Сиам Майами - Моррис Ренек

— Сиам… — начал он и поперхнулся. Она сразу сообразила, что грядет серьезное сообщение. Он увидел, как напряглось ее лицо. В следующую секунду она доверчиво улыбнулась. — Сиам, это так важно, — с улыбкой продолжил он, — что тебе следовало бы сперва одеться.

Она спрыгнула с кровати прямо в свои трусы, валявшиеся на полу, натянула их и этим ограничилась. Вернувшись на кровать, заняла прежнее положение с ним рядом.

— Сиам… — Он приподнялся; его отделяло от ее полного надежды лица всего несколько дюймов. — Ничего на свете мне не хочется так сильно, как жениться на тебе.

Она поцеловала его, крепко обняла и вскочила на кровати.

— Отличная новость для моего слабого местечка! — Она запрыгала на матраце.

— Я женюсь на тебе не из-за твоего слабого местечка.

Она прыгала так ретиво, что ему трудно было удержаться на кровати.

— Я женюсь на тебе из-за твоего характера. Береги голову!

Она запела:

И мы видим при свете зариТо, что любим, и то, чем горды…

— Распевать национальный гимн совершенно необязательно.

— Мне сделали предложение! — Ее прыжки стали такими неистовыми, что Барни скатился на пол. Она спрыгнула за ним следом и набросилась на него с поцелуями. — Дорогой, ты не ушиб спину?

— Нет. Ты можешь думать о чем-нибудь пристойном?

— Могу. Я думаю о браке. Я была готова запродать душу, лишь бы выйти за того, за кого следует. И тут подворачиваешься ты со своим предложением!

Он поднимался с пола, когда на лестнице раздались тяжелые шаги. Шаги замерли у них под дверью.

— Я требую, чтобы вы покинули отель! — хрипло крикнул владелец. — Вы не унимаетесь ни днем, ни ночью, грязные подонки!

— Мы собираемся пожениться! — крикнула Сиам в ответ.

Владелец поворчал за дверью и удалился.

Она принялась рыться в присланном наконец-то багаже.

— Где мой счастливый лифчик? На нем записан твой телефонный номер.

Он сгреб ее за талию, чтобы поговорить серьезно, и она отшвырнула лифчик.

— Поехали в Чикаго, — предложила она. — Эта новость прикончит мою мать.

Он улыбнулся. Утихомирить ее было невозможно.

— Когда я могу сказать ей, что мы женимся?

— Хоть сейчас.

Она сразу посерьезнела.

— В каком смысле «сейчас»? — Она отошла. Он пытался ее вернуть, но она уворачивалась. — До того, как мы сделаем еще что-нибудь? — осторожно спросила она.

— Нет. — Он опять схватил ее за потную талию.

— Теперь тыдумаешь только об одном.

— Да. Я хочу, чтобы ты вышла за меня сейчас. — Его улыбка потухла, когда он увидел, что ей стало в тягость его прикосновение. Она обмякла, но не от страсти, а для того, чтобы высвободиться. Он разжал объятия, и она отошла, смущенная и обиженная; но он ошибочно принял ее реакцию за смущение. Она, храня молчание и вопросительно поглядывая на него, потянулась за бюстгальтером. В комнате было так жарко, что она блестела от пота, словно только что вышла из-под душа. От негодования у нее навернулись слезы на глазах.

Он последовал ее примеру и стал неторопливо одеваться. Дождавшись, пока он застегнет пряжку на брючном ремне, она спросила:

— Почему мы не можем пожениться послеконцерта?

— Сиам, — тихо сказал он, утирая потное лицо, — единственный способ для тебя дать концерт — уступить этому психу.

Сиам зажмурилась и ничего не ответила. Она знала, как его ранит ее молчание.

— Я бы его с радостью удушил, — сказал Барни. — Эти хозяева жизни сами побуждают людей к насилию.

— Не говори так. Ты меня пугаешь.

— А ты собираешься сидеть сиднем и ничего не предпринимать?

— Перестань.

Он добавил, обращаясь больше к себе, чем к ней:

— На войне столько славных парней погибают ни за грош.

Она заметила, как ввалились у него щеки.

— Не создавай лишних проблем. Как это тебе вообще пришло в голову — удушить человека!

— А как он поступает с тобой?

— Это совсем другое дело.

— В чем же разница?

— Это законно! — ляпнула она и сама поморщилась от своих слов. В следующее мгновение наградила его поцелуем. Он уже думал, что она готова согласиться с его логикой, но ее тело внезапно сотрясли рыдания.

— В чем дело?

— Я счастлива. — Она рыдала все громче, смущая его подобным проявлением счастья. — Ты хочешь меня такой, какая я есть. А я хочу стать для тебя всем.

— В таком случае, все в порядке. — Он улыбнулся, удивляясь ее тревожному счастью.

— Я хочу быть всем и для тебя, и для самой себя. — Она шмыгнула носом. Страстное стремление к счастью пропало. — Но это невозможно. Мне хочется, чтобы у нас с тобой все оставалось так же, как сейчас. Но одновременно мне очень хочется быть певицей в Нью-Йорке.

Он сделал шаг назад, но она схватила его за руку.

— Нет, сперва вытри меня.

Он взял со спинки кровати банное полотенце и вытер ей плечи и шею. В комнате было так жарко, что пот немедленно выступил опять.

— Неужели мы не можем быть разумными? — спросила она.

— Нет, — ответил он, зная, что за этим последует, и заранее печалясь.

Она держала его руки в своих ладонях и целовала их.

— Мы должны оставаться вместе. Я уже не смогу одна. И сдаваться я не хочу.

Ценя ее искренность, он ответил со всей нежностью, на которую был способен:

— Ты все равно это сделаешь. Придется.

— Не говори так! — Она поцеловала его и подтвердила его правоту: — Наверное, я глупая. Я не могу мыслить так же ясно, как ты, Зигги или Твид. Но мне всегда хотелось безудержного успеха. Когда я не пою, то во мне копится и не находит выхода возбуждение. — Сиам медленно закончила: — Ради тебя я от всего откажусь. Но сперва дай мне добиться успеха.

— Больше ничего не говори. — Он грустно покачал головой. — Я все понимаю.

Ему хотелось обнять ее, но он не мог. Несмотря на только что услышанное от нее, ему по-прежнему хотелось ее обнимать, и именно поэтому он ощущал необходимость бежать из комнаты сломя голову. Обнять ее, уступив порыву, значило бы согласиться с ней. Она была вольна поступать по своему усмотрению, чтобы не упустить шанс в жизни, но он никак не мог с ней согласиться.

Она читала его мысли по глазам.

— Если я провалюсь, то буду винить одну себя. Но если я провалюсь, не испробовав всех возможностей, то буду знать, что в этом виноваты они. Жить с такой мыслью невозможно. Они и меня побуждают к насилию. Но я знаю, что, пуская в дело свой талант, я возношусь над их мерзкими, ничтожными делишками. Соприкоснуться с их тоскливыми жизнями еще противнее, чем взять в руки таракана. Я их презираю. Мы кочуем по стране, иногда страшно выматываемся, но по крайней мере никому не причиняем вреда.