Яма (СИ) - Тодорова Елена

— Вижу, — произнес ок. И только тогда начал понимать суть происходящего. — Это что значит? Уже? Ты беременна? — выдавил, не делая остановок на вдохи.

Выдохнуть тоже не мог. Тот воздух, что растерял вместе со словами, был последним. Окаменел, отслеживая и анализируя малейшее изменение лица Кузи. Она выдохнула с шумом. Часто закивала и вновь зажала пальцами нос, чтобы не рыдать. Но из уголков ее глаз все равно побежали слезы.

Где-то за спиной Градского, на заднем фоне, гремело и забивало органы восприятия "Душу и тило ми положим за нашу свободу. I покажем, що ми, браття, козацького роду[1]…". Вот только внутри него все нервное и чувствительное приняло совершенно иное направление. Грохотали и вели выдержку сильнейшие, весьма противоречивые и разношерстные эмоции. Он перестал воспринимать окружающий мир. Внешняя оболочка превратилась в стальной слой, через который не просачивалось ничего из того, что находилось за пределами личной вселенной Градского.

Его Республики.

По спине озноб пошел от осознания. В голове зачастило однотипными мыслями.

Ника беременна. Внутри нее растет их общий ребенок. Она станет его женой. Она родит ему сына. Или дочь. Это их кольцевая — от любви к любви.

— Представляешь, Серж… Выходит, что у нас в первый раз получилось. Или во второй. Почему так быстро? — тараторила девушка, размахивая возле лица растопыренными пальцами, чтобы не плакать. — Я не думала, что будет так сразу.

— Ты не рада? — все, что он мог произнести, и по интонациям его заглушенного эмоциями голоса в тот момент даже не было понятно, что это вопрос.

Безотчетно повторно затаил дыхание.

— Я. Ты, Серёжа?

— Рад, — по виду, конечно, не скажешь. Видел свое лицо в нижнем прямоугольнике на экране — застывшая маска. Только, на самом деле, внутри Града много чувств. Слишком много. Справлялся, как мог. — Очень рад.

— Я тоже, Серёжа!

Она пылко выдохнула, принимая, наконец, информацию положительно. И тогда он тоже смог, наконец, свободно выдохнуть.

— Люблю тебя, Республика.

— А я тебя, — все еще тихонько всхлипывая, прогундосила Доминика. — Я в таком шоке! Приятном, конечно. Но как-то… Меня трясет! Так сильно трясет, Серж… Это какое-то нереальное чудо! Меня так кроет… Не передать словами, — с дрожью в голосе перевела дыхание. — Не могу к нему прикоснуться. К животу… Словно боюсь навредить ему. Спугнуть. Представляешь? Это, наверное, очень глупо…

— Нет, не глупо.

Градского буквально с головой накрыло это ее волнение. To, что Доминика называла чудом, в его слаженном и простом понимании мира впервые ощущалось чем-то абсолютно феноменальным. Сознательно к этому пришли, но эмоции, один черт, захватили врасплох.

"Г*осподи, неужели это правда?"

— Серёжа… Ты меня всегда-всегда любить будешь?

— Буду, — коротко, но твердо заверил он.

Лицо девушки просветлело. Шмыгнув носом, она вроде как собралась с силами и начала мыслить относительно здраво.

— Ладно, надо собираться на работу. А то я еще в пижаме. Едва заставила себя сегодня подняться с постели. Ты почему меня не разбудил, когда уходил?

— Хотел, чтобы отдохнула.

— У тебя все нормально, да? Тебе идти нужно, да? — окончательно пришла в норму Плюшка. — Ой, Сережа, ты такой красивый в форме! Дай рассмотреть.

Градский хмуро свел брови. Оглянулся по сторонам. Если бы не ее горящие глаза и милый голосок — ни за что на свете! Да и слышал где-то, беременным отказывать нельзя.

Вытягивая руку с телефоном над головой, рассек воздух несколько раз из стороны в сторону.

Доминика счастливо вздохнула и послала ему воздушный поцелуй. А затем расхохоталась.

— Ты чего такой злой, господин старший оперуполномоченный?

— Если меня кто-то из сотрудников увидит, ты поплатишься, Плюшка.

— Обязательно! Люблю тебя, Серёжа! Ты — красавчик. Мой! Град-Град? — зачастила, словно занервничала, что он отключится. — Хорошего тебе дня! До вечера, мой герой!

