Двадцать лет спустя (часть вторая) - Александр Дюма

— В таком случае спешите, потому что совещание должно скоро кончиться.

— А если оно ничем не кончится, — сказал Атос, — вы попытаетесь овладеть Шарантоном?

— Мне дан такой приказ. Я командую атакующим отрядом и сделаю все от меня зависящее, чтобы достигнуть успеха.

— Но так как вы командуете кавалерией… — сказал Атос.

— Простите, я командую всем войском.

— Тем лучше… Тогда вы должны знать всех ваших офицеров. Я хочу сказать, конечно, выдающихся.

— Да, приблизительно.

— Так будьте добры сказать мне, нет ли среди ваших офицеров господина д’Артаньяна, лейтенанта мушкетеров?

— Нет, его нет у нас; он уже более шести месяцев тому назад покинул Париж, и говорят, его послали с особой миссией в Англию.

— Я это знаю. Но я думал, что он возвратился.

— Нет, насколько мне известно, никто его не встречал. Я могу ответить вам с полной уверенностью, тем более что мушкетеры принадлежат к нашей партии. Сейчас господин Камбон временно заменяет господина д’Артаньяна.

Друзья переглянулись.

— Вы видите, — сказал Атос.

— Это странно, — проговорил Арамис.

— Без сомнения, с ними дорогой случилась какая-нибудь беда.

— Сегодня восьмое, вечером истекает последний срок. Если сегодня вечером мы не получим от них вестей, завтра мы двинемся в путь.

Атос утвердительно кивнул головой; потом, обернувшись к Шатильону, спросил его, немного стесняясь выказывать свои отеческие чувства перед насмешливым Арамисом:

— Скажите, господин герцог, имеет ли честь быть вам известным господин де Бражелон, молодой человек лет пятнадцати, состоящий при его высочестве?

— Да, конечно, — ответил Шатильон. — Он сегодня приехал к нам вместе с принцем. Это прекрасный молодой человек. Он из ваших друзей, граф?

— Да, — ответил с волнением Атос. — И настолько, что я очень желал бы видеть его. Возможно ли это?

— Вполне возможно. Будьте добры последовать за мной, и я провожу вас в главную квартиру.

— Что это? — сказал Арамис, оборачиваясь. — Позади нас слышен какой-то шум?

— Действительно, на нас скачет отряд кавалеристов, — сказал Шатильон.

— Я узнаю господина коадъютора по фрондерской шляпе.

— А я узнаю Бофора по белым перьям.

— Они несутся карьером. С ними принц Конде.

— Вот он отделился от них!

— Бьют сбор! — воскликнул Шатильон. — Слышите? Надо узнать, в чем дело.

Действительно, видно было, как солдаты бросились к оружию, а спешившиеся кавалеристы снова вскочили на коней. Горнисты играли, барабанщики били тревогу. Г-н Бофор обнажил шпагу.

Принц, со своей стороны, дал сигнал к сбору, и все офицеры королевской армии, смешавшиеся на время с парижанами, бросились к нему.

— Господа, — сказал Шатильон, — перемирие кончилось. Очевидно, предстоит сражение. Поворачивайте в Шарантон, потому что я тотчас начну атаку. Принц уже подает мне сигнал.

Действительно, раздался троекратный звук сигнального рожка принца.

— До свидания, шевалье! — воскликнул Шатильон и тотчас же поскакал к своему отряду.

Атос и Арамис повернули своих лошадей и поехали приветствовать коадъютора и г-на Бофора; что же касается герцога Бульонского, то у него перед самым концом совещания сделался такой ужасный припадок подагры, что его пришлось отправить в Париж на носилках. Вместо него герцог д’Эльбеф, окруженный своими четырьмя сыновьями, объезжал ряды парижской армии. Тем временем между Шарантоном и королевской армией образовалось большое свободное пространство, как бы предназначенное стать местом упокоения для мертвых.

— Этот Мазарини действительно позор Франции, — сказал коадъютор, стягивая свой кожаный пояс, на котором, как у воинственных прелатов средневековья, висела его сабля поверх архиепископской рясы. — Он хочет управлять Францией, как своим поместьем. Только избавившись от него, Франция станет счастливой и спокойной.

— Кажется, они не сговорились насчет цвета шляпы[*], — сказал Арамис.

В эту минуту Бофор высоко поднял шпагу.

— Господа, — сказал он, — наша дипломатия не привела ни к чему. Мы хотели избавиться от этого негодяя Мазарини, но влюбленная королева хочет непременно сохранить его своим министром; поэтому нам только и остается, что основательно поколотить его.

— Отлично! — сказал коадъютор. — Узнаю красноречие Бофора. Господа, — добавил он, тоже обнажая шпагу, — враги приближаются. Сократим им путь наполовину.

И, не заботясь о том, следуют ли за ним, он поскакал вперед. Его полк, носивший имя «коринфского», в честь его архиепископства, заволновался и двинулся вслед за ним.

Бофор, со своей стороны, направил кавалерию, под начальством Нуармутье, на Этамп, где она должна была встретить обоз с продовольствием, нетерпеливо ожидаемый парижанами. Бофор должен был его прикрывать.

Шанле, оставшийся со своим отрядом на месте, приготовился выдержать натиск неприятеля и, если противник будет отброшен, попытаться самому сделать вылазку.

Через полчаса бой разгорелся во всех пунктах. Коадъютор, завидовавший Бофору, который слыл храбрецом, бросился вперед, творя чудеса храбрости. Военное дело, как известно, было его призванием, и он бывал счастлив всякий раз, когда ему представлялся случай обнажить шпагу, безразлично за кого и за что. Но на этот раз, выказав себя отличным солдатом, он оказался плохим начальником. С семью— или восемьюстами человек он бросился в атаку на трехтысячный отряд, который, сомкнув ряды, заставил отступить солдат коадъютора в полном беспорядке. Но огонь артиллерии Шанле привел в замешательство королевскую армию. Впрочем, ненадолго: она слегка отошла под прикрытие нескольких домов и лесочка и затем снова построилась в боевой порядок.

Считая момент этот благоприятным, Шанле бросился во главе своего отряда преследовать неприятеля. Но как мы сказали, тот уже перестроился и перешел в наступление, предводительствуемый лично Шатильоном. Атака была такой жестокой и ловкой, что Шанле и его солдаты были почти окружены неприятелем. Шанле дал знак к отступлению, и отряд его стал медленно, шаг за шагом, отходить. К несчастью, вскоре Шанле упал, смертельно раненный.

Увидев это, Шатильон громко объявил о смерти Шанле, что удвоило храбрость королевской армии и совершенно расстроило два полка, с которыми Шанле вел атаку. Каждый думал только о своем спасении и о том, как бы добраться до укреплений, у которых коадъютор старался снова собрать свой расстроенный отряд.

Вдруг навстречу победителям, в беспорядке гнавшимся за беглецами, выступил эскадрон кавалерии. Во главе его ехали Атос и Арамис. Арамис держал шпагу и пистолет в руках, тогда как шпага Атоса была в ножнах, а пистолет в кобуре. Атос был спокоен и холоден, точно находился на параде; только на его красивом благородном лице выражалось сожаление, что люди убивали друг друга, принося себя в жертву упрямству королевы и мстительности принцев. Арамис, напротив, по своему обыкновению, рубил направо и налево, словно опьяненный. Его живые глаза сверкали, тонко очерченный рот улыбался зловещей улыбкой, его раздувающиеся ноздри вдыхали запах крови. Каждый удар его шпаги был смертелен, а рукояткой пистолета он добивал раненого, делавшего попытку подняться.