Басилевс - Виталий Гладкий

– Благодарю тебя от всей души, брат, – отдышавшись, сердечно сказал незнакомец.

Наконец Савмак рассмотрел его лицо. Оно было сплошь покрыто шрамами. Но глаза незнакомца сверкали как уголья – молодо и, к удивлению юноши, весело.

– Что им было нужно? – полюбопытствовал Савмак, имея ввиду нападавших; судя по тому, с каким остервенением они дрались, встретились эти люди с незнакомцем отнюдь не случайно.

– Луна вознамерилась потушить солнце, – широко улыбаясь, загадочно ответил незнакомец. – Тебя как зовут?

– Савмак… – буркнул юный скиф, раздосадованный уклончивым ответом таинственного незнакомца.

– Гиппотоксот… – то ли спросил, то ли подтвердил свою догадку его собеседник, опытным взглядом окинув парадную одежду Савмака.

Юноша промолчал. Пытливо посмотрев на его хмурую физиономию, незнакомец понимающе кивнул.

– Гелианакс, – назвал он свое имя. – Как и ты, здесь я чужак. А в чужой своре даже опытному псу приходится несладко, – Гелианакс заразительно рассмеялся.

Засмеялся и Савмак, от этих слов нового приятеля ему вдруг стало легко и спокойно.

– Идем, – сказал, поднимаясь, Гелианакс. – Я уже опаздываю. К тому же не исключено, что ищейки продолжают держать след, а нас тут только двое.

– Куда?

– Узнаешь, – опять улыбнулся Гелианакс. – По крайней мере, там мы будем в полной безопасности.

Савмак колебался недолго: по здравому размышлению, путь назад ему отрезан, а Пилумн был не из тех людей, кто впадает уныние из-за того, что кто-то, пусть даже друг, не пришел на встречу. Тем более, что старый морской волк по части застолья мало в чем уступал гиганту-римлянину.

Их встретили закутанные в плащи люди, с опущенными на лица капюшонами.

– Надень, – властно сказал Гелианакс, подавая Савмаку такой же плащ, видимо, свой, потому что юноше он был короток; юный скиф беспрекословно подчинился.

Возбуждение, исчезнувшее после схватки с нападавшими на Гелианакса убийцами, вновь разогрело молодую кровь, и Савмак почувствовал истинное наслаждение от прикосновения к некой, еще непознанной, а от того вдвойне желанной тайне.

Помещение, куда их ввели, оказалось обширным и хорошо освещенным. В дальнем углу на возвышении ярко сверкал отполированный бронзовый диск с лучами, изображающий солнце. На одной из стен искусный художник написал колесницу Гелиоса, запряженную четверкой огненно-красных коней, а на другой – огромного белого быка с вилообразными рогами, между которыми был нарисован золотой шар. Люди, толпящиеся в помещении, были, как и Савмак, в плащах с капюшонами. У многих, как подметил остроглазый юноша, под одеждой имелись кольчуги и панцири, а также мечи или ножи.

Гелианакс, единственный из собравшихся с непокрытой головой, важно прошел к возвышению и скупым, но решительным жестом заставил всех умолкнуть.

– Братья! – обратился он к ним, воздев руки вверх. – Великий и всевидящий Гелиос всегда защищал бедных и обездоленных, слабых и увечных, тружеников и храбрецов. Ничто живое не может произрасти на земле без его благословения, ни одно преступление не останется безнаказанным, если кто-либо обратиться за помощью к Гелиосу…

Савмак жадно прислушивался к голосу Гелианакса: как оказалось, он был не только искусным бойцом, но и великолепным оратором. Смысл речи нового приятеля юноша понимал слабо, но некоторые фразы вгрызались в его сердце, как расплавленный металл, особенно когда Гелианакс заговорил об обидах и притеснениях, выпавших на долю рабов.

– Все мы сыновья мудрого мученика Прометея, сотворившего нас по образу и подобию божьему из земли и воды; он дал нам глаза, чтобы мы могли видеть небесные чертоги богов, подарил людям огонь, без которого они превратились бы в существ бессловесных и диких.

Голос Гелианакса крепчал, наливался всепроникающей мощью, туманил сознание неосуществленными мечтами; из них возникали феерические образы невозможного, настолько близкого, что до него, казалось, можно было дотронуться рукой.

– …Тогда, о братья, скажите мне: почему мы, в день сотворения все равные и счастливые, сейчас помыкаем себе подобными? Почему свободорожденных куют в кандалы или надевают на них ошейник раба? Почему один ест с золотого блюда и пьет выдержанное ароматное вино, а другой не может купить даже черствой ячменной лепешки? Почему?! И до-ко-ле?!

Напряженная, жуткая тишина, воцарившаяся после слов Гелианакса, спустя какое-то время вдруг обрушилась на барабанные перепонки Савмака неистовыми криками:

– Гелиос! Гелиос! Ты наш бог, единственный и всемилостивейший! Тебе возносим хвалу, о Гелиос! Веди нас в бой, Гелиос, против зла и насилия!

– Восславим же, братья, Гелиоса! – снова возвысил свой голос Гелианакс. – У нас пока нет алтарей и храмов, нас преследуют и распинают на столбах, мы нищи, босы и бесправны, но верьте, братья, настанет и наш день, когда воссияет Гелиос и разрушит царство зла…

В помещение внесли вместительный кратер и свежие лепешки, и гелиополиты стали трапезничать, отдавая дань и солнцевеликому богу: на возвышении, под бронзовым солнечным диском, стоял скромный алтарь, куда они брызгали из своих чаш по нескольку капель вина, на удивление Савмака, оказавшегося не кислым боспорским, а дорогим и ароматным книдским. Похоже, что членами братства гелиополитов были не только рабы и вольноотпущенники, а и люди более состоятельные.

– …Не забывай нас, брат, – говорил на прощание немного размякший Гелианакс. – И, я думаю, мне не нужно тебе еще раз напоминать о сохранении нашей общей тайны. Иначе даже царский эргастул покажется отчим домом по сравнению с тем местом, куда нас могут отправить.

– Мы еще увидимся?

– Обязательно, – Гелианакс с каким-то странным видом взял правую ладонь Савмака и долго всматривался в нее. – О, Гелиос… – пробормотал он, с изменившимся лицом и быстро отстранился от юного скифа. – Это невозможно…

– О чем ты? – спросил удивленный Савмак.

– Прощай. Уходи… – Гелианакс явно был чем-то расстроен; а возможно, как подумалось Савмаку, сказалась усталость – события сегодняшнего вечера могли свалить с ног человека помоложе и покрепче, нежели пятидесятилетний проповедник.

Когда Савмак исчез в темноте вместе с двумя провожающими, взволнованый Гелианакс вернулся к алтарю Гелиоса. Помещение освещалось всего тремя светильниками, чадившими и разбрызгивающими масло. Бронзовый диск потускнел, будто покрылся копотью, а запряженные в колесницу кони, нарисованные на стене, казались стаей огненноперых лебедей, плывущей среди черных волн.

Гелианакс с мольбой протянул руки к диску:

– О, Гелиос! Будь милостив к этому юноше! Линии судьбы предрекают ему великое будущее и много страданий. О, всевидящий, дарующий жизнь, спаси его от грядущих бед и напастей, помоги ему в предначертаном и избавь от мук…