Голем и джинн - Хелен Уэкер

Он пошел по улице, не задумываясь о том, куда идет. Каждая жилка тела тянула его на восток, туда, где на Брум-стрит было ее окно, под которым можно стоять и ждать. Он готов ждать там неделю, месяц, год. Тоска по ней была острой, как никогда раньше, но вместе с ней пришел и гнев. С усилием он повернул к мастерской и горну, который оставил незатушенным. Арбели будет вне себя, если узнает.

Из-под двери мастерской торчал конверт. Он осторожно достал его. «Ахмаду» было написано на нем еврейскими буквами женской рукой.

Он разорвал конверт и выдернул из него письмо, но надежда тут же обернулась недоумением, потом раздражением и, наконец, приступом злости.

Мистер Ахмад.

Меня зовут Анна. Мы познакомились с Вами в «Гранд-казино». Я вспомнила, что Вы говорили на идише, надеюсь, и читать на нем Вы сможете. Вряд ли Вы забыли то, что случилось той ночью в переулке. Я тоже этого не забыла.

С тех пор моя жизнь складывалась не очень хорошо. Скоро должен родиться ребенок, а мне больше не к кому обратиться. Я не могу вернуться домой к родителям. У меня совсем нет денег, и никто не хочет брать меня на работу. Я прошу у Вас одну сотню долларов. Пожалуйста, завтра в полдень принесите деньги на угол Хестер-стрит и Кристи. На юго-западном углу дома на крыльце стоит цветочный горшок. Положите под него конверт и уходите. Я буду следить за Вами.

Если Вы не принесете деньги, я пойду в полицию и выложу им всю правду. Расскажу, что это Хава напала на Ирвинга, и объясню, как ее найти. Я не дурной человек, просто я в отчаянии и должна позаботиться о себе и ребенке.

— Сегодня в пекарню заходил Джозеф Шаль.

— Правда? — Майкл положил себе на тарелку еще лапши. — А, точно, миндальные печенья! Чуть не забыл. Спасибо, они были ужасно вкусные, — улыбнулся он жене.

— Интересный человек этот мистер Шаль. Расскажи мне о нем.

— О Джозефе? — Майкл удивленно поднял брови. — А что ты хочешь узнать?

— Да все, наверное. Откуда он, чем зарабатывал на жизнь, есть ли у него семья?

Она собиралась расспросить его между прочим, но Майкл уже улыбался:

— Хава, ты задаешь вопросы, как иммиграционные власти на острове Эллис!

— Просто я почти ничего не знаю о нем, кроме того что он напоминает тебе твоего дядюшку. И что ты его очень ценишь.

— Это правда. Иногда мне кажется, он единственный, благодаря кому наш дом еще держится. — Майкл задумчиво пожевал. — Он из Польши. Откуда-то из-под Данцига, кажется. — Он засмеялся. — Знаешь, вот ты сейчас спросила, и я понял, что почти ничего о нем не знаю. Думаю, когда-то он был ученым или даже раввином. Он разговаривает, как раввин. Никогда не был женат, и семьи в Америке у него нет.

— Тогда зачем он сюда приехал?

— Ну, в Европе сейчас трудные времена, сама знаешь.

— Да, но пожилые люди обычно привязываются к месту и своим привычкам. Приехать в незнакомую страну в одиночку, и жить здесь в приютном доме, и так много работать за такую мизерную плату…

— Но все-таки я ему плачу, — перебил ее Майкл.

— Я просто хочу сказать, что, возможно, он приехал в Нью-Йорк, дабы исполнить какое-то заветное желание. Или потому, что не мог больше оставаться в Европе.

Майкл озадаченно посмотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что он от чего-то убегал?

— Нет, конечно нет! Но в нем есть какая-то загадка.

— Не такая, как в ком-то другом, кого я мог бы назвать.

Она засмеялась, как он и надеялся, и начала убирать со стола посуду. Наверное, она была неосторожна, и теперь он гадает, отчего она задает все эти вопросы. Ну что ж, может, это и к лучшему. По крайней мере, теперь он присмотрится к Шалю повнимательнее и, если заметит что-то странное, расскажет ей.

— Как-то раз он расспрашивал меня о дяде Аврааме, — задумчиво сказал Майкл, глядя куда-то вдаль.

— Правда? — замерла его жена с тарелкой в руке.

— Вернее, о его библиотеке. Он искал одну книгу. Памятную еще со школьных дней, как он сказал.

— А он назвал ее?

— Нет. Я сказал ему, что отдал все книги. Он, кажется, сильно огорчился. Тогда я даже пожалел, что поступил так с дядиной библиотекой, — улыбнулся он. — Но можешь себе представить, как бы мы жили здесь со всеми этими томами.

— Пришлось бы избавиться от кровати, — подсказала она, и Майкл рассмеялся.

Этой ночью она снова лежала рядом с ним, притворяясь спящей, и думала о Джозефе Шале. Не подозрительно ли, что он интересовался книгами равви? Или она все выдумывает? В Нижнем Ист-Сайде имелось множество частных еврейских библиотек; может, предложить ему свою помощь в поисках той книги? Нет, это показалось бы чересчур странным. Придется положиться на Майкла. А кроме того, Джозеф Шаль, скорее всего, лишь старик с причудами. А она просто ищет себе поводы развеяться.

Хава поворочалась в постели, пытаясь найти положение поудобней. Был всего час ночи, а ноги уже начинали ныть. Самая страшная летняя жара миновала, и теперь жильцы дома крепко спали по ночам. Только некоторые никак не могли уснуть и донимали ее своими мыслями. Снаружи по улице шел и радовался ночному воздуху человек, довольный собой и жизнью. Он мечтал только идти и идти вперед до тех пор, пока не взойдет солнце. Под фонарем он остановился, чтобы скрутить сигарету. Слабая надежда шевельнулась у нее в душе.

Мужчина никак не мог найти спички, и на мгновение его радость сменилась досадой. Потом он нащупал их, прикурил и отправился дальше.

Она отругала себя за такую глупость. Конечно, это был не он. Если бы это был он, она бы его не почувствовала. Он не знает, где она теперь живет, и понятия не имеет, что она замужем. Она никогда его больше не увидит.

— Хава!

О нет, только не это! Майкл проснулся и смертельно перепугался. Она лежала слишком неподвижно. И забыла, что надо дышать.

Она повернулась к нему, делая вид, будто только проснулась:

— Что? Что случилось?

Он смотрел на нее круглыми от ужаса глазами:

— Мне показалось… на минуту показалось… — Он вздохнул. — Нет, ничего. Прости. Просто кошмарный сон.

— Ничего страшного. Ш-ш-ш, спи.

Он обнял жену, прижавшись грудью к ее спине. Она ласково переплела свои пальцы с мужниными и отодвинула его руку подальше от того места, где у нее должно было биться сердце. Так, обнявшись, Голем с Майклом лежали до рассвета, и она отсчитывала каждую проходящую минуту.

Остатки ночного кошмара еще преследовали Майкла утром, окрашивая его мысли в мрачные цвета. Он проснулся — или подумал, что проснулся, — и обнаружил, что рядом с ним лежит безжизненная, словно мраморная, женщина. А потом она вдруг встрепенулась, задышала, ожила. Странно, как это сон и реальность могут так сливаться? Интересно, почему ему это приснилось? Наверное, в детстве мать или тетка рассказывала ему какую-нибудь сказку об этом: женщина-мертвец или злой деревянный оборотень.

Он смотрел на жену, хлопочущую на кухне:

— Ты сама хоть немного поспала?

— Немного, — улыбнулась она рассеянно.

— Принести что-нибудь на ужин? Может, купить у мясника печенку?

— А это не слишком дорого?

— Думаю, иногда мы можем это себе позволить. — Он потянулся к ней и поцеловал. — Нам ведь надо, чтобы у тебя были силы.

«На случай, если мы заведем детей», — чуть не прибавил он, но в последний миг сдержался. Майкл никогда не спрашивал у нее, хочет ли она детей. Это был еще один разговор, который не состоялся между ними перед свадьбой. Надо будет это обсудить, и скоро. Но не сейчас, хотя… Он уже опаздывает на работу. Майкл еще раз поцеловал жену и ушел. Он одолел уже половину пути до приютного дома, когда вдруг вспомнил вопросы Хавы о Джозефе Шале. Каким-то странным образом они переплелись у него в голове с ночным кошмаром: народные сказки, истории из детства… Ну да, конечно, Джозеф Шаль искал книгу, которую читал еще мальчиком. И он надеялся, что она была у его дяди. Майкл вспомнил, как в последний день Шивы нашел ранец со старыми книгами и поставил его в книжный шкаф. Знай он, что так получится, наверное, сохранил бы их, — может, среди них была как раз та, которую искал старик Джозеф…

Он нахмурился. А разве там не было еще и пачки исписанных бумаг, которые он тоже засунул в ранец и принес домой? Воспоминания путались и напоминали бред — сразу же после этого он угодил в больницу на Суинберне, — но, пожалуй, именно так все и было. И что же случилось с ранцем? Дома его точно нет: они имели так мало вещей, что он непременно его заметил бы. Неужели он остался на старой квартире?

Он опаздывал на работу, но воспоминания о ранце и бумагах уже захватили его. Тем более до его старого жилья всего несколько кварталов. Майкл быстро поменял курс.