— Заеду за тобой в универ. У тебя же восьмая последняя, да?

— Ага. Буду тебя ждать!

Заплаканная, но улыбающаяся Плюшка сложила у груди сердце из пальцев и отключилась.

А у Градского ноги занемели. Все тело одеревенело. Не знал, как начать двигаться? Как вернутся назад в зал? Как дожить этот день до вечера?

[1] Гимн Украины, слова Павла Чубинского.

35.2

Вечером во дворе университета было немноголюдно. За полчаса от входной двери к воротам пробежало с десяток человек. Ника по телефону отчиталась всего пару минут назад: спускалась со второго этажа.

Градский покинул салон. Выудил с заднего сиденья огромный букет длинных красных роз. Второй рукой поймал связку серо-бело-синих воздушных шаров. Оказавшись на воздухе, они тотчас поднялись вверх, натягивая спутанные цветные ленточки. Случись все шесть лет назад, он бы еще и Киркорова врубил.

Сердце вылетало из груди.

Не могла же она ему отказать?

Не должна.

Хотя это же Кузнецова. Она своим упрямством убить способна. Мало ли, чего она еще себе надумала…

Он любил ее, как любят в жизни только раз. И даже эти пустые шесть лет неосознанно, именно частью этих чувств держался.

"Выходи, Плюшка… Выходи за меня…"

Хлопнула входная дверь.

Доминика стремглав пробежала по ступеням. А ему впервые хотелось ее задержать, попросить быть осторожной. Вот только она так торопилась к нему, что пока он сообразил, она уже рассекала бегущими шагами двор. И смеялась. Счастливо и звонко. В вечерней тишине этот звук казался особенно чистым и переполненным эмоциями.

У Градского по спине пошли мурашки.

— Что это? — все еще смеясь, развела руки, ошарашенно оглядывая его.

Повисла на шее. Качнув головой, рассыпала крупные кудри по его плечам. Один светлый локон зацепился за звезду на нашивке.

— Градский! Ну, ты… Ну, ты даешь! Градский, ты такой красивый в форме! Градский! Я тебя… Боже, я так тебя люблю!

Прижимая букет к ее спине, приподнял девушку над землей. А она, поджав ноги и откинув голову, завороженно уставилась на раскачивающиеся в воздухе над ними шары.

— И это все мке?

Сдержанно кивнул.

Выпустив Доминику, шагнул на два шага назад. Опустился на одно колено.

Хотел все сделать, как положено.

Она отреагировала, как и всегда, крайне эмоционально. Взвизгнула и прижала ко рту ладонь, собирая в своих прекрасных глазах блестящую влагу чувств.

— Республика, ты будешь моей женой?

— Серёжа… — переместила ладони к пылающим щекам. — Я… Что же ты делаешь…

— Кузя, ты только не маринуй меня сейчас, я тебя умоляю, — но голос, конечно, совсем не умоляющий.

И вот, казалось бы, накал выше крыши. Но, еще не все… Красок этому анрепризному действу добавила появившаяся со стороны главного входа университета мать Градского. Ахнув, она неуверенно застыла сбоку от них.

— Сережи… — прижала к груди ладонь.

— Привет, мам, — едва удостоил ее взгляда.

Смотрел на свою Республику. Ждал ее ответа. Но она-то отвлекалась. Рассеянно повернулась к будущей свекрови.

— Здравствуйте, Валентина Алексеевна.

— Так ты будешь моей женой, Плюшка? — торопил, предполагая, что иначе ему тут до утра стоять придется.

А ведь хотелось действовать понятным путем, с чувством и в рупор: "Сопротивление бесполезно. Сдавай оружие. Я внутри тебя, Плюшка".

Все. Не было никаких "он" и "она". Вместе.

По нелепому стечению обстоятельств именно в этот момент из универа вывалила еще и толпа студентов.

— Вау!

— Это Доминика Андреевна!

А она все молчала.

"Что за женщина???"

Внутренне сетовал. И инстинктивно тушил абсолютно неожиданное и сильное чувство.

Страх.

Куда он полез? Рванет?

Прежде чем она ответит, у него не выдержит сердце.

"Да и х*р с ним…"

— Не отвлекайся, Республика. Отвечай на вопрос. Будешь моей женой? Будешь Градской?