Не целуйтесь с незнакомцем - Мерил Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Школьником я не сумел бы отыскать Мальту на карте, – сказал Ник, чтобы как-то начать разговор.
– Как и большинство американцев. Именно поэтому я попросила рекламное агентство поместить во всех наших брошюрах карты. Стоит туристам понять, что от нас рукой подать до Италии, как у нас прибавится американцев.
После продолжительной паузы он сказал:
– Я был не таким ребенком, как остальные. У меня были трудности – масса трудностей...
А она-то воображала его типичным американским героем: красив до обворожительности, звезда футбола...
– Я ненавидел школу. Использовал любую возможность, чтобы сказаться больным. Только и делал, что прогуливал.
Джанна, наоборот, школу любила. В колледже она бездельничала, тратила время на путешествия, лишь бы продлить период учебы.
– Что тебе так не нравилось в школе?
– Я с трудом читал, отсюда и все проблемы.
Она едва не ахнула от удивления и тут же спохватилась. Не хватало только, чтобы он принял ее реакцию за выражение презрения!
– Как же ты доучился?
– Я полагался на память и на улыбку. Так и дотянул до выпуска.
– Неужели ни мать, ни учителя не могли тебе помочь? – Еще не успев задать этот вопрос, она знала ответ: ему помогла Аманда Джейн.
– У матери хватало собственных проблем. Кое-кто из учителей пытался что-то сделать, но дислексия требует особого подхода. Среди учителей попалась одна, которая не польстилась на мою улыбочку. Старая леди Мут, учительница шестого класса. Она заставляла меня на уроках вставать и читать вслух при всех – каждый день! Она думала, что стыд заставит меня лучше заниматься дома.
Джанне было трудно себе представить такую жестокость и полное непонимание со стороны учительницы.
Горечь в голосе Ника свидетельствовала, что он до сих пор не забыл обиду.
– Потом я познакомился с Прескоттами, которые уговорили меня обратиться в поликлинику, где мне поставили диагноз – «дислексия». После года натаскивания я освоил чтение в достаточном объеме, чтобы поступить в колледж. Однако я и по сей день часто перевертываю слова и читаю медленно, поэтому предпочитаю воспринимать на слух, хотя на работе без чтения не обойтись.
Всякий раз, когда он говорил «Прескотты», она знала, что подразумевается его жена. Джанна понимала, что Аманда Джейн дала Нику то, что ей уже не удастся ему дать: уважение к самому себе. Неудивительно, что с утратой жены в его душе образовалась пустота, которую время не смогло заполнить. Джанне было до безнадежности ясно, что место Аманды Джейн не занять уже никому.
– Пока я учился в колледже, Трейвис тратил много времени на помощь мне. Если бы не он, я бы не справился.
– Ты часто виделся с Трейвисом, когда он переехал работать сюда?
– На следующий день после похорон Аманды Джейн я улетел в Японию и ни разу больше не разговаривал с ним.
– Почему? – удивилась она. И смысл последней фразы, и горечь, с которой она была произнесена, требовали объяснения.
– Меня перевели в Денвер. Я работал в «Империал» по программе «Снизу вверх». Раз в месяц я бывал в Хьюстоне. Я чувствовал, что что-то не так, но Аманда Джейн уверяла меня, что все в порядке. Трейвис и Остин тоже помалкивали. Наконец я заметил, как она исхудала. Она твердила, что села на диету. Она скрывала от меня, что у нее рак печени, пока я не пригрозил, что силой отведу ее к врачу, потому что она стала слишком худой и немощной.
– Рак печени развивается очень быстро, да?
– Ее болезнь не медлила. Мы похоронили ее спустя четыре месяца после первоначального диагноза.
– О, Ник, как это печально! Какой ужас ты пережил!
– Ей не надо было от меня таиться. – Он повысил голос, не в силах сдержать негодование. – Трейвис и Остин тоже напрасно отмалчивались. Не хотели, видите ли, мешать моей карьере! – Он встал, засунул руки в карманы и устремил взгляд на Голубой грот. – А мне было наплевать! Я бы с радостью махнул на все рукой и посвятил себя Аманде Джейн. Свозил бы ее в Лайм-Ред-жис, когда еще не было поздно...
У Джанны разрывалось сердце от сочувствия. Боль и страдание, сквозившие в его словах, тронули ее за живое. Теперь понятно, почему ему было так важно побывать в Лайм-Реджис одному. Это место имело для него особое значение. К ней это никогда не будет иметь отношения.
– Теперь я понимаю, что сердиться на Трейвиса из-за того, что он скрыл от меня ее болезнь, было просто ребячеством, – продолжал Ник, успокоившись. – Но когда это до меня дошло, было уже поздно: его успели убить.
– Не суди себя так строго!
Вместо ответа он задрал голову к звездам, светившим сквозь легкую дымку, всегда приносимую от североафриканских берегов в начале лета. Дымка никогда не становилась туманом и не ложилась на сушу, а поднималась все выше, заслоняя звезды.
– Я знаю, как трудно прощать. После смерти отца я была очень зла на тетю Пиф, но потом сумела простить ее. Она думала, что защищает меня... – Джанна колебалась, сказать или промолчать, и наконец решилась: – Она долгое время скрывала от меня, что меня удочерили.
– Неужели? – Ник сел и внимательно оглядел ее. – Удивительно! Меня обманули твои зеленые глаза.
– Они у меня скорее сероватые, ближе по оттенку к глазам тети Пиф, чем Одри. В юности, глядясь в зеркало, я твердила себе, что в один прекрасный день мои глаза станут изумрудно-зелеными, как у Одри. Только после смерти Реджинальда Атертона я узнала, почему этого так и не произошло.
Ник внимательно выслушал ее рассказ об обстоятельствах, сопутствовавших кончине графа и прочтению его завещания. Джанна упирала на то, что вовсе не обижена, что все понимает, но Ника было трудно обмануть.
– Думаю, тебе повезло, что тебя удочерили Атертоны, даже если Реджинальд, как ты говоришь, не питал к тебе любви. Тебя любит Уоррен, а Пифани вообще печется о тебе, как родная мать. Одри немного... странная, но и она, полагаю, по-своему любит тебя.
– Я не жалуюсь. Я люблю свою семью.
– Иногда неродные родители бывают лучше родных. Прескотты были мне роднее, чем моя семья. Я бы и сейчас оставался с Остином, но мой долг перед стариком – выяснить, кто отнял у него сына.
После ужина в ресторане «Кошер Ностра Дели» в заливе Святого Юлиана Джанна оставила машину в гараже, охраняемом недавно нанятыми для «Соколиного логова» людьми. Ник поставил свою машину рядом. На протяжении всего вечера она твердила себе, что ей невероятно повезло в жизни. Ведь и ее детство, как детство Ника, могло превратиться в сплошной кошмар одиночества. Но судьба смилостивилась над ней; только узнав о прошлом Ника, она поняла, что бывает гораздо хуже. Она выпорхнула из машины, сгорая от нетерпения расцеловать своих близких.