Все зеркало - Коллектив авторов

– Мёртвые? Это как в кино? – я понимал, что Вестник не шутит, но не мог принять всё за правду. К дрожанию губ добавилось и дрожание рук. И я расплескал кофе.

– Нет, это так, как было во многих мирах, где река времени меняла русло. Принеси лучше ещё кофе. Вкусно. И воды. Скоро мне снова предстоит говорить со всеми… И скажи, – он остановил меня какой-то совершенно новой, какой-то вкрадчивой интонацией, – Фади, твоё имя, ты знаешь, что оно обозначает?

– Ааа… Нет, – признался я. – Вернее, слышал, что-то, но уже не помню…

– Это ничего. Я подскажу…

Ортон упрямо сжал губы. Это всё бред. Киношный. Фотошоп. Всё тот же гребанный балаган! Как будто экраны переключили на какой-то боевик с марсианами.

Как в то утро, когда он поглядел на экран и сперва решил, что кто-то включил очередной фильм-катастрофу с раздолбанными небоскребами. Это всё невозможно, потому что этого не может быть!

Лица стоящих рядом офицеров других стран нельзя было назвать растерянными, но вот недоверие в их взглядах присутствовало точно. Похоже, они все считали, будто то, что они видели на экранах, всего лишь какой-то трюк, а скорее даже – ошибка цифрового вещания, сбой в программе, переключившей изображение на реверс. Но потом пошли звонки. Сразу. У всех. И новости оказались даже хуже, чем произошедшее на экранах.

– Генерал! Утрачена связь с половиной наших станций слежения! Авиаразведка докладывает о каких-то изменениях ландшафта в штатах Орегон и частично в Калифорнии! Там будто бы образовалось два горных хребта, высотой до двадцати километров! Я не уверен, сэр, но так докладывают с дежурных бортов самолетов дальнего воздушного наблюдения… С МКС передают о невозможности проведения операции «Почтальон», поскольку объект «Оумуамуа» уже трижды изменил орбиту. Доставка боеголовок так же невозможна, наши стартовые площадки перестали существовать, там просто равнины, никаких следов атаки, взрывов, другого вмешательства! Волна землетрясений в центральных штатах… Кажется, что-то такое происходит в Китае и у русских, в районе Уральского хребта… В океане замечены аномальные волны, идут в сторону острова Йе…

– Вы там обкурились, или… – начал фразу, но тут же оборвал себя Ортон, потому что взглянул на выражение глаз русских. А там читалось многое. И главным было осознание, что всё происходит здесь и сейчас.

– Игорь Николаевич, а что значит – высота хребта увеличилась в десять раз?

– Помножьте на десять… Средняя, кажется, метров шестьсот, но на Северном Урале есть гора Народная, там почти два километра… В общем, от шести до двадцати. А не всё ли равно? Они меняют планету…

– Как вы сказали? Народная?

– С ударением на первое А. На комяцком, река называется, Народа-Из.

– А что это означает?

– Вы с ума сошли? Какая теперь разница…

– Ты знаешь, что означает твоё имя? – спросил он меня, я честно ответил, что нет.

И тогда он сказал, что Фади – значит Спаситель. То же самое, что Иисус, только на арабском, и что ему нравится это моё имя. Я бы удивился, но не успел, потому что вместо удивления пришел страх.

Ну, испугался-то я не Вестника. У них, у этих гостей, из-за которых весь сыр-бор, тоже как у нас на районе. Вначале выходит какой-то гном, и докапывается до сладкого туриста. Тот, естественно, толкает или даже бьёт гнома, и тогда откуда ни возьмись, появляется парочка громил, и предъявляют за младшего братишку. С гнома какие взятки, он валяется и визжит словно резаная свинья, и вроде как громилы в своём праве. А кто-то уже кричит «Полиция!». Жертве хочется замять конфликт любой ценой. Если хорошо поведет разговор, можно сойтись на сотне. Никакого принуждения, просьба. Поведет плохо – можно отжать и часики, и видеокамеру, и цепочку. Короче, вместе с этим Исмаилом из Моби-Дика явились ещё двое. Вот они-то и вызывали страх и прочие нехорошие всякие чувства. Потому что не были людьми. То есть, не отморозками, а – совсем. Потому что с другой, мать её, звезды, вот же нас угораздило.

– Ты это… – успел шепнуть Менаж перед тем, как я шагнул в сторону кафедры, – в глаза им не смотри-то. Мало ли. Вдруг у них, как у бультерьеров…

А то я не знаю. Первое правило. Чувствуешь, что не твой уровень, глаза в пол, семенишь ножками, говоришь тихо, уходишь быстро. Тут даже подойти было страшно. Позади кафедры, где Вестник ожидал свой кофе, появились две зловещие фигуры. И они были слишком непохожи на людей и всё, что я видел до сих пор, чтобы можно было признать в них разумных существ. Высокие. Очень, каждая в четыре метра. Что-то колышущееся, будто они кутались в черный туман, в котором мелькали четыре тонкие гибкие ноги и две конечности, схожие с лапами кенгуру, такие маленькие по сравнению с туловищем, ручки. Шея была вытянута метра на два, не меньше, и это придавало им сходство с нашими жирафами. Но там, где она заканчивалась, матово блестели огромные, будто оловянные маски, овальные, как мяч для регби, но раз в пять-шесть побольше. И на этих масках то появлялись, то исчезали пять черных пятен, будто глаза. А может, это и были глаза, тогда в страхе я не слишком пытался что-то понять, только хватал воздух ртом и глядел на эти страшные и странные фигуры, ожидая какого-то действия. Потом один из них переступил четырьмя конечностями и резко опустил шею, тоже оказавшуюся невероятно гибкой. Маска оказалась на уровне моего лица. И там разом распахнулись эти пятна глаз, ни зрачков, ни белков, ни ресниц, просто черные провалы, в которых клубился черный дым.

Я застыл от страха, окончательно утратив способность что-либо думать. Вот так же со мной было, когда громила Алибо приставил однажды нож к моему горлу. Это в кино герои умело отбивают руку с ножом, а потом побеждают нападавшего. Я же превратился в статую. Стоял и чего-то ждал, пока по шее вниз, к ключицам текла тонкая горячая струйка, и ещё одна такая же теплая – от паха вниз по ногам. А когда Алибо всё же опустил лезвие, я понял, чего я ждал. Я ждал, когда всё закончится. Мне было настолько страшно, что я был готов умереть, лишь бы не испытывать такого страха. Теперь всё повторялось точь-в-точь. Я замер, чувствуя, как гулко толкается в висках кровь, наподобие паровозного поршня. И ждал смерти. Но маска просто вглядывалась в меня, под громовое молчание зала. Сейчас всё, и потолок, и стены, всё давило меня, заставляло чувствовать себя маленьким, слабым и беззащитным.

А