Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций - Игорь Данилевский

Я уже упоминал, что наши «хронологи» предпочитают ссылаться не на источники и не на специальные исследования, а на популярную (причем далеко не всегда научно-популярную) литературу. Но и в тех случаях, когда они все-таки цитируют источники или работы профессиональных историков, зачастую говорить о корректности или научной этике просто не приходится. Доказательств тому множество. Приведу лишь некоторые из них,

Вот, например, как наши авторы обходятся с В. О. Ключевским. Ссылкой на его авторитет («как отмечает В.0. Ключевский»[473]). А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский подкрепляют свой тезис о том, что, как он считает, всем известно об «отсутствии источников по истории Руси» еще в XVII и даже в первой половине XVIII вв.[474]. Из «беспристрастного и четкого» изложения математиков следует, что Василий Осипович писал: а) будто при Алексее Михайловиче «ни в царской, ни в патриаршей библиотеках» «по царскому запросу» не было обнаружено никаких документальных подтверждений существования Руси в предшествующие столетия; и б) что в следующем веке Герарду Фридриху Миллеру (поскольку «он также не смог найти источников по истории Руси в столицах») пришлось для выполнения «заказа на написание русской истории» «якобы отправиться» в Сибирь на поиски источников, кои и были «привезены» Миллером, якобы, из Сибири»[475].

Стоит, однако, открыть томик работ В. О. Ключевского, на который ссылаются авторы, и окажется, что великий историк писал вовсе не об этом. Он и не пытался утверждать, будто в XVII в. еще не было источников по истории Древней Руси, В. О. Ключевский рассказывал, как (говоря современным языком) государственные чиновники и середине XVII в. не хотели обременять себя поисками документов ближайших к ним семидесяти лет (у А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского — «не нашли в столице источников по истории России даже за последние сто лет»[476]), необходимых дьяку Записного приказа Кудрявцеву для продолжения «Степенной книги», прервавшейся на царствовании Ивана Грозного[477]. Причем, вопреки усиленным заверениям создателей «новой хронологии» и противодействию Кудрявцеву его коллег из других приказов, ему все-таки удалось изучить многие «летописи, хронографы и другие памятники». Но вот необходимых выписок «из архивов разных приказов о делах военных, политических и церковных» он так и не получил. Дело, однако, заключалось не в том, что источников не существовало, а в том, что их, наоборот, было слишком много! Начальник одного из приказов «потом откровенно признался, что ему со всеми своими подьячими требуемой [Кудрявцевым] выписки и в 10 лет не сделать»[478].

Уже из одной такой детали ясно: даже когда авторы просто пересказывают совершенно понятный и легко проверяемый текст, читатель получает (говоря их же словами, правда, относящимися к нескольким поколениям историков и хронологов, «пытавшихся восстановить подлинную картину прошлого» и не претендовавших на открытия мирового масштаба) «отнюдь не рассказ, основанный на подлинных древних документах и однозначно из этих документов вытекающий»[479], а достаточно вольную (точнее, попросту извращенную) интерпретацию исходного текста.

Кстати, из процитированных высказываний А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского следует, кроме всего прочего, что В. О. Ключевский обвинял почтенного немецкого профессора в научной нечистоплотности, фальсификации и подлоге, Однако это историографическое «открытие» — полностью на совести авторов «новой хронологии». Во-первых, В. О. Ключевский в «цитируемом» труде подчеркивал (без всякой иронии) именно усердие, с которым Г. Ф. Миллер «трудился над русской историей». Во-вторых, сам Г. Ф. Миллер прославился прежде всего тем, что (по словам В. О. Ключевского, которые, кстати, приводят на с, 99 сами Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко) «почти 10 лет ездил по городам Сибири, разбирая тамошние архивы, проехал более 30 тыс. верст и в 1743 г. привез в Петербург необъятную массу списанных там документов»[480]. Признаться, никогда не думал, что за такой труд с человеком следует расплачиваться ничем не обоснованными обвинениями в научной (и, следовательно, моральной) нечистоплотности. Впрочем, еще В. Шекспир, рассуждая о «судье неправом», совершенно справедливо (независимо от времени, когда он жил) заметил: «И видит он в любом из ближних ложь, поскольку ближний на него похож»…

Кстати, «заказ на написание» истории России получил вовсе не Миллер. По выражению А. Л. Шлецера, «императрица Елизавета Петровна приказала написать оную химии адъюнкту Ломоносову», труд которого представляет в настоящее время сугубо профессиональный интерес для историков русской исторической науки XVIII в., в то время как «портфели Миллера» и по сей день остаются ценнейшим собранием источников.

Еще один пример. Теперь уже из астрономической области «новой хронологии». С целью получить достаточные основания для пересмотра традиционной датировки «Альмагеста» (напомню, к этому сводится едва ли не вся естественнонаучная, т. е. независимо проверяемая часть «новой хронологии»), авторы ссылаются на почитаемого ими Р. Ньютона, который, будто бы установил, что результаты наблюдений Птолемея, зафиксированные в «Альмагесте», «кем-то фальсифицированы». Однако, если обратиться к работе самого Р. Ньютона, то окажется, что в ней действительно говорится о фальсификации данных «Альмагеста», но не «кем-то», а самим Птолемеем[481]! Более того, Р. Ньютон нигде даже не заикается о том, что «Альмагест» или хотя бы какая-то его часть могут относиться к времени более позднему, чем принято считать,

Создается впечатление, что авторы разбираемых книг либо не понимают прочитанного (для академика и кандидатов наук это по меньшей мере странно), либо намеренно манипулируют фактами, т. е. мошенничают. Не знаю, быть может, кому-то это доставляет удовольствие, но мне, сказать по правде, неинтересно читать «научные» работы, авторы которых на каждом шагу норовят обвести тебя вокруг пальца.

Не менее любопытно посмотреть, как математики представляют себе проблемы установления места, где происходили те или иные события. Недаром ведь их очередной труд начинается с повествования о том, где находится Монголия[482].

Здесь основных методов два: 1) отождествление географических объектов, имеющих омофоничные, а то и просто отдаленно напоминающие друг друга названия, и 2) «этимологизация» топонимов (кстати сказать, сплошь и рядом совершенно произвольная, и немудрено: авторы даже не пытаются скрывать, что в лингвистике они еще менее сильны, чем в астрономии и истории).

Между тем, топонимика, подобно дифференциальной геометрии, имеет свои правила и законы, нарушение которых влечет за собой грубые ошибки. Поэтому, решая историко-географические задачи, не стоит забывать об элементарных законах ономастики.

Прежде всего результат топонимического анализа во многом зависит от точности фиксации самого географического названия, Здесь она так же важна, как транскрипция фамилии и инициалов получателя денег в платежной ведомости, А вот, «новым хронологам» ничего не стоит заменить топоним «Монголия» фантастическим (в том числе и с точки зрения греческого языка) Мегалионом, а Каракорум — мифическим Семикаракорумом[483]. В том, что название последнего из упомянутых городов пишется и произносится несколько по иному, а именно Семикаракоры[484], легко убедиться, взглянув на карту Ростовской области. Кстати, интересно, могли бы А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский привести хотя бы одно свидетельство источников (естественно, не в их понимании этого слова) — безразлично, русского или иностранного, европейского или азиатского происхождения, — подтверждающее упоминаемое ими чтение?

Авторам рассматриваемых работ не известно и то, что всякий топоним имеет «привычку» повторяться в разных местах, Так что, даже если бы транскрипция катойконима Каракорум в западноевропейских и восточных источниках действительно совпадала с топонимом Семикаракоры, то это еще ни о чем не говорило бы. Иначе пришлось бы доказывать, что реки Дон и Волга (пользуясь «выражением» авторов) суть Онома и Керулена, что, согласитесь, непросто.

То же самое можно сказать и о других топонимических «параллелях», которые находят авторы. Скажем, отождествление реки Калки с Куликовым полем, того в свою очередь — с полем Куличковым, а последнего — с Кулишками приводит к нагромождению географических несообразностей. Москва в таком случае оказывается в «чюжей земле», около Днепра (как следует из летописного описания первого столкновения с монголо-татарами); между Коломной и московской Сретенкой должна находиться Рязанская земля, а также протекать Ока и Дон (на берегу последнего и находится, как опять-таки следует из текстов источников, а не из домыслов авторов «новой хронологии», Куликово поле) и т. д., и т. п.