Грани матрицы - Евгений Гаркушев

– Рад познакомиться, – совершенно искренне сказал я.

Я действительно был рад.

– То-то я думаю – за кого ты меня принимаешь? – Лиза сдвинула черные, красиво изогнутые брови. – Какие-то странные намеки, подозрения, непонятные требования… Там не спи, туда не ходи… Сначала я решила, что ты подозреваешь меня в неправильной ориентации. А на самом деле ты, выходит, думал, что я могу залезть под одеяло к незнакомому парню?

– Ну, мало ли как сейчас принято, – вздохнул я. – Свободные нравы пришли в общество даже не в этом веке…

– Не знаю, что и когда было принято, а тебе должно быть стыдно, – твердо сказала Лиза.

– Мне стыдно, – соврал я, никакого стыда не испытывая.

Полковник Мизерный, скромно стоявший в стороне, широко улыбнулся девушкам и помахал мне рукой.

– С ними вы ведь не будете взрывать станцию, господин Галкин?

Что ж, полковник, похоже, научился нас различать. Или сопоставил некоторые факты. Впрочем, как Галкин я практически никому не представлялся. Значит, не сидели на месте, работали, раскапывали информацию, отслеживали контакты.

– Почему же? – хитро улыбнулся я. – Напротив, отправиться в лучший мир всем вместе будет гораздо приятнее. Так что не начинайте штурм – дороже обойдется.

– Какой уж там штурм, – вздохнул полковник. – Через час сюда прибудет представитель директората «Sun Ladder». Встречайте… Да, заварили вы кашу. И мы вместе с вами…

Член совета директоров «Солнечной лестницы» бы очень стар. Впрочем, стариков сейчас много, медицина сделала огромные шаги вперед. Но этому человеку было, наверное, за девяносто. Хотя держался он прямо, шел твердо. Только руки слегка дрожали. Лицо – в морщинах, улыбается, показывая хорошие зубы. Не иначе, металлокерамика.

– Наверное, послали того, кем не жалко пожертвовать, – шепнул мне Вороненко.

– Старики тоже любят жизнь, – ответил я.

Мы сидели в зале управления станцией, за большим овальным столом – все трое. Ни Лизу, ни Лену Буравкину, ни Надю Полякову старик позвать не разрешил. Твердо заявил по телефону:

– Незачем.

По-русски он говорил хорошо, без акцента. Скорее всего, родился в России. А уж как стал членом совета директоров крупнейшей американской корпорации – кто знает? Может быть, бывший мафиози. Или большой ученый.

Прикинув, когда наш гость появился на свет, я понял, что он, возможно, мог быть нашим сверстником. Или даже старше. Ну а если и моложе – то всего на несколько лет.

– Здравствуйте, друзья, – сказал старик, усевшись за стол. Уголок рта его странно дернулся. Словно бы что-то его очень огорчило, но он пытался сохранять самообладание.

– Вы не беспокойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого, – успокоительным тоном проговорил Каркунов.

Старик внимательно посмотрел на него и разразился каким-то странным, каркающим смехом.

– С чего ты взял, что я боюсь?

– Нет, нет, я так не думаю.

– Думаешь, но совершенно напрасно. Во-первых, мне уже поздно цепляться за бренное земное существование. Лет десять – двадцать, и все. Хотя, с другой стороны, хочется узнать, найдут ли жизнь на звездах… Волнуюсь я, однако же, за вас, а не за себя.

– А вы нас не считаете чудовищами? – спросил Вороненко. – Тут по телевидению круглосуточно идут дебаты…

Старик сделал резкое движение рукой, дескать, помолчи, не сводя с Вороненко пристального взгляда.

– Дебаты – для «зрителей». Я себя к таковым не отношу. Что же касается меня… У меня больше оснований, чем у кого бы то ни было, считать вас чудовищами. И в то же время не считать таковыми. Поэтому сюда пришел именно я. И поэтому говорю без свидетелей. На вопрос твой отвечаю ясно: нет, не считаю.

Наш гость, похоже, заговаривался. Или был слегка не в себе. Почему он решил, что лучше всех разбирается в нашей проблеме? Сам создавал технологию клонирования? Или аппарат для считывания матрицы сознания?

– А ты что молчишь? – обратился он ко мне. – Ты ведь захватил станцию? Галкин, самый первый клон?

– Ну, в общем-то да, – кивнул я.

– Позор на мою голову, – опять невпопад заявил старик. И вдруг снова рассмеялся. – Вы бы хоть спросили, как меня зовут, – вытерев слезящиеся глаза, заявил он.

– И как же вас зовут? – послушно исполнил просьбу гостя Каркунов.

– Евгений Воронов, – твердо ответил старик.

Минуты на полторы в зале воцарилось молчание. Я опомнился первым:

– Вы хотите сказать, что вы еще живы?

– Что за идиотский вопрос? – усмехнулся старый Воронов. – По-твоему, перед тобой труп? Четче формулируй свои мысли… Я жив и даже относительно здоров. И вообще, можешь держаться проще и говорить мне «ты». Ты ведь мне почти как сын. Все вы мне почти дети. Или даже внуки… И мой пример наглядно демонстрирует, что, не идя на поводу у дурных привычек и придерживаясь здорового образа жизни, вы можете прожить до девяноста лет. Минимум. Наследственность неплохая. Да, а минирование термоядерных электростанций не способствует продлению жизни. Тут вообще находиться долго опасно – высокоэнергетические частицы просачиваются из реактора, облучают организм.

Не сказать, что с возрастом Воронов стал менее многословным. В речах его чувствовалось некоторое занудство и стремление поучать окружающих…

– Что же вы такую дрянь здесь построили? – поинтересовался Вороненко.

– А ты думаешь – был выбор? – спросил старик. – Думаешь, выбирать приходится между хорошим и очень хорошим? Нет, выбор всегда идет между плохим, очень плохим и отвратительным. И иногда приходится выбирать очень плохое, потому что просто плохое ведет впоследствии к отвратительному!

– Да мы ведь… – начал Каркунов, и я понял, что он собирается признаться в том, что станция на самом деле не заминирована.

Пнув его ногой под столом, я сказал:

– Ваше заявление нас очень заинтересовало. Но то, что вы – Воронов, неплохо было бы доказать.

– Документы, что ли, предъявить? – спросил старик.

– Документы можно подделать.

– Верно. Запросто. Подделать документы почти ничего не стоит. Как сделали все вы. Да вы еще и не разбираетесь в нынешних документах. Я, впрочем, тоже. От жизни отстал. Внук мне показывает, как новыми кредитными карточками пользоваться. Вроде бы не слишком мудрено, а не получается…

Я тоже улыбнулся – с содроганием. Если перед нами на самом деле Воронов, понятно, почему он едва не заплакал – увидеть себя тридцатилетним для старого человека, наверное, тяжело… А мне было жутковато смотреть, в кого мы можем превратиться через шестьдесят лет. Нет, наш гость был благообразным, неглупым стариком. Голова работала ясно, речь была четкой. Но все же, как он выглядел…