Мёртвый космос: Мученик - Брайан Эвенсон

Его зрение начало затуманиваться, а затем постепенно исчезать. Он вслушивался в звук двигателя, после чего это чувство тоже медленно его покинуло. Он лежал неподвижно, ощущая движение лодки по волнам. Спустя некоторое время, казалось, что это ощущение исходит откуда-то издали. А спустя еще немного, даже оно было утрачено. Он лежал в лодке, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая. Весь мир вокруг него растворился. Он пытался как можно дольше сосредоточиться на вкусе крови во рту. Но вскоре он не мог почувствовать даже этого.

Эпилог

1

А потом это началось снова. Сперва во мраке появилась небольшая светящаяся точка, находящаяся на большом расстоянии. Он смотрел на её, пытаясь определить, приближалась ли она, либо же, наоборот, отдалялась, но точно сказать было нельзя. Он смотрел на неё долгое время, или же — у него только сложилось ощущение, что это было долго, пока она вновь не исчезла.

Тьма. Монотонная и непрерывная тьма. Но также — ощущение тела. Собственного тела, его границ.

Я мёртв, подумал он. Это ад.

Далее была затяжная пауза, в течение которой ничего не происходило. Светящаяся точка вернулась вновь. В действительности он не заметил её повторное появление как таковое, он просто знал, что она там, и знал, что находится она там уже некоторое время. Он смотрел на неё. На этот раз она медленно увеличивалась. Медленно направлялась к нему. Неожиданно она стала мучительно яркой.

Предметы вокруг неё начали обретать форму. Тонкая серебристая оболочка появилась там, откуда исходил свет. Нечто розоватое образовалось вокруг неё, что представляло собой, начинал он медленно понимать, человеческую руку.

— Незначительный отклик, — произнёс голос, ровным, неизменным тоном. — Увеличь дозу.

Он что-то почувствовал, что-то жалило его куда-то тело. Внезапно он смог пошевелить мышцами на своём лице.

Где я? пытался спросить он, но то, что вышло из его уст, было лишь искажённым, невнятным звуком.

— Вот так, — сказал другой голос. Свет отступил назад и он увидел лицо, наполовину скрытое под хирургической маской. Позади него находились другие лица, вероятно, всего около полдюжины.

— Где я? — спросил он, и на этот раз из него исходили слова.

— Ты жив, — сказал приглушённый голос через хирургическую маску. — Это всё, что тебе нужно знать.

Он попытался переместить свою руку, но обнаружил, что она стянута ремнем. Его вторая рука была закреплена тоже, как и его ноги. Выгнув спину, он с усилием попытался освободиться от ремней.

— Ну, ну, — сказал голос. — Ты не сможешь разорвать их. Просто расслабься. — Хирургическая маска повернулась к кому-то позади. — Ступай к Маркову, — сказала она. — Скажи ему, что Альтман очнулся.

По всей видимости, он снова погрузился в сон. Когда он открыл глаза, над ложем находились три человека, глядящие на него сверху вниз: Кракс, Марков и Стивенс.

— Мои поздравления, Альтман, — сказал Кракс. — Похоже, ты всё ещё жив.

Когда он открыл рот и заговорил, его голос хрипел, а горло ужасно болело. — Ты убил Аду, — сказал он.

— Нет, — ответил Кракс. — Она сама покончила с собой. У неё начались галлюцинации, а затем она перерезала себе горло. Она не была достаточно сильна. Она не была достаточно ценной.

— Ценной? — переспросил Альтман.

— Нам нужно немного поговорить, — сказал Марков.

Альтман прищурил глаза. Он посмотрел на него, с осторожностью.

— Мы поговорили с твоим приятелем Хармоном, — сказал Кракс. — Он рассказал нам обо всём, что произошло.

— Ты утопил Обелиск, — сказал Стивенс. — Зачем ты это сделал?

— Он был опасен, — ответил Альтман, его голос был едва громче шёпота.

— Он не опасен, — заявил Кракс. — Он священен.

— Ты ненормальный, — ответил Альтман.

— Нет, он прав, — сказал Стивенс. — Я боюсь, что это тот вывод, к которому пришли все трое из нас.

Альтман слегка повернул свою голову в направлении Маркова. Было больно поворачивать ею.

— Ты не веришь в это, так ведь? Как ты можешь верить, что он священен, сейчас, когда ты видел на что он способен?

Марков одарил его натянутой, сверкающей улыбкой.

— Он создал жизнь, — сказал он. — Я видел это своими собственными глазами, видел, как он берёт мёртвую плоть и возвращает её к жизни.

Возможно, на самом деле он не верит, подумал Альтман. Или, возможно, он только притворяется, что верит: такой себе способ, чтобы подчинить остальных своей воле. Так же, как я провернул это с Хармоном.

— Но что это за жизнь? — спросил Альтман. — Она была чудовищна.

— Вероятно, имел место некоторого рода сбой, — сказал Стивенс. — Должно быть, Обелиск каким-то образом получил повреждение. И как бы элементарно это ни звучало: всё, что нам нужно сделать — это починить его.

— Или, если не починить, то создать новый, — добавил Марков.

— В конце концов, — сказал Стивенс, — всё указывает на то, что, когда он изначально работал, тысячелетия тому назад, он сформировал жизнь на земле. Как только мы получим Обелиск, который будет работать должным образом, это позволит нам эволюционировать за пределы нашей смертной формы. Это приведёт нас к вечной жизни.

— Нет, это не так. Это далеко не так. Вы ошибаетесь, — прошептал Альтман. — Он не был повреждён; он делал именно то, что намеревался сделать. Он намеревался уничтожить нас.

— Тогда почему же он остановился? — спросил Стивенс. — И почему он остановился, когда ты начал транслировать ему его же собственный код, показывая, что ты понял, как воспроизвести его?

— Как ты узнал об этом?

— Ты же не думаешь, что мы покинули комплекс, не убедившись, что сможем записывать всё, что в нём происходит, не так ли? — спросил Кракс. — Мы наблюдали за всем. У нас есть отснятый материал всего происходившего.

Но Альтман просто покачал головой.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Обелиск уничтожит нас.

— Обелиск хочет помочь нам, — утверждал Стивенс. — Хармон рассказал нам о том, что ты выяснил: Обелиск хочет воспроизвестись. Он сломан и, должно быть, он знает об этом. Он хочет, чтобы мы воссоздали его снова, и таким образом он сможет помочь нам. Но мы будем совершенствовать технологию, Альтман. Мы создадим Обелиск, который будет работать, а затем сделаем его ещё лучше. — Он наклонился поближе. Альтман мог почувствовать на своём лице дыхание этого человека, мог увидеть в глазах мужчины признаки фанатизма, которые разоблачали его внешнее спокойствие.