Социализм. Экономический и социологический анализ - Людвиг Мизес

Попытки опровергать эти аргументы, указывая на постоянный доход от "хороших" капиталовложений, -- ошибочны. Ведь чтобы вложения были "хорошими", они должны быть результатом успешной спекуляции. Арифметические фокусники любят вычислять суммы, которые можно было бы получить из одного пенни, вложенного под сложные проценты во времена Христа. Результат настолько поразителен, что остается только спросить: почему не нашлось ни одного умника, который бы так и поступил, чтобы обогатить свое семейство? Помимо всяких других препятствий такому вложению денег, отметим главное -- каждое вложение капитала сопряжено с риском полностью или частично утратить исходную сумму. Это верно не только для предпринимательских инвестиций, но также и для вложений капиталиста, который ссужает предпринимателю и тем самым делается полностью зависимым от его удачи. Его риск меньше, поскольку он дает деньги под залог той собственности предпринимателя, которая не участвует в данном вложении, но, по сути, он рискует, как и предприниматель. Ссужающий деньги также может потерять свое состояние, и нередко теряет его. [362*]

Надежное навеки помещение капитала невозможно. Каждая инвестиция спекулятивна -- ее успех не может быть предвиден с абсолютной точностью. Если бы представления о капиталовложениях были почерпнуты из сферы бизнеса, предпринимательства, не могла бы возникнуть даже идея о "вечном и гарантированном" доходе на капитал. Представления о вечности и гарантированности порождены земельной рентой и доходами от государственных ценных бумаг. Они соответствуют действительным отношениям, когда закон признает опекаемыми только вложения в землевладение или в рентные бумаги, обеспечиваемые землевладением либо выпущенные государством или другими публичными корпорациями. Капиталистическое предприятие не знает гарантированного дохода и гарантии состояния. Правила наследования вроде майората -- за пределами сельского и лесного хозяйства и эксплуатации рудных богатств они не имеют смысла.

Но если капитал сам по себе не растет, если только для его поддержания, не говоря уже об извлечении прибыли и возрастании, постоянно нужны успешные спекуляции, не может быть и вопроса о тенденции к росту богатства. Состояния не могут расти сами по себе -- кто-то должен их взращивать. [363*] Для этого нужна успешная деятельность предпринимателя. Капитал воспроизводит себя, приносит плоды и возрастает только до тех пор, пока продолжаются Успешные и удачные инвестиции. Чем быстрее изменяется экономическая ситуация, тем короче периоды времени, когда сделанные инвестиции можно рассматривать как источник благ. Для новых капиталовложений, для реорганизации производства, для обновления техники нужны способности, имеющиеся только у немногих. Если в исключительных случаях эти способности переходят из поколения в поколение, потомки могут сохранить и даже преумножить оставленное им богатство, несмотря на раздел его между наследниками. Но если, что, как правило, и происходит, наследники не проявляют предпринимательских способностей, унаследованное богатство быстро расточается.

Когда разбогатевшие предприниматели стремятся сохранить богатство в семье, они вкладывают его в землевладение. Наследники Фуггеров и Вельзеров даже сегодня живут в немалом достатке, если не в роскоши, но они давно перестали быть купцами и вложили свои состояния в землю. [315] Они вошли в состав германской знати и ни в чем не отличаются от других аристократических семей Южной Германии. Многочисленные купеческие семьи в иных странах прошли тот же путь; добыв богатство в торговле и промышленности, они перестали быть купцами и предпринимателями и превратились в землевладельцев, начали заботиться не о приросте, но о сохранении богатства, чтобы передать его детям и внукам. Семьи, поступившие иначе, утонули в пучине нищеты. Есть всего несколько банкирских семей, чье дело существует на протяжении ста и более лет, и при внимательном изучении оказывается, что их коммерческая активность ограничивается мерами по управлению собственным богатством, вложенным в земли и рудники. Не существует процветающих, т. е. непрерывно растущих, старых состояний.

