Республика воров - Скотт Линч

– Ах, какая жалость, – промолвила Сабета елейным голоском, в искренности которого не усомнился бы никто, даже если бы у нее за спиной неожиданно возникло слово «ЛОЖЬ», начертанное десятифутовыми огненными письменами. – Но эта роль уже занята.

– Неужели? – Шанталь медленно подошла к Сабете и поглядела на нее сверху вниз (Сабета была почти на голову ниже). – А ты кто такая?

– Амадина, – невозмутимо ответила Сабета. – Царица Сумерек.

– Да ты мне в дочери годишься, соплячка каморрская! И мордашкой не вышла… Ты шутишь?

– Нисколько, – раздраженно заявил Локк, не собираясь позволять посторонним дурно отзываться о Сабете в его присутствии.

– Джасмер, ты с ума сошел! – сказала Шанталь. – Ну какая из нее Амадина? Пусть вон Пентру сыграет. Ей же всего шестнадцать, ни сисек, ни жопы, и вообще внешность ничем не примечательная…

– Ничем не примечательная?! – возмущенно повторил Локк. – Да у тебя вместо глаз – стекляшки, дури…

Договорить прочувствованное, но неосмотрительно выбранное слово он не успел, потому как Бертран грубо схватил его за шиворот и поволок на встречу с внушительным кулаком, уже отведенным в замахе. Окружающий мир странно замедлил движение; побои были Локку не в новинку – он обладал удивительной способностью предугадывать грозящую ему опасность ровно за миг до того, как она становилась неминуемой.

Спасло Локка чудо в образе Жана Таннена, который врезался плечом под дых Бертрану и сбил его с ног, тем самым помешав нанести сокрушительный (для Локка) удар.

– Берт! – воскликнула Шанталь.

– О боги, – вздохнула Дженора.

Локк запоздало сообразил, что Жан успел не только оттолкнуть его подальше от Берта, но и передать ему свои драгоценные очки.

Шестнадцатилетний Жан, юноша плотного, несколько грузного телосложения, обладал внушительным брюшком, держал себя с миролюбивым достоинством, и даже темная поросль на пухлых щеках – с недавних пор предмет тщательных забот и плохо скрываемой гордости – не придавала ему устрашающего вида. Бертран был лет на десять его старше, на голову выше и на двадцать фунтов тяжелее, а вдобавок выглядел так, будто легко мог разорвать быка напополам, поэтому дальнейшее развитие событий удивило даже Локка.

Для начала противники обменялись парой ударов, а потом, сцепившись, молотя друг друга и отчаянно лягаясь, кубарем покатились по двору. Верх переходил от одного к другому: вот Жан сдавил Бертрану горло, но тот саданул ему под ребра, и Жану пришлось ослабить хватку; вот Бертран придавил Жана всем телом, но Жан вывернулся и, в свою очередь, прижал противника к земле.

– О всевышние боги! – простонала Шанталь. – Остановитесь! Прекратите! Да успокойтесь же вы!

Жан попытался зажать шею Бертрана локтевым сгибом, но Бертран каким-то стремительным ловким приемом перебросил Жана через плечо; тем не менее воспользоваться полученным преимуществом ему не удалось, потому что Жан, применив еще какой-то стремительный и ловкий прием, впечатал Берта в стену. Противники продолжали бороться, пробуя всевозможные захваты, пока наконец Жан не выскользнул из рук Бертрана и не откатился в сторону, что оказалось серьезной ошибкой: Бертран, размахнувшись, изо всех сил нанес Жану ошеломляющий удар в челюсть. Жан упал как подкошенный.

Бертран пошатнулся и, совершенно обессилев, повалился ничком рядом со своим юным противником.

– Шанталь, – вздохнул Монкрейн, – я бы и без этого тебе объяснил, что выбор актрисы на роль Амадины сделан и обсуждению не подлежит. Однако же я ни за что не поверю, что наш юный друг способен не только мастерски драться, но и проворно работать иглой.

Дженора и Благородные Канальи обступили Жана, а Шанталь, Алондо и Монкрейн захлопотали вокруг Берта. Оба противника вскоре пришли в себя, и их усадили под стеной.

– Очки… – попросил Жан.

Локк протянул ему очки, Жан нацепил их на нос и удовлетворенно вздохнул.

– Курево, – буркнул Бертран.

Шанталь вручила ему самокрутку из листового табака и поднесла к ней алхимический фитилек. Берт раскурил сигару, переломил ее пополам, поднес горящий кончик ко второй половине и передал ее Жану. Тот благодарно кивнул, и недавние противники с наслаждением затянулись ароматным дымом.

Все ошарашенно смотрели на них.

– Ты в ручной мяч играешь, приятель? – басовито, выговаривая слова на веррарский манер, спросил Бертран.

– Конечно, – ответил Жан.

– А за нашу команду поиграть не хочешь? Мы обычно в Покаянный день собираемся, после обеда. Скидываемся по два коппина с носа, проигравшие победителям эль выставляют.

– С удовольствием. Только обещай моих друзей больше не трогать.

– Заметано, – кивнул Бертран и погрозил Локку пальцем. – А ты, дружок, больше не смей так о моей жене говорить.

– А ты жене передай, пусть она Верену не оскорбляет, – буркнул Локк.

– Эй, задохлик, здесь вроде все по-терински говорят! – Шанталь ткнула Локка пальцем в грудь. – Хочешь мне что-то сказать – так и скажи.

– Вот и скажу! – Локк сверкнул глазами. – Не смей Верену оскорблять!

– Прошу прощения… – Сабета весьма чувствительно отпихнула Локка в сторону. – Я что, в невидимку превратилась? В его защите я не нуждаюсь!

Локк поморщился, как от боли.

– Что, стерва, самой за себя постоять захотелось? – прошипела Шанталь. – Молодец! Я научу тебя, как это делается! Вот попробуй только…

– ПРЕКРАТИТЕ! – рявкнул Монкрейн громовым голосом, оттолкнув Сабету от Шанталь. – Лодыри безмозглые! Успокойтесь немедленно, не то я сейчас все брошу и пойду еще какому-нибудь знатному оболтусу морду бить.

– Шанталь, любимая… – ласково произнес Бертран, выпуская облачко дыма, – уж если Джасмер разумные вещи изрекает, то, пожалуй, и в самом деле пора утихомириться.

– Амадину будет играть Верена, – заявил Монкрейн. – И это не обсуждается. А ты, Шанталь, будешь Пентрой – или Четвертой камеристкой у Басанти, если тебе больше нравится у него на сцене титьки оголять.

Шанталь злобно глянула на него и неохотно протянула руку Сабете:

– Ладно, мир. Фиг его знает, может, у тебя на сцене жопа солнцем блещет.

– Мир. – Сабета пожала предложенную руку. – Я всем покажу, как Амадину нужно играть.

– Ха! – присвистнул Бертран. – Слышь, Верена, а тебе моя жена понравится, дай только срок.

– Ну я у лучших наставников терпению училась, – натянуто улыбнулась Сабета.

– Ну, раз ты Амадина, кто же твой Аурин? – спросил Бертран. – Кто будет томно вздыхать, глаза закатывать и поцелуями тебя осыпать?

У Локка замерло сердце.

– Вот как раз это мы и обсуждали перед вашим появлением, – вздохнул Монкрейн и потер лоб. – И я решил… В общем, чтобы не рисковать понапрасну, ты, Лукацо, сыграешь Феррина.

– Я… погодите, кого я сыграю? – переспросил Локк.

– Того и сыграешь. Роль Аурина требует большего мастерства, поэтому Аурином будет Алондо.

– Но…

– На сегодня – все. Обсуждение окончено. И кстати, устав труппы я знаю не хуже Дженоры. Если кто-то из вас вздумает на товарища руку поднять, деньги из жалованья вычту. Надеру задницу не хуже осерчавшего родителя. А теперь все пошли вон.

– Пентра, – пробормотал Жан, сверяясь с текстом. – Падшая женщина знатного терим-пельского рода. Задушевная подруга Амадины.

Приятели сидели в углу таверны госпожи Глориано, подальше от стойки, где после ужина Бертран, Джасмер, Алондо, Шанталь и Сильван пропивали будущие доходы труппы.

– Список действующих лиц мне известен, – буркнул Локк. – Ты что, со мной разговаривать не желаешь?

– Ага, – вздохнул Жан, откладывая рукопись. – Мне бока намяли, со сцены выгнали, назначили грузчиком и счетоводом, а ты киснешь в неизведанных глубинах хандры.

– Но я…

– Знаешь, если тебе так хочется с ней на сцене целоваться, поговори с Джасмером.

– Он об этом говорить не желает… – Локк рассеянно, не чувствуя вкуса, пригубил теплый эль. – Заявил, что с творческими решениями постановщика не спорят.

– Тогда поговори с Алондо.

– Да? А с чего бы начинающему актеру добровольно расставаться с главной ролью?

– Ну, не знаю… Может, ты его убедишь? Или голову ему заморочишь? Тебя ж вроде как этому учили.

– Да… Нет, понимаешь, он парень неплохой, такого не заслуживает. И вообще, это тебе не Джасмера подначивать. Неправильно это.

– Тогда я тебе вот что скажу, дружище. Я, конечно, не предсказатель и предсказателем становиться не собираюсь, сколько бы ты тут эль слезами ни разбавлял. Еще недавно я считал, что докучливее братьев Санца никого на свете нет… О боги, как я ошибался! Ваши с Сабетой бесконечные разборки достают куда больше.

– Я ж не виноват, что она такая… непостижимая!

– Вы же с ней о чем-то разговаривали.

– Ну да, разговаривали. А потом все пошло наперекосяк.

– А тебя не осеняла исключительная мысль еще раз с ней поговорить?