Последний час надежды - Константин Бояндин

— Что мы ищем, Софи?

— Я не знаю, пока что есть только этот узор, — она показала лист бумаги, тот самый треугольник из тройных линий.

Я недолго колебался, говорить или нет.

— У того…мастера, к которому я заезжал, — Софи вздрогнула, — на стене гравюра с точно такой картинкой, Софи.

— Это она тебя направила к нему?

Я кивнул. София прикрыла лицо ладонями. Теперь я знал — это может означать не только то, что она сильно расстроена, но и то, что она задумалась, крепко задумалась. Секунд через десять она отняла ладони, выпрямилась.

— Значит, я права, пока что ищем этот узор. Но она рискует, Брюс.

Я чуть не улыбнулся, настолько серьёзно София произнесла это.

— Она не может говорить ничего напрямую, потому что её могут допросить. А эти фото совершенно безобидны, ведь их делала другая Ники, понимаешь?

Я кивнул и потёр лоб. Теперь я начинал понимать.

— И ещё, Брюс. Я почитала, что пишут об этих местах, где она бывала. Там всегда есть история.

— История? Там происходило что-то важное?

— Нет-нет. Много слухов, много загадок и всего такого. Иногда там в самом деле происходили важные события. Но людей туда постоянно тянет, понимаешь?

— Хорошо, мы побываем во всех этих местах, а дальше?

— Не знаю, — она посмотрела на меня, как на умственно отсталого. — Брюс, я собираю факты, у меня пока очень мало фактов.

— А теория, Софи? Она спрашивала тебя про какую-то теорию.

— Я пытаюсь понять, как всё устроено, — Софи не улыбалась. — Это переворот, Брюс… за это можно получить премию Бреслау. Хочешь? — Она подмигнула и мы оба рассмеялись. Да уж… получить самую престижную научную премию в мире за объяснение, почему в этом мире никто из людей почти ничего не значит…

— Разве её дают за физические теории?

— За эту бы дали, — Софи перестала улыбаться. — Мне потребуется помощь учёных. Обычных людей, — пояснила она. — Этим я сама займусь.

Остаток времени в поезде мы просидели молча, погружённые в то, что видели на экранах компьютеров.

Брюс и София, Стоунхендж, 13 июля 2010 года, 19:45

— У нас мало времени, — София оглянулась. Обычный, спокойный летний вечер. Воздух был влажен, если бы не походные костюмы, мы бы быстро промокли и снаружи, и изнутри. — Посмотрим… — она прикрыла глаза, постояла так, поворачивая голову. Открыла глаза и махнула рукой. — Вон там, Брюс, видишь?

Да, я «видел». Если можно так сказать. Так же, как «видел» тот, предыдущий проход. Ещё один — шагах в сорока от предыдущего (мы с Софи обходили его шагов за пять — мне было не по себе и казалось, что меня может втянуть, засосать туда). София отметила его на карте и мы двинулись дальше. Ещё минуты три… и ещё один проход появляется на карте. Ещё пять минут — четвёртый. Они располагались по ту сторону круга голубых камней.

Это случилось на пятом проходе. Я стоял рядом с Софией, точно так же прикрыв глаза и вычленяя «громкую» пустоту из общего «шепчущего» фона с чёрными провалами камней. София взяла меня за руку…

Меня словно ударили по глазам. И хлопнули ладонями по ушам. Едва ощутимые границы камней и рельефа под ногами стали чёткими, резкими. София вздрогнула, отпустила руку. Темнота накатила на меня. Я резко открыл глаза, ещё несколько секунд перед глазами висело тёмное облачко.

— Что это? — шёпотом спросила Софи. — Что ты такое сделал, Брюс?

Ещё непонятно, кто сделал. Я пояснил, что именно делал — то же, что и она.

— Ещё раз, — она взяла меня за руку. — Давай… попробуй увидеть, Брюс.

На этот раз с закрытыми глазами я «видел» окружающий пейзаж едва ли не так же чётко, как с открытыми.

Конечно, это не было зрением. Чувство охватывало пространство радиусом метров сто вокруг, контуры всего плыли, стоило сосредоточиться на чём-то, как они текли и переставали быть чёткими. И новый проход теперь виднелся по-особенному: светло-серая светящаяся клякса над травой.

И снова темнота падает на глаза, я открываю их и ещё секунд тридцать почти ничего не вижу привычным зрением. И вновь всё возвращается.

— Ух… — выдохнула Софи и рассмеялась. — Как это красиво… да, Брюс?

Да. Красиво, правильное слово, только глазам больно.

— Попробуем пройти? — предложила Софи и я не сразу понял, о чём она. — Нет, не туда! — она крепче сжала мою ладонь. — Пройти вокруг, ты понял?

Первый раз был неудачным. Стоило сделать шаг, как весь «призрачный мир» встал на дыбы и упал навстречу. Ощущение было настолько убедительным, что мы оба чуть не полетели лицом в траву. Отдышавшись, мы посмотрели друг другу в глаза и… рассмеялись. София тяжело дышала, я сам чувствовал, что взмок — и что всё тело колют сотни иголочек. Отчего это так?

— Ещё раз, — Софии понравилось командовать. — Стой на месте… я сама попробую шагнуть.

Минут через двадцать мы оба могли идти, очень медленно — с каждым шагом по «призрачному миру» шла рябь, и не сразу удавалось привыкнуть к новым ощущениям.

Ещё через двадцать минут мы добавили на карту оставшиеся пять проходов. Походили ещё, снаружи и внутри круга, держась за руки. Но — ничего больше.

София заметила это первой. Случайно — мы просто не сразу догадались «посмотреть» вертикально вверх.

— Ты видишь?! — она сжала мою ладонь так, что стало больно. — Ты видишь, Брюс?

Я видел. И это действительно могло испугать.

Над алтарным камнем, метрах в двадцати над землёй висела радужная, видимая только с закрытыми глазами клякса, с постоянно плывущими очертаниями — словно её неторопливо размазывал гигантской кистью невидимый художник.

Одиннадцатый проход. Тот, о котором не говорила Ники.

— Она пришла отсюда, — прошептала Софи. Я знал, что она, как и я, сейчас «смотрит» в глубину кляксы. Мне стали мерещиться ещё и звуки — шелест, стук дождя, свист ветра. Оттуда, сверху. И словно подушкой ударили по лицу — София отпустила мою руку.

— Мне страшно, — она могла бы этого и не говорить. Мне самому становилось страшно. Это было как фильм ужасов — настоящий, где действие заканчивается, когда рука персонажа берётся за ручку двери, и не показывают, что же было по ту сторону. Воображение подсказывает, что.

А мне пришло на ум много неприятного. Виделись отряды видящих — отчего-то мысленно я одел их во всё чёрное — которые проходят, пролетают сквозь «кляксу», чтобы вычистить, стереть, использовать и уничтожить наш мир.

И пришла картина того, как я бегу, иду, потом ползу по коридору, стены которого сдвигаются, смыкаются — к свету у выхода вдалеке — там спасение, а здесь, если задержаться, смерть.