Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио - Михаил Харитонов

- Наши няши! - гаркнули першероны, подтягиваясь и равняясь.

- Настаааала очередь моя! - левый коренник поддал ходу. Кони пошли ровно, вбивая в мягкую дорожную пыль отпечатки подков. Карета катилась, поскрипывая рессорами, мягко проседая и покачиваясь на ухабах.

Ехали без разговора. Карабас, напряжённый и на сложных щщах, сидел неподвижно и хмурил брови. Обдолбанный Пьеро сидел неподвижно, как куль с мукой. Под носом у него болталась, как на резиночке подвешенная, сопля, подёргивающаяся в такт движению.

Скучающему Арлекину только и оставалось, что разглядывать окрестности: аккуратные деревянные домики, выпасы, буколические стожки сена под навесами, девичьи попонки, сушащиеся на вычурных чугунных оградах. Небо с крохотными кружевными облачками, едва прикрывавшими оголённую синеву, обещало жаркий день.

Пару раз их обогнали. Сначала на рысях пронёсся мартыхай в зелёном бархатном костюмчике, с толстой сумкой на ремне - курьер или почтальон. Першерон-заводила крикнул ему вслед какую-то грубость, кони дружно заржали. Мартыхай до ответа не снизошёл - лишь приподнялся в стременах, открючил хвост, трубно взбзднул и умчался. Мартышачья вонь ударила коням по ноздрям, першероны зафыркали и сбились с ритма, коренник затейливо матерился и орал что-то вроде "Карский раз! Зубрик два! Фляки господарские!" Даже Пьеро на минуту вышел из своего обычного транса и заблекотал:

- Сон мне... жёлтые огни... от лютой-бешеной хуйни... ослобони, ослобони! - после чего шмыгнул носом, подбирая сопли, и что-то быстро-быстро залепетал. Арлекин решил было послушать - вдруг у поэта снова проснулся Дар и он сейчас прозревает грядущее - но быстро понял, что Пьерик просто не в себе и несёт ахинею.

Потом из проулка выкатилась запряжённая рыжим жеребцом коляска-тильбюри. В ней лежала юная пинки, розовая и счастливая, с васильками и маками в уложенной золотистой гривке. Дамочка с коляской окинула Карабаса и его компанию насмешливым взглядом, свистнула, и её жеребец задвигал копытами с удвоенной скоростью. Юличка презрительно фукнула.

Карабас не обращал на все эти мелочи ни малейшего внимания: сгорбившись и нахлобучив капелюш на самые уши, он курил сигару и думал думу, судя по сдвинутым бровям - давнюю, невесёлую.

Наконец домики кончились. Осталась дорога, пыль, трава, да легкомысленные рощицы по краям. Солнце поднялось и стало ощутимо припекать. Арлекин подозвал бэтмена и попил из него солёненькой водички. Больше было заняться нечем. Он попытался вздремнуть, но безуспешно: слишком трясло.

Першероны исполнили весь свой нехитрый песенный репетруар и начали по новой про заняшенных ребят, когда, наконец, показался Цимес.

Строго говоря, местечко не тянуло даже на деревеньку или сельцо. Скорее уж это был большой хутор: несколько домиков, длинный сарай, огороженный высоким забором из сетки-рабицы, какая-то будка с вытоптанной дорожкой - то ли сортир, то ли кормушка. И, конечно же, калуша. Она нависала над всей этой мелкой житейщиной, как огромное яйцо - вовсе не птичье, а, скорее уж, яйцо в смысле мужской железы: тяжёлое, мясистое, похабное.

Першероны довезли карету до края дороги и встали, пофыркивая и мотая гривами. Поняша вышла - точнее, спрыгнула - первой, потом слез Карабас. Каретные рессоры благодарно застонали, освобождаясь от груза.

Арлекин оставил бормочущего Пьеро - тот бухтел про какие-то дубы и грибы, а может статься, и про то, что дубы грубы, разобрать это было невозможно, - и побежал за бар Раббасом.

Лениво закрипела дверь ближайшего к дороге домика, и оттуда выбрался, щурясь на солнце и зевая во всю пасть, старый хомяк с седым хвостом и просвечивающими залысинами на морде. Сивая копна волос, стриженная под горшок, свисала на морду, закрывая маленькие подслеповатые глазки. Левой лапою он опирался на массивный посох с гнутым навершием.

Увидев поняшу, хомяк поклонился в пояс - почтительно, но без подобострастия. Арле сообразил, что хомяк не обращён, и удивился этому обстоятельству: незаняшенный электорат в Вондерленде попадался нечасто. Юличка, однако, лишь слегка повела ушами, что можно было принять за приветствие.

- Ну как, Африканыч? - осведомилась она довольно дружелюбно.

- Ить, барыня... - снова склонился хомяк, - вы нащщот нас не сумлевайтесь, службу служим, дело делаем, матушку соблюдаем как положено, - он покосился на калушу.

- Сегодня родит? - поняша пристукнула копытцем.

- Ото ж! Как есть сёдни должна разродиться, - старик судорожно зевнул, деликатно прикрывшись волосатой лапою. - Хотя, енто, тут дело такое... - старик смущённо замолк, не зная, как продолжить.

- Какое? - вклинился в разговор Карабас и уставился на хомяка - видимо, залез ему в голову.

- Старенькая она ужо, - справился, наконец, со своими мыслями Африканыч. - Трудненько ей родить. Да и от кого рожать-та? Уёбища хилые стали, хромосома в них не та. Вот в раньшее время - то были уёбища! Сила! Стать! К примеру сказать, жил у меня злопипундрий двурогий со семью мудами. Ебуч был - страсть! Как спущу его с цепи, - он показал лапой на сарай, - так, значицца, все нижние ятла у матушки нашей зараз огуляет! И пупицы от него рождались ядрёные, крупные, а умищща, умищща-то в них было - за сто двадцать переваливал!

Арлекин поморщился - старикан явно завирался. Пупицы были обычно умнее безмозглых самцов-злопипундриев, но выше ста их IIQ не поднимался в принципе.

- А споверху, - продолжал хомяк, - матушку бэтмены пользовали, да какие бэтмены! Сейчас таких почитай что и нету! В раньшие-то времена бэтмены были - во! Орлы! - он развёл лапы во всю ширь. - А сейчас - тьфу, измельчала порода... - он сплюнул на землю, всем своим видом являя сокрушение о старых днях.

- Сколько ждём потомства? - перебила поняша. Байку про семимудового злопипундрия она слышала явно не по первому разу.

- Ить, барыня, так сразу и не скажешь, - старик снова поклонился, хотя уже не в пояс, а так, символически. - Говорю ж, трудненько ей родить. Коли живых боле дюжины наберётся - уже почитай что и ладно. Потом её надоть месяцок-другой порожней постоять, пущай отдохнут утробушки-то.

Юличка повела ушами, потом глянула себе под ноги, что-то заметила, нагнулась и принялась увлечённо обнюхивать какие-то мелкие цветочки.

- И ещё, эта... витаминчиков бы, - продолжал нудить старик. - А то вянет снутре матушка, ссыхается у неё, значить, нутренность. Без витаминчиков нам беда.

- Будет хороший помёт, будут и витамины, - бросила поняша, пощипывая цветочки краешками губ. Старик, однако, не умолк.

- И ещё скажите, барыня, - занудил он, - золотарикам-то кавайским, чтобы они нам когда корма привозят, с разбором чтоб привозили. А то бывает что и с костями, и с дрянью всякой. Матушка-то не в тех кондициях, чтобы этакое жомкать. Вот застрянет у ёйном нутре кость какая, и шо ты буишь делать?