Теория обнищания масс занимает центральное место как в марксизме, так и в предшествующих социалистических доктринах. Накопление нищеты идет параллельно с накоплением капитала. "Антагонистический характер капиталистического производства" -- причина того, что "накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе" [364*]. Вот теория абсолютного обнищания масс. Не имеющая другого основания, кроме неискренней, трудно постижимой системы мышления, она интересует нас тем меньше, чем быстрее отходит на задний план даже в работах ортодоксальных марксистов и в официальных программах социал-демократических партий. Даже Каутский в период ревизионистской бучи был вынужден признать, что как раз в развитых капиталистических странах материальная нищета уменьшается, а уровень жизни рабочего класса выше, чем за 50 лет до этого [365*]. Но марксисты все еще используют теорию растущего обнищания в чисто пропагандистских целях, эксплуатируют ее сегодня так же, как в первые годы жизни своей стареющей партии.

В интеллектуальном обиходе теория абсолютного обнищания была заменена развитой Родбертусом теорией относительного обнищания. "Бедность, -- говорит Родбертус, -- ... есть общественное, т. е. относительное, понятие. И вот я утверждаю, что, с тех пор как рабочие классы в общем заняли более высокое общественное положение, число таких справедливых потребностей значительно возросло. Было бы несправедливо по отношению к прежнему времени, когда они еще не занимали этого более высокого положения, отрицать ухудшение их материального положения, раз упала бы их заработная плата. Точно так же было бы несправедливо отрицать такое ухудшение в их материальном положении теперь, когда они уже заняли это более высокое положение, даже если их заработная плата осталась той же самой" [366*]. Это рассуждение воспроизводит подход социалистов-государственников, которые считают "оправданным" рост требований рабочих и приписывают им "более высокое положение" в социальной иерархии. Невозможно спорить с произвольными суждениями такого рода.

Марксисты подхватили доктрину относительного обнищания. "Если в результате развития внук скромного прядильщика, жившего в одном доме со своими подмастерьями, переехал в громадную, роскошно обставленную виллу, а внук подмастерья снимает меблированную квартиру, конечно, много более комфортабельную, чем чердак его деда в доме прядильщика, все-таки дистанция между ними бесконечно возросла. Внук подмастерья будет чувствовать свою бедность тем сильней, чем более комфортабельна жизнь его нанимателя. Его собственное положение лучше, чем у его предка, его уровень жизни возрос, но его ситуация относительно ухудшилась. Социальная нищета возросла... рабочие относительно нищают" [367*]. Даже если бы все было так, это не было бы обвинением против капиталистической системы. Если капитализм улучшает экономическое положение всех, не столь уж важно, что не все поднимаются одинаково. Нельзя осудить общественное устройство только за то, что оно помогает одним больше, чем другим. Если я живу неплохо, какой вред мне от того, что другие живут еще лучше? Следует ли разрушать капитализм, день изо дня все полнее удовлетворяющий нужды людей, только потому, что при нем некоторые становятся богатыми, а часть из них -- очень богатыми? Как же можно утверждать, что "логически неопровержимо", что "относительное обнищание масс... должно в последнем счете кончиться катастрофой". [368*]

Каутский пытался изменить марксистскую теорию обнищания, чтобы она звучала иначе, чем в "Капитале". "Термин нищета, -- говорит он, -- можно понимать в смысле как физической, так и социальной нищеты. Нищета в первом смысле измеряется физиологическими потребностями людей, которые, конечно, не везде и не во все времена одни и те же, но, в общем, между ними не существует такой большой разницы, как между социальными потребностями, неудовлетворение которых порождает социальную нищету" [369*]. Маркс имел в виду, заявляет Каутский, именно социальную нищету. Учитывая ясность и точность стиля Маркса, такое толкование можно назвать образцом софистики, и оно соответственно было отвергнуто ревизионистами. Для того, кто не видит в Марксе пророка, совершенно безразлично, содержится ли теория обнищания в первом томе "Капитала", взята ли она у Энгельса или выдвинута неомарксистами. Важен только вопрос: основательна ли эта теория и что из нее следует?