Где-то у Проциона - Александр Романов

– Но мне все равно как-то не по себе, – поежилась Анжелика. – Мы словно летим в какой-то огненной трубе…

– Ну, так всегда и бывает…

– Это для вас – всегда! А для меня первый раз! Ведь даже не видно, где мы сейчас находимся! И сколько еще будем так лететь? Вы знаете, – неожиданно попросила она. – Можно я буду держать вас за руку, пока мы так несемся? Так как-то не так страшно… А то я даже зажмуриться боюсь…

Учитывая то обстоятельство, что она и так держалась за предплечье Вадима обеими руками, делало возможность отказа довольно-таки проблематичной. Потому Вадим разрешил:

– Держитесь…

Сам он, между тем, вызвав "рамку", вошел в сеть и, покопавшись немного, нашел данные курсографа, отмечающие траекторию полета относительно поверхности планеты. Расчетную, разумеется. Поскольку получить какую-либо информацию снаружи через облако плазмы было невозможно. На графике тонкая двухцветная кривая из двух слившихся линий обогнула почти полпланеты и приближалась к экватору, постепенно поднимаясь. Одна из линий изображала эталонную траекторию, вторая – снятую с бортовой навигационной системы в текущем времени. Отклонений на взгляд Лунина, между ними не наблюдалось.

– Ну вот, – сказал он соседке. – Мы практически завершили первое погружение. Буквально вот-вот выскочим на круговую орбиту. Не бойтесь.

– Спасибо! – поблагодарила Анжелика. – С вами я как-то и в самом деле меньше боюсь… Вы очень храбрый человек!

7

Тьфу ты, смущенно подумал Вадим. Но в это время модуль вылетел из пламени. И в салоне воцарилось недоуменное молчание

Над кораблем не было ни одной звезды.

Сплошная непроглядная чернота – и больше ничего.

– Что случилось? – шепотом спросила Анжелика.

Но Вадим – хотя и был единственным кроме Саитгиреева "настоящим космонавтом" – ничего не мог ответить. И только когда чернота уехала куда-то вбок, а ее место заняла картина привычного космоса, молчавший все это время Семенов догадался:

– Да это Марс был! Мы же над ночной стороной… И – вверх ногами летели!

Все с облегчением рассмеялись. Лишенная каких-либо огней и дополнительного освещения в виде Луны ночная поверхность Марса после сияния плазмы показалась всем едва ли не абсолютно черным телом – настолько на ней невозможно было различить хоть какие-то подробности.

– Ну вот, можно сказать, и приехали! – сообщил Генрих и без того очевидный факт. И накаркал…

– Внимание! – раздался голос Тимура. – Всем в быстрое!

Вадим уже привычно скользнул в "боковое" время на максимальный темп и включил конференц-связь. С кучи возникших картинок одновременно донесся один и тот же вопрос:

– Что случилось?

– Не смертельно, – поторопился успокоить всех Саитгиреев. Но тут же добавил: – Однако у нас возникла проблема.

– В чем дело? – повторил вопрос Кремер.

– У нас скорость выше, чем вторая космическая. Не очень сильно. Но выше. Поэтому мы идем не на эллипс, а на параболу. Пролетаем, то есть… – пояснил Тимур для самых непонятливых.

– Как такое могло получиться?

– Не знаю. Шли по расчетной. Отклонений не было. Скорость на выходе должна была быть четыре и девять. А у нас – пять двести.

– А сам что думаешь?

– Да какая разница, что я думаю… Чем нам это поможет? Не учли что-то. Или какой-то фактор не так сработал… Навскидку аж три могу назвать. Неоднородность гравитационного поля, магнитосферная флуктуация, состояние атмосферы. Причем последнее – наиболее вероятно… Есть такая штука, как логарифмический декремент плотности атмосферы. Проще говоря – как убывает плотность воздуха по высоте. Его значение берут среднестатистическое… Но если плотность атмосферы по трассе пролета просто поменялась из-за погоды… С нашей скоростью вполне могло хватить. На Марсе сейчас смена времен года. Пыльные бури, ветер ураганный…

Тимур пожал плечами.

– Так мы что теперь – в космос летим? – по голосу Вадим узнал Анжелику. – И… что теперь с нами будет?

Нельзя сказать, что вопрос пришелся кстати. Но он явно выражал настроение немалой части присутствующих. Уж во всяком случае, такого варианта развития событий никто не хотел.

– Да с нами-то ничего… – ответил Анжелике Кремер. – Будем потихоньку подниматься над плоскостью эклиптики… А через неделю, где-нибудь, подойдет "Ореол" и примет нас на борт. Куда мы денемся? Хреново не это…

– А почему через неделю? – спросил кто-то.

– Ну это приблизительно… Но сами прикиньте. Пока мы Камову сообщим. Пока он затормозится. Потом ему нужно будет выйти на ту же орбиту, что и наша – а это еще разгон-торможение. Потом уравнять скорости с нами… Вот неделя и будет. А потом – опять нас на Марс выпулить…

– Погоди, командир, – остановил Кремера Тимур. – Это все частности. Их потом можно обсудить. Сейчас нас время поджимает.

– Даже в быстром темпе?

– Да, даже здесь… Дело в том, что мы пока еще в трубке допустимых траекторий. То есть отклониться от курса не успели. И излишек скорости можно погасить двигателем. Мы даже без коррекции после этого сумеем войти в атмосферу в расчетной точке. Но участок этот короткий и решать нужно быстро.

– А в чем проблема?

– В горючке. Эти лишних триста метров скорости сожрут у нас половину расходной массы. А у нас ее немного. Фактически – только на посадку. И если мы потратимся сейчас – нам нечем будет тормозиться у поверхности. Садиться придется жестко. Мы просто упадем, собственно говоря. Вот в этом и вся закавыка.

– Но у тебя ведь есть какие-то соображения, – сказал Витька резонно. – Иначе о чем вообще говорить? Лишнюю неделю люди на "Пегасе" могут уже и не прожить.

Все остальные слушали диалог пилота с командиром спасательной партии, затаив дыхание. Никому не нужно было объяснять, о чем речь.

– Есть, – кивнул Тимур. – У нас самый уникальный корабль за всю историю космонавтики. Он может трансформироваться как терминатор модели Т-1000, прямо в полете. Поэтому я предлагаю доформировать, пока мы будем на эллипсе, из массы посадочного блока заготовку "Кузнечика" до рабочего состояния и на завершающем участке отделиться и сесть на нем. А вся основная болванка – пускай падает. Раскатается в блин – ну так ничего страшного: потом обратно соберется. Ну сутки-другие потеряет на восстановление. Зато спасательная партия не пострадает. И сможет начать работу практически без задержек. Мне не очень нравится жечь ресурс "Кузнечика" раньше времени – он не бесконечный. И черт его знает, как мы еще его соберем в полете… Но другого выхода я не вижу.

8

– Э, э! Как это – раскатается в блин?! – Вадим узнал Дядю Федора. – А оборудование, которое мы везем в готовом виде?! У нас же двадцать тонн одних только строительных роботов… Оно же разобьется!