Секира и меч - Сергей Зайцев

– Конечно, не случайно! – бросил Раймунд. – Я уж давно заметил: рыцари наши как-то приуныли. Наверное, сказываются тяготы пути.

– Вот, вот!… – Готфрид перебирал браслеты, пояса, серьги. – И Порфирий не случайно повесился. Взыграла в нем черная желчь… Как он мог! Проделать такой путь – и так кончить…

– Трудно бывает понять поэтов, – сказали герцоги старую истину.

– Матерь Божья! – воскликнул Готфрид. – Сколько здесь богатств.

Герцоги опять спросили:

– Но что ты придумал? Скажи, не томи.

– Я не придумывал ничего. Все придумано древними, – Готфрид наконец нашел то, что искал, вынул из сундука узенький венец, искусно сплавленный из золотых зубчатых листочков. – Вот оно!… Вспомните, братья, был у римлян прекрасный обычай: отмечать короной воина, первого взобравшегося при штурме на стену.

– Corona muralis, – подсказал Роберт.

– Вот, вот! – кивнул Готфрид. – Если каждый из рыцарей захочет получить такую корону… Представьте, как поднимется боевой дух!

– У тебя светлая голова, Готфрид, – похвалил доблестный Боэмунд.

Здесь вошел тот рыцарь из стражи, а за ним – Глеб.

Герцоги замолчали и с затаенным восхищением оглядели мощную фигуру героя. На Глебе были византийские доспехи. Наверное, поэтому герцоги приняли Глеба за грека. Рыцарь сказал:

– Вот тот человек. Найти его мне было непросто, ибо, хоть он и первый в бою, в остальное время скромен и тих, будто агнец.

– Ты грек? – спросил Глеба Готфрид.

– Нет, государь.

Герцог пристально оглядел его:

– Откуда-то мне знакомо твое лицо. Мы не виделись с тобой прежде?

– Возможно, государь, – уклончиво ответил Глеб.

Он-то хорошо помнил, как в числе прочих декархов сопровождал герцога не раз к императору во Влахернский дворец. Но напоминать о том не хотел, поскольку полагал, что этот герцог выглядел не очень достойно в ослепительном сиянии мудрости императора; и вспоминать герцогу о том, быть может, будет не совсем приятно.

А Готфрид все вглядывался в его лицо:

– Определенно, мы где-то уже встречались. Мне знакомы эти глаза. Да и рост твой из заметных. Такого молодца в карман не спрячешь и в угол не задвинешь.

– Все просто, государь! – Глеб смотрел на герцога сверху вниз. – Мы идем сейчас одной дорогой. Мы встречаем друг друга в бою. Совсем обычное дело, что не раз встречались. Вы помните, наверное, и других воинов.

– Возможно, возможно, – покачивал головой Готфрид, прохаживаясь вокруг Глеба. – Так, значит, это ты, рыцарь, поднялся первый на стену Икония.

– Так получилось, – скромно ответил Глеб. Герцоги сказали:

– Скромность его похвальна. Приятно говорить с таким человеком.

А Роберт из Тулузы добавил:

– И заметьте, ничего не просит. Готфрид спросил Глеба:

– Откуда ты, рыцарь?

– Латиняне называют мою родину Рутенией. Готфрид кивнул:

– Да, я слышал о твоей стране. Но бывать в ней не приходилось. Говорят, там вечная темнота, холод и снег. Как там умудряются жить люди?

Глеб улыбнулся:

– Нет, государь! Рутения – большая. Есть в ней и теплые прекрасные места, есть плодородные земли, где растет все, что только ни посадишь, есть реки и озера…

– Ах, этих рек и озер нам не хватает сейчас, – перебил его Готфрид, потом спросил: – Почему же ты ничего не просишь, рыцарь, за свои подвиги? Почему не пользуешься случаем? Ведь в другой раз я могу пройти, не заметив тебя.

Глеб пожал плечами:

– Мне не нужно больше того, что я смогу унести. А поклажи у меня и так достаточно.

– Что ж! Разумный ответ, – оценили герцоги.

А Готфрид Лотарингский тем временем велел рыцарю из стражи:

– Собери на площади перед дворцом всех рыцарей, каких сможешь найти, – тех, что не очень пьяны, что не заняты грабежом, – поищи самых достойных.

– Трудно будет найти, государь, – ответил рыцарь. – Все разбрелись по городу в поисках добычи. Люди устали за этот переход и теперь веселятся. Это их право. Они даже могут не прийти. Герцог в раздражении повысил голос:

– Тогда скажи протрубить сбор у ступенек дворца.

– Ночь на дворе…

– Вели зажечь побольше факелов. Торопись, я хочу, чтобы было светло и людно.

– Будет исполнено!… – рыцарь удалился. А Готфрид опять повернулся к Глебу:

– И все-таки где-то я видел тебя. Но за последний год мне пришлось видеть стольких людей, что лица многих смешались у меня в памяти…

Глеб не успел ответить, ибо снаружи дворца трижды пропели трубы. Глас их был призывный и торжественный.

Едва смолкли звуки труб, послышались цоканье копыт, людской говор, смех, шарканье тысяч ног.

Готфрид, тронув Глеба за плечо, сказал:

– Идем, герой!…

И другие герцоги вышли за ними на крыльцо.

Горели факелы в руках многочисленной стражи. Площадь перед дворцом быстро заполнялась пешими и конными воинами. Становилось все шумнее.

Разумеется, рыцари выглядели сейчас далеко не так, как в первые дни похода. Доспехи их, – помятые, исцарапанные, – покрывали пыль и запекшаяся кровь; многие были ранены – светлели повязки в ночи; почти все – в большей или меньшей степени – пьяны. Рыцари вопросительно смотрели на герцогов и спрашивали друг друга, по какой причине протрубили сбор, – неужели опять в дорогу?

Герцог Готфрид поднял руку, и рыцари поутихли.

– Господа! – громким голосом обратился Готфрид. – День за днем мы приближаемся к заветной цели нашего похода. Нам осталось совсем немного до берега моря. И тогда будет легче… Там впереди, -

герцог, возвышаясь над толпой, показал рукой на восток, – много, очень много красивых, богатых городов. Все они будут ваши, едва только вы войдете в них. И каждый дом будет ваш, едва вы ворветесь в него. Я гарантирую это неоспоримое право победителя.

Крестоносцы приветствовали слова герцога одобрительными криками.

Готфрид повернулся к Глебу:

– Хочу возродить старинный обычай! Хочу, чтоб все видели, доблестные воины, как на чело этого героя, первого поднявшегося на стену города, я возложу золотой венец, – и он тихо обратился к Глебу: – Склони голову, рыцарь. Ты так высок, что я не могу достать…

Глеб опустился на пару ступенек, и Готфрид под восторженные крики толпы надел ему на голову сверкающую в свете факелов золотую корону.

Затем, стараясь перекрыть шум толпы, герцог прокричал:

– Вот он! Венценосный рыцарь! Слава ему!… И крестоносцы трижды прокричали славу.

Скоро крестоносное воинство вошло в пределы армянской Киликии. Увы, не всем рыцарям удалось добраться до этой благословенной земли. Многие тысячи истинных воинов, боголюбивых христиан, остались на пыльных, прокаленных палящим солнцем дорогах от пролива Босфор до города Тарса.