информации и получении предварительных выводов»[496]. Однако расширительное употребление этого метода, как и любого другого, привело к непредсказуемым результатам.

Попытки использовать его для контент-анализа и сравнения текстов, не имеющих исходной разбивки на годовые статьи, дали ряд произвольных графиков. Единых объективных критериев разбивки разных по характеру, происхождению и объему текстов на «куски» (выражение А. Т. Фоменко), естественно, быть не может. Поэтому графики, полученные в результате такого «статистического» анализа, целиком и полностью зависели от произвола их создателя. Благодаря определенной цикличности исторического процесса (о чем у нас уже шла речь) и его величеству Случаю, в ряде графиков были обнаружены некоторые совпадения в продолжительности периодов, разделяющих фазы «угнетения» и «взлетов» объемов информации. Все несовпадающие экстремумы были «скорректированы», Для этого было достаточно слегка изменить исходные принципы разделения текста на информационные блоки, а также увеличить (или уменьшить) количество привлекаемых «источников» информации — и несовпадающие периоды между экстремальными показателями графиков оказались «согласованными». Как это делается, мы видели на примере со сроками правления князей Всеволода Ярославича и Ивана III, а также с присвоением статуса источника вузовским учебникам. Стоит ли удивляться полученным «глобальным» совпадениям, тем более, что речь идет о слабо формализуемых исторических процессах? Собственно, в этом и состоит (если отрешиться от математической «оболочки) «статистический метод», которым пользуются «новые хронологи»[497].

Как видим, под именем статистики (у которой и без того не вполне безупречная репутация среди гуманитариев) кроется обычный произвол в работе с фактическим материалом и историческими источниками.

Поражает откровенность и даже какая-то странная наивность, с которой солидные ученые мужи соединяют несоединимое. Например, они, судя по всему, вовсе не шутят, когда пишут, что подготовили «научное издание», чтение которого… «не потребует от читателя никаких специальных знаний»[498]. Впрочем, это вполне точно, поскольку никакими специальными знаниями в области истории авторы (как, кстати, и в астрономии, топонимике, антропонимике, этимологии, исторической географии и других нематематических дисциплинах) авторы не обладают. А ведь, согласитесь, нельзя требовать, чтобы человек, не имеющий никаких специальных знаний в симплектической топологии, написал о ней книгу, которая потребовала бы от читателя этих самых специальных знаний. Другой вопрос, сочтет ли А. Т. Фоменко, обладающий глубокими научными знаниями именно в данной области, такую книгу вполне научной. Во всяком случае наличие у читателя хоть каких-то специальных знаний по истории делает чтение трудов по «новой хронологии» настоящей пыткой. Полагаю, что такой же пыткой для «новых хронологов» было бы чтение 15-томного труда, автор которого, не требуя от читателя никаких специальных знаний по математике, обосновывал бы «новую геометрию», в которой (вопреки «недалеким» специалистам-математикам) можно запросто вычислить длину шара, основываясь на том, что он — подобно кругу и окружности — круглый, а у всякого круглого объекта, по глубокому убеждению «творца новой математики», должна быть длина. Другое дело, если в качестве «объекта воздействия» будет избран именно несведущий в математике человек! Если же вдруг кто-либо из оскорбленных в лучших математических чувствах профессионалов попытается дать отпор невежеству, злопыхателя можно будет обвинить в консерватизме, защите корпоративных интересов и тому подобных грехах. Ну, а уж затем можно начать громить и все прилегающие области этой (математики, то бишь) «лженауки».

В принципе, ничего нового в таком подходе нет. Он культивировался в нашей стране на протяжении нескольких десятилетий. «Комплекс Лысенко», «Комплекс Народного Академика» — замечательное изобретение…

Обидно только за время, потраченное на чтение трудов, посвященных «пустому множеству», да еще за тех людей, которых ввели в заблуждение «новые хронологи».

Впрочем, даже беглый анализ их работ позволил нам затронуть целый ряд принципиально важных вопросов, связанных со спецификой исторического познания.

Приложение 2

ПОПЫТКИ УЛУЧШИТЬ ПРОШЛОЕ:

"ВЛЕСОВА КНИГА" И ПСЕВДОИСТОРИИ

В 1960 г. в Советский славянский комитет АН СССР поступила фотография дощечки с вырезанными письменами. Ее прислал биолог С. Парамонов, более известный под псевдонимом С. Лесной. Несколько лет он занимался изучением удивительного памятника письменности — так называемой "Влесовой книги". Фрагмент ее и был направлен на экспертизу в Славянский комитет.

Судя по сопроводительным материалам, "книга" эта представляла собой дощечки с письменами на них. Они были обнаружены в 1919 г. полковником Белой армии А. Ф. Изенбеком в разграбленном имении где-то на Украине (предположительно, в Харьковской губернии).

В холщовом мешке, куда они были собраны денщиком А. Ф. Изенбека, дощечки совершили путешествие в Бельгию. Там в 1925 г. Изенбек познакомил с ними своего нового приятеля, Ю. П. Миролюбова. Как пишет О. В. Творогов,

"инженер-химик по образованию, Ю. П. Миролюбов не был чужд литературных занятий: он писал стихи и прозу, но большую часть его сочинений (посмертно опубликованных в Мюнхене) составляют разыскания в области религии древних славян и русского фольклора. Миролюбов поделился с Изенбеком своим замыслом написать поэму на исторический сюжет, но посетовал на отсутствие материала. В ответ Изенбек указал ему на лежащий на полу мешок с дощечками ("Вон, там, в углу, видишь мешок? Морской мешок? Там что-то есть". "В мешке я нашел, — вспоминает Миролюбов, — "дощьки", связанные ремнем, пропущенным в отверстия"). И с той поры Ю. П. Миролюбов в течение пятнадцати лет занимается переписыванием текста с дощечек. Изенбек не разрешает выносить дощечки, и Миролюбов переписывает их либо в присутствии хозяина, либо оставаясь в его "ателье" (Изенбек разрисовывал ткани) запертым на ключ. Миролюбов переписывал, с трудом разбирая текст и, по его словам, реставрируя пострадавшие дощечки ("стал приводить в порядок, склеивать…", — вспоминает Миролюбов). Он вспоминал также: "Я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории… Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имен, совпадающих со смежной эпохой других народов, описания династий князей и всякого такого материала исторического, какого в них не оказалось". Какую часть текста В[лесовой] К[ниги] Миролюбов переписал, С. Лесной установить не смог. В 1941 г. Изенбек умирает, и дальнейшая судьба дощечек неизвестна" [499]

Рассказ о знакомстве Ю. П. Миролюбова с сокровищем А. Ф. Изенбека удивительно напоминает другую историю:

"Старик извлек из своей набедренной повязки грязный, потрепанный парусиновый мешочек. Из него он вытащил нечто похожее на спутанный клубок бечевок, сплошь в узлах. Но это были не настоящие бечевки, а какие-то косички из древесной коры, столь ветхие, что, казалось, они вот-вот рассыплются от одного прикосновения; и в самом деле, когда старик дотронулся до них, из-под пальцев его посыпалась труха.