Цвет - Сергей Васильев

Он явно ожидал, что к трапу подадут роскошный лимузин, положенный ему по рангу. По крайней мере, одет он был, как на официальный прием у главы правительства: в серый сюртук с черными лацканами, скроенный настолько удачно, что скрывал излишнюю полноту, и черные брюки из немнущейся материи с острыми стрелками. На ногах у него красовались блестящие ботинки на тончайшей подошве.

Виталик, разбрызгивая воду, подогнал к трапу вездеход и даже застеснялся, когда понял, насколько чужеродны представитель Земли и транспортное средство, на котором ему предстоит ехать.

Высунувшись из люка водителя, Виталий хрипло сказал:

— Климат у нас такой. Вода кругом. Так что только на этом ехать можно. Залезайте. Довезем по лучшему разряду.

Посол не смутился. Видно, ему приходилось бывать и не в таких переделках. Он ухватился за скобу на борту вездехода и ловко влез внутрь, даже не задев грязный край люка.

Ехать надо было совсем недалеко — для посла недалеко от космодрома освободили домик на двух человек, наскоро подновили, хорошенько убрались и расставили мебель еще первого директора — тяжелую, неудобную, но представительную.

Виталий старался не дергать вездеход, хотя посол сидел в пассажирском кресле, как влитой, и вряд ли пошевелился, даже если б машина опрокинулась набок. Лихо подкатив к домику, Виталий зачем-то открыл все люки и сделал широкий жест, дескать, прошу к нашему шалашу.

Скорей всего, строение послу казалось именно шалашом, потому что каменное выражение на его лице стало жестче.

«Не угодили», — подумал я. Нас, встречающих эмиссара, было десять человек. Шандар решила пока не светиться перед ним, предоставив мне и начальникам лабораторий самим обхаживать незваного гостя.

Внутри домика всё же было приятнее: я наскоро просмотрел в информатории, как сейчас принято обустраивать и украшать жилища, и в меру сил попытался сотворить нечто похожее. Получился техно-модерн с элементами колониального стиля. Эклектика, но послу понравилось. Он даже кивнул своим мыслям.

Специально для него подготовили книгу почетных посетителей, где он расписался и даже расшифровал свой иероглиф: Кейн Лаушер.

После чего он соблаговолил сказать нам несколько слов:

— Намеченные мероприятия пройдут в договоренное время. Надеюсь, итоги встречи удовлетворят обе стороны.

Мы уверенно поклонились друг другу, и наша делегация выкатилась из домика посла.

— Ну, ребята, он вам и покажет… — сказал Виталий, по-простецки расположившись на вездеходе и чему-то радуясь.

— Всем покажет, — мимоходом бросил Снетков, привычно меся грязь под ногами, — лафа закончилась.

— Здравствуйте!

Кейн Лаушер сел в кресло напротив и поставил свой портфель на маленький стеклянный столик рядом с собой.

— Добрый день, — ответила Шандар. — С какой целью вы прибыли к нам и о чем хотите поговорить?

— Я имею честь разговаривать с главой колонии на планете Сиба?

— Да, — ответила зель, с усилием разжимая губы: господин игнорировал ее вопрос, беря инициативу в свои руки.

— А кто этот молодой человек рядом с вами? — он указал на меня ухоженным пальцем, блеснувшим ногтем под лучом солнца из окна. — Я же просил полную конфиденциальность.

— Это переводчик.

Посол изменился в лице. Видимо, удивление было слишком большим.

— Но мы же говорим на одном языке, — то ли спросил, то ли утвердил он.

— Это вам только кажется, — зель расслабилась. — Как только он выйдет, мы перестанем понимать друг друга. А ведь в наши цели входит достижение полного понимания, не правда ли?

— Понимание — главное при решении подобных вопросов. Если вы гарантируете, что ваш переводчик не будет распространять услышанную здесь информацию, то он может остаться.

— Он останется, — Шандар наклонила голову.

Посол кивнул. После чего они с зель перешли на высокие материи, в которых я совершенно не разбирался. Один нападал, другой отвергал аргументы противника. Потом нападал другой, а первый приводил контраргументы. Выглядело, как кружение борцов, ухвативших друг друга за куртки и стоящих в низкой стойке, когда ни один прием невозможно провести. Тут уж кто первый устанет и ошибется.

Но мне и не требовалось вникать во всё это. Я пытался прочувствовать посла, определить, когда он нагло врет, а когда пытается говорить правду. Когда держит камень за пазухой, а когда чистосердечен. Получалось с трудом: всё ж Кейн был профессионалом. Единственное, что я мог сказать наверняка, это то, что в нижнем слое, который касался собственно договора о предоставлении Сибе статуса заповедника, никаких подвохов не было. Но в случае принятия, у нас могли быть неприятности другого рода, которые свели бы на нет этот договор.

Я надеялся, что Шандар предусмотрела всё. Очень надеялся. Наша жизнь и свобода — это наша жизнь, а стать причиной ухудшения жизни ничего не подозревающих людей я не собирался.

Шандар замолчала и посмотрела на меня. Я кивнул. Разрешил, так сказать. Если что — меня бить.

Зель улыбнулась послу самой обворожительной улыбкой, которую я у нее видел, и сказала, что на этом обсуждение можно прекратить. И что не будем терять времени и всё подпишем. Если Кейн и обрадовался, то виду не подал. Достал из внутреннего кармана тонкую книжечку электронного дневника, что-то там пометил стилом, убрал и полез в портфель за документами.

Лаушер заранее подготовил все требуемые бумаги в нужном количестве экземпляров. Шандар внимательно прочла их все, иногда хмыкая, берясь за ручку и снова ее откладывая.

— Есть претензии?

— Претензий нет, — сказала зель. — Как насчет поправок?

— Вы можете написать, что документ в целом принимается, но допускается внесение поправок в любое время по согласованию сторон.

— Хорошо. Кем должен быть подписан этот документ?

— Вами, — улыбнулся эмиссар, — как руководителем колонии.

— В настоящее время колонией руководит выборный Совет. Первое заседание прошло вчера, поэтому мы вас и не успели поставить в известность.

Лицо у Кейна непроизвольно дернулось, будто его больно и внезапно ударили. Но он быстро справился.

— Значит, свою роспись должен оставить председатель Совета. Вы.

— Как бы вам это… Ну, хорошо. Как вы понимаете, я должна доложить Совету о ваших предложениях, ознакомить его с ситуацией, выработать непротиворечивую концепцию, а потом уже проставить подпись. Между прочим, с формальной точки зрения, подписи всех членов Совета равнозначны подписи председателя, разве не так?

— Так, — эмиссар скривился, уже понимая, что ему не дадут сделать так, как он собирался, — но ведь это потребует усилий от множества людей, и нет гарантий, что весь Совет будет единодушен. Мы растянем подписание на долгое время. А пока договор не подписан, никакого взаимодействия между нашими планетами быть не может.