Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

Билл задумался. Как всякий влюбленный, он бережно хранил в памяти каждое слово своей милой. Ему вспомнилось, что сказала Джейн, когда покупала шоколад.

— У твоего дяди гостит американский миллионер. Алджи встрепенулся. Библейский конь, который при трубном звуке издает голос «гу! гу!»,[109] и тот не проявил бы подобной прыти.

— Правда?

— Некий Стикни.

— Кто тебе сказал?

— Твоя сестра.

— Так ты видел пигалицу? — с любопытством спросил Алджи. — Я хочу сказать, здесь.

— Да, я ее видел.

— И она сообщила тебе — официально — что есть готовый к употреблению миллионер? Отлично. Буду окучивать его, пока не принесет плоды. Дай Бог, чтобы Генри еще не выдоил из него все свободные средства. Однако неожиданное препятствие поднимает свою уродливую голову. По каким-то извращенным мотивам Генри не пускает меня в дом, значит, там должен поселиться ты. Итак, решено. Я звоню Джейн и говорю, чтобы она пригласила тебя погостить у Генри. Ты завязываешь дружбу со Стикни и зовешь его в гостиницу пропустить по кружечке пива. Я жду, изготовившись к прыжку. Ты нас знакомишь, дальше дело за мной. Промашки быть не может. Иду звонить Джейн.

— Нет!

— Ты сказал: «Нет»?

— Да!

— Надо же. Мне показалось, что ты сказал: «Нет».

— Сказал. Я на выстрел не подойду к Эшби-холлу.

— Почему?

— Потому что не хочу.

— Почему не хочешь?

Билл, припертый к стенке, не мог больше молчать.

— Потому что не могу быть рядом с Джейн… слышать ее голос…

Алджи удивился. С раннего детства он, как всякий брат, следил, чтобы Джейн знала свое место и не задирала нос, однако отталкивающей ее никогда не считал. Да, он называл сестру кнопкой и пигалицей, но всегда воспринимал ее как миловидную кнопку и очень симпатичную пигалицу.

— Не понимаю, — сказал он, — чем тебе не угодил ее голос. По мне, так вполне ничего. Она тебе не нравится?

— Конечно, она мне нравится!

— И все же ты не желаешь ее видеть. Не понимаю. Твой мыслительный процесс… Чтоб мне треснуть! — воскликнул Алджи, осененный внезапной догадкой. — Ты что, в нее влюбился?

— Да, — отвечал Билл, — и она обручена с другим. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу подходить к Эшби-холлу.

Алджи задумчиво нахмурился. Он видел, что пришло время призвать на помощь все свое красноречие и первым делом убедить раскисшего друга, что в несчастной помолвке нет ничего окончательного или непоправимого.

— Обручена с другим, да, — признал он, — но всего лишь с Лайонелом Грином.

Билл ответил, что ему неважно, как зовут человека, за которого выходит Джейн, важен сам факт, что она выходит замуж. Алджи возразил, что, напротив, в этом самая суть, потому что ни одна девушка не может всерьез помышлять о браке с Лайонелом Грином, даже если обручилась с ним в минуту умственного помрачения. Безумие схлынет, и девушка будет свободна рассматривать новые кандидатуры. Господи, сказал Алджи, неужели Билл никогда не слышал о разорванных помолвках?

Билл явно не разделял его оптимизма.

— Почему ты думаешь, что она захочет разорвать помолвку? — спросил он.

Алджи в нетерпении прищелкнул языком. Ничто так не раздражает, как необходимость повторять свои доводы тугодуму.

— Я же сказал. Она обручена с Лайонелом Грином. Билл тоже начал терять терпение.

— Кто такой Лайонел Грин? Ты так говоришь, будто я его знаю.

— А ты не знаешь?

— Впервые о нем слышу. В чем дело? Он прокаженный?

— Хуже. Он художник по интерьерам и торгует антикварной мебелью. И ведь мы всегда знали, что он чем-нибудь таким кончит. На нем с самого начала было это клеймо. А! — вскричал Алджи, Прозревая. — Я понял, в чем промашка. Я называю его Лайонел Грин, и у тебя в памяти ничего не всплывает. Мне надо было сказать: «Л.П. Грин». Не мог же ты забыть Л.П. Грина? Напряги мозги. Школа. Л.П. Грин.

Билл ойкнул. Он вспомнил, и это стало последней каплей. Его мысленному взору предстал Л.П. Грин, юноша, чье стройное сложение и точеное (хоть и в прыщах) лицо заранее говорили: это будет мужчина, перед которым не устоит ни одна женщина. Допуская, разумеется, что прыщи он вывел. О каком разрыве болтает Алджи? Девушка, обрученная с Л.П. Грином (который вывел прыщи), ни за что не расстанется с таким сокровищем. Пусть нравственно он далек от идеала, если не сильно изменился со школы, но что это значит в сравнении с внешней привлекательностью?

Билл резко встал.

— Пойду приму ванну, — сказал он к разочарованию Алджи, предвкушавшего долгую и плодотворную беседу об Л.П. Грине.

Глава VII

Джейн повезло. Вернее, ей повезло дважды — по крупному и по мелочи. Мелким везением было то, что ее подбросили на машине, избавив от необходимости трястись в душном вагоне. Крупное везение было связано с Лайонелом Грином. В итоге она вернулась в Эшби-холл с чувством, что все повернулось как нельзя лучше.

Подвез ее коллега, тот самый книжный обозреватель, который снабжал ее триллерами. Джейн встретила его по дороге на вокзал. Узнав, что она едет в Эшби Параден, обозреватель предложил ей прыгнуть в машину, потому что едет в Брайтон, а Эшби Параден — по дороге. Он довез ее до ворот, и Джейн двинулась по аллее в крепнущем убеждении, что мир прекрасен. Она одобряла все, что этот мир ей предлагал. Солнце сияло, и Джейн нравилось, как оно сияет. Небо голубело, и Джейн не желала ему другого оттенка. Лупоглазый кролик выглянул из куста и уставился на нее с тем же завороженным выражением, что и любой кролик в мире, и Джейн подумала, что еще никогда не видела такого симпатичного кролика. Эшби-холл, представший ее взгляду, утратил восемьдесят пять процентов своего безобразия и даже обрел некую странноватую красу. Еще немного, и Джейн бы запела.

Генри сидел на лужайке в любимом шезлонге, и она устремилась к нему, как на крыльях. Вот кому надо сообщить новости!

— Генри, — сказала Джейн, — хочешь длинный и очень смешной анекдот?

Генри спросонок задумался над вопросом. Его разморило на солнышке, и он задремал.

— Если это не надолго. Я жду викария.

— Ладно, постараюсь покороче, но жалко выпускать лучшие места. Полный восторг от начала и до конца.

— Если это про жену священника и пьяного матроса, то Уэйд-Пиготт мне вчера уже рассказал.

— Нет. Его еще пока не рассказывают. Он про Лайонела. Если ты помнишь, я позвонила ему и попросила пригласить меня на ланч.

— Моя память еще не настолько ослабла от старости. И как?

— Ланч? Ланча мне не досталось. Я съела булочку в чайной.

— Размолвка влюбленных?

— Не совсем.

— А что же?

— Сейчас начнется смешное. Я пришла в этот мерзкий клуб, но Лайонела там не было.

Генри заморгал, окончательно просыпаясь. Рассказ его захватил.

— Он не пришел?

— Да.

— Хотя договорился с тобой о встрече?

— Да, хотя договорился о встрече.

— Он рехнулся?

— Ничуть, как ты скоро узнаешь, если перестанешь меня перебивать. Он не пришел, но выставил вместо себя запасного игрока, Орло Тарвина. Помнишь? С бородой.

— Он заболел?

— Тарвин?

— Лайонел.

— А, Лайонел… Не думаю. Насколько я знаю, здоровехонек.

— Тогда почему он не пришел?

— В этом вся соль анекдота, и я вижу, что он получится не таким уж длинным. Ты знаешь, что Лайонел ездил в Америку украшать дом какому-то миллионеру. Так вот, по ходу дела он обручился с миллионерской дочкой, а Тарвина отправил сообщить мне роковую новость. Вероятно, Лайонел счел, что сам с этим не справится.

Многие люди, помимо Алджи, в разное время нелестно высказывались об Л.П. Грине, но мало кто достигал такой выразительности. Генри говорил секунд тридцать, прежде чем Джейн смогла продолжить рассказ.

— Тарвин был ужасно добр. Он бесконечно долго меня утешал, и мне не хватило духу сказать, как я рада.

Генри вытаращил глаза.

— Рада?

— Вне себя от радости и облегчения. Я собиралась, по совету Алджи, разорвать помолвку за кофе, и немножко побаивалась, как это пройдет.

Генри совсем оторопел. Он не одобрял планы Джейн, поскольку, как многие другие, считал, что Лайонел Грин — первостатейная гнида, однако всегда полагал, что ее эти планы устраивают.

— Ну, это, конечно… неожиданно.

— Я так и думала, что ты подпрыгнешь.

— Утром ты мне ничего не говорила.

— Утром я сама не знала. Мысль пришла мне в поезде. Бывают такие озарения. Передо мной забрезжило, что в Лайонеле нет ничего, кроме профиля и знойных глаз. Видимо, они и вскружили мне голову. Перед тобой одна из тех, кто сходит с ума по актерам, и будь я акробаткой, я бы себя лягнула. Ах, Генри, как жаль, что ты такой красавец! Это единственный твой изъян. Толпились ли девушки у задних дверей, когда ты выходил после спектакля?