Темная сторона - Макс Фрай

Боль в груди не проходила. Я опустил глаза и с ужасом обнаружил, что меч короля Мёнина снова стал видимым и осязаемым: его резная рукоять торчала из моей груди. Зрелище было то еще, в обморок грохнуться не стыдно! Но никуда я, конечно, не грохнулся. Только растерянно кашлянул, чтобы прочистить горло и заодно убедиться, что все ещежив…

А потом поднял голову к уходящим в темноту ступенькам лестницы и позвал, негромко, но требовательно:

– Дорот, иди сюда. Хватит прятаться.

Я не сомневался, что приказ будет исполнен немедленно, поскольку приказывал не только (и не столько) я – ставший частью меня меч короля Мёнина был полномочным представителем своего грозного владельца, так что у перепуганного мышонка Дорота просто выхода другого не было: его звал хозяин.

Он торопливо спускался по лестнице. Я в жизни не видел более нелепого зрелища: маленькое, коротколапое, серое существо с огромной, раза в два больше туловища, головой. Мне бы и в голову не пришло назвать его мышью. Скорее уж Дорот был похож на неумело сшитого плюшевого медвежонка. Разве что хвост вполне мышиный, даже скорее крысиный: длинный, тонкий шнурок розовой чуткой плоти.

Существо кубарем скатилось к моим сапогам и несколько раз жалобно пискнуло. Судя по всему, Дорот оправдывался и просил пощады.

– Нет, – вздохнул я. – Так дело не пойдет. Мне нужно, чтобы заколдованные тобой люди снова стали людьми, а ты тут пищишь… Пищать я и сам умею.

Дорот засуетился и запищал еще пронзительнее. Я протянул руку и, повинуясь внезапному порыву, поднял с пола это существо. Несколько секунд я тупо на него пялился, поскольку понятия не имел, что мне следует делать с этим зверьком. А потом случилось то, чего я уж никак от себя не ожидал: я аккуратно приложил основание его хвоста к призрачному лезвию меча, засевшего у меня в груди. Отрезанный хвост упал мне на колени, зверек отчаянно взвизгнул, задергался у меня в руке, а потом обмяк. Я положил его на пол и взял в руки отрезанный хвост. Несколько капель синеватой жидкости образовали новый замысловатый узор на моей левой ладони, причудливыми ручейками перечеркнув значки, изображающие мое Истинное имя.

Я машинально лизнул испачканную руку, повинуясь какому-то дремучему инстинкту, приказывающему детям тянуть в рот всякую незнакомую гадость, и только потом понял, что это была кровь Дорота – горькая и ароматная, как абрикосовая косточка. Несколько секунд моя бедная голова пыталась обработать эту информацию. Потом я решительно пресек сумбурную умственную деятельность и сосредоточился на ощущениях. Тяжелая горячая волна поднималась откуда-то из самой глубины моего тела. Она мягко, но безапелляционно заявляла свои права на меня, и мне оставалось только одно: позволить этой безжалостной силе унести меня туда, куда она сочтет нужным…

Наконец закружившей меня стихии надоела эта странная игра и она милосердно выбросила свою новую игрушку на берег действительности – того, что могло, по крайней мере, хоть как-то сойти за действительность!

Я открыл глаза и огляделся по сторонам. В первую очередь убедился, что рукоять засевшего в моей груди меча снова стала невидимой и неосязаемой. Вот и славно: все это слишком напоминало любительский спектакль о приключениях живых мертвецов, со мной, любимым, в главной роли…

Но теперь все было в порядке. Я сидел в красном кресле и крепко сжимал в левом кулаке хвост Дорота – гладкий розовый шнурок плоти, все еще живой и почти всемогущий. Волшебный хвост большеголовой мыши, последнего мышиного короля этого Мира. Теперь я откуда-то все знал о Дороте и о служивших ему манухах, о Красной пустыне Хмиро и о древней магии Уандука, грубой и зловещей одновременно. Все выглядело так, будто я знал эти причудливые факты всегда – во всяком случае с детства, как алфавит или таблицу умножения. Просто забыл ненадолго, а теперь опять вспомнил, так что все в порядке…

В частности, я знал, что Дорот родился в самом сердце Красной пустыни Хмиро много тысячелетий назад и покинул ее, так и не оставив потомства, не по собственной воле, а по приказу молодого, взбалмошного Вершителя по имени Мёнин, решившего вдруг приняться за суматошное коллекционирование всех чудес Вселенной… Манухи же были потомками маххов, малочисленного древнего племени заклинателей грызунов, проклятого всеми мышиными королями Уандука поочередно. Согласно проклятиям, земли, окружающие поселения маххов, всегда оставались бесплодными, дети наследовали лишь худшие качества родителей, а добрые поступки никогда не вознаграждались по достоинству. Даже король Мёнин, охотно принявший помощь этих несчастных, не осыпал их милостями; все же они охотно последовали за ним, посчитав, что удача Вершителя может оказаться сильнее проклятий. Так оно и было – до поры до времени…

Но, кроме этих малоинтересных исторических подробностей, я знал все, что требовалось, чтобы спасти своих тряпичных девочек и всех остальных. Сейчас только это и имело значение.

Безжизненное тельце Дорота по-прежнему неподвижно лежало на полу. Я не стал его поднимать: мне не хотелось к нему прикасаться.

Я обернулся к Лонли-Локли.

– Давай, Шурф, распаковывай наши сокровища.

Все-таки парень был самым совершенным существом во Вселенной! Все это время он тихо просидел на черном кожаном диванчике в глубине холла, не напоминая о своем присутствии ни звуком, ни движением, кажется, даже не дышал. А стоило дать ему задание, тут же принялся деловито разворачивать свертки.

– Теперь ты знаешь, как их спасти? – наконец спросил он.

Я кивнул и достал из кармана Мантии Смерти игрушечную белую собачку.

– Ты будешь первым, милый, – сообщил я своему любимцу. – Извини, но я родился и вырос в ужасном месте, где принято ставить эксперименты на собаках и только потом браться за людей. Зато ты станешь живым раньше всех – тоже преимущество, если задуматься!

Я положил игрушку на мраморный столик под зеркалом, пошарил в карманах и с радостью обнаружил, что крошечный кинжал, выданный мне в первый день службы, все еще при мне. Очень кстати! Я осторожно отрезал крошечный кусочек крысиного хвоста, потом сделал аккуратный надрез на плюшевом животике собачки. В этот надрез я вложил все еще живую розовую крошку плоти, стараясь засунуть ее поглубже.

– Вот и все, – вздохнул я, бережно опуская плюшевое тело Друппи на пол. – Теперь нужно немного подождать. Давай отвернемся от него, Шурф. Если напряженно смотреть в глаза чуду, оно может смутиться и не произойти – просто потому, что человеческие глаза не так уж привычны к чудесам… Даже наши с тобой глаза, дружище. Даже наши…

Я спрятал хвост Дорота в карман и подошел к своему спутнику. Он деловито раскладывал тряпичные тела кукол на журнальном столе.