Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

— Хм, возможно, в этом что-то есть.

— Нет, — прервал Монро, — я не могу этого допустить. Тебя могут ранить или даже убить.

— Ничего, рискну.

— У меня есть идея, — сказал Дженкинс. — А не может доктор Фрост дать инструкцию, чтобы Элен отправилась туда и сразу, не задерживаясь, вернулась?

— М-м-м… да, пожалуй.

Но Элен отрицательно покачала головой.

— Плохо. Все это хозяйство сразу же прыгнет назад, вместе со мной. Я вернусь безо всяких инструкций. Да и вообще мне, пожалуй, нравится мир, описанный Бобом. Может, я там тоже останусь. Кончай играть в благородство, Боб. Что мне особенно понравилось в том мире — так это равенство мужчин и женщин. Так что снимай с себя все эти причиндалы и вешай на меня. Я пойду с тобой.

Вскоре Элен стала напоминать новогоднюю елку. К самым разным местам ее крепкой, маленькой фигуры было привязано больше дюжины книг, на ремне висел пистолет, а за ремень были заткнуты две логарифмические линейки — короткая и длинная.

Прежде чем расстаться с длинной линейкой, Говард любовно ее погладил.

— Береги эту штуку, Боб. Мне пришлось шесть месяцев не курить, чтобы за нее расплатиться.

Фрост усадил их на диванчик; Элен взяла Боба за руку. Когда зеркальный шар начал вращаться, профессор жестом попросил Дженкинса выйти и, прикрыв за ним дверь, начал монотонно произносить формулы внушения.

Через десять минут он почувствовал легкое движение воздуха, замолчал и включил свет. На диванчике не было никого — и ничего.

Но Эстелл все еще не появлялась; Фрост с Дженкинсом продолжали ждать. Говард нервно расхаживал по кабинету, разглядывая совершенно не интересовавшие его предметы и прикуривая одну сигарету от другой. Профессор сидел в кресле, изображая полное спокойствие, которого в действительности совершенно не ощущал. Беседа их была несколько бессвязной.

— Вот я одного не понимаю, — говорил Дженкинс. — Почему это Элен побывала во многих местах и ничуть не изменилась, а Боб попал в одно-единственное место и вернулся почти неузнаваемым. Ниже, плотнее, в какой-то странной одежде. И вообще — куда девалась та одежда? Вот как вы объясните эти факты, профессор?

— Хм… А я их никак не объясняю, я их просто наблюдаю. Возможно, он изменился, а Элен нет, потому что Элен была во всех этих местах только гостем, посетителем, а Монро принадлежал к тому миру. Ты же слышал, что он сразу стал частью его структуры. Возможно, его переход из нашего мира в тот — часть замысла великого зодчего.

— Что? Господи, доктор, неужели вы верите в божественное предопределение?

— Возможно, я бы это не так назвал. Но, Говард, знали бы вы, как я устал ото всех вас, механистических скептиков! Ваша наивная способность верить, что все вещи «сами собой выросли», граничит с детской доверчивостью. Если согласиться с вами, то и за появление бетховенской Девятой тоже ответственна некая закавыка в росте энтропии.

— Ну, это нечестно, доктор. Вы же не можете ожидать, чтобы человек поверил в то, что противоречит его здравому смыслу, если ему не будут представлены достаточно разумные объяснения.

Фрост фыркнул.

— Именно что могу — если человек сам все видел, или слышал, или пользуется источником, заслуживающим полного доверия. Факту, чтобы быть верным, не нужны никакие эти ваши разумные объяснения. Понятно, что рациональный мозг ищет их, однако отвергать факты только потому, что они не укладываются в твое мировоззрение — крайняя глупость.

А вот все эти сегодняшние события, которые вы тщитесь объяснить в рамках ортодоксальной науки, дают ключ к множеству случаев, которые прежде ученые отбрасывали по причине полной их необъяснимости. Вы слышали когда-нибудь историю про человека, обошедшего вокруг лошадей? Нет? Где-то около 1819 года Бенджамен Бэтхорст, британский посол в Австрии, подъехал в своей карете к гостинице немецкого городка Перлсберга. С ним были лакей и секретарь. Карета остановилась на ярко освещенном дворе. Бэтхорст вышел и на глазах двоих спутников, а также нескольких посторонних лиц обошел запряженных в карету лошадей. Больше его не видели нигде и никогда.

— А что с ним случилось?

— Никто не знает. Думаю, он очень задумался и забрел нечаянно на другую временную траекторию. И этот случай совсем не исключителен — есть буквально сотни подобных происшествий, так много, что над этим просто нельзя смеяться. А в рамках теории двумерного времени все они легко объяснимы. Правда, я подозреваю, что в некоторых случаях работали и еще какие-то законы природы — законы, о которых никто понятия не имеет.

Говард перестал расхаживать и подергал себя за нижнюю губу.

— Может, оно и так, доктор. Я очень тревожусь, и мне как-то плохо думается. Послушайте, уже ведь час. Разве она не должна была уже вернуться?

— Да, и давно, сынок.

— Вы хотите сказать, что она не вернется?

— Боюсь, что да.

Со сдавленным криком Говард упал на диванчик, плечи его судорожно вздрагивали.

Постепенно дрожь прекратилась, только губы юноши продолжали непрерывно шевелиться; Фрост с удивлением подумал, что он, похоже, молится.

— Неужели нельзя совсем ничего сделать?

На Фроста с надеждой смотрело искаженное мукой лицо.

— Трудный вопрос, Говард. Мы не знаем, куда она отправилась; ей было внушено двигаться по какой-либо из временных петель в прошлое или в будущее — это все, что нам известно.

— А нельзя отправиться вслед за ней по тому же самому пути и как-нибудь ее отыскать?

— Не знаю. Я никогда не пробовал.

— Но я просто должен сделать что-нибудь или сойду с ума.

— Успокойся, сынок. Дай мне немного поразмыслить.

Фрост молча курил, а Говард тем временем с трудом сдерживал желание закричать, начать ломать мебель, крушить все вокруг.

В конце концов профессор стряхнул пепел с сигареты и аккуратно положил ее на край пепельницы.

— Я могу предложить только один вариант. Но возможность добиться успеха крайне мала.

— Сделайте хоть что-нибудь!

— Я сам прослушаю ту же запись, которую слушала Эстелл, и совершу переход. Сделаю это в полном сознании, непрерывно думая о ней. Возможно, мне удастся установить с Эстелл некую экстрасенсорную связь, которая и приведет меня к ней. — Говоря это, Фрост занимался приготовлениями, — Я хочу, чтобы вы все время оставались в комнате; таким образом вы убедитесь, что это возможно.

Говард молча смотрел, как профессор надевает наушники. Фрост не стал садиться; он стоял неподвижно, с закрытыми глазами. Прошло пятнадцать минут, он сделал короткий шаг вперед.

Наушники со стуком упали на пол. Говард остался в кабинете